«Мама Леши Соколова до сих пор ждет сына»
— Лодка шла под дизелями со скоростью 9,5 узла, — рассказывает Сергей Михайлович. — В соответствии с установленным порядком, чтобы был хороший приток воздуха к дизелям, были открыты переборочные двери между 3-м, 4-м и 5-м отсеками. Это было всегда, и неважно, кто был старшим на борту, командир эскадры или другое высокое начальство.
До базы оставалось полтора часа хода. Ужин на подлодке закончился. Старший помощник Сергей Кубынин находился во втором отсеке, заканчивал составлять график вахты при стоянке в базе.
— Я уже надел меховую куртку, чтобы подняться на мостик. Через минут 15 мы должны были выйти на входные шкотовские створы и войти в пролив Босфор Восточный. И в это время раздался страшный удар. Наступила темнота. Что-то чиркнуло меня по голове. Потом я понял, что это пролетела печатная машинка «Москва», которая стояла у нас на полке справа по борту в кают-компании офицеров. Отдраив переборочную дверь, выскочил на центральный пост. Палуба уходила из-под ног. Крен был на правый борт. Через шахту верхнего рубочного люка шквалом обрушилась вода.
Кто-то упал Сергею Кубынину под ноги. Это оказался инженер-механик Валерий Зыбин. Он отправился на мостик, чтобы выкурить сигарету. В это время теплоход «Рефрижератор-13» протаранил подлодку.
— «Реф-13» подкрался без ходовых огней и был обнаружен за 100 метров на наших курсовых углах. Командир успел подать команду «право на борт». Носовой частью рефрижератор врезался в левый борт, удар пришелся на 6-й отсек. Подлодка легла на правый борт, механик успел прыгнуть в шахту верхнего рубочного люка, остальные с мостика полетели в воду.
Те дизелисты и электрики, кто был в 5-м и 6-м отсеках, погибли в первые секунды после тарана. Парней переломало от удара. В отсеке слетели с фундамента многие механизмы. Мичмана Лысенко, который стоял на вахте, раздавило станцией главного электродвигателя.
— Вода хлестала и из 4-го отсека. Там находилась старшинская кают-компания. Была готовность №2. 14 человек после ужина сидели, травили анекдоты. Когда пошел шквал воды, единственное, что они успели, это загерметизировать переборку в центральный отсек. Они делали то, что положено. Я видел, как они задраивали переборку с нашим 3-м отсеком, быстро вращая маховики судовой вентиляции, зная, что сами могут погибнуть. На наших глазах совершали подвиг. Спасли остальных, сами остались в затапливаемом 4-м отсеке.
Начало трагедии было положено оперативным дежурным Охраны водного района Приморской флотилии. Уходя на ужин, он оставил мичмана, забыв его предупредить, что на базу возвращается подводная лодка. А тот, ничего не зная о С-178, разрешил выход рефрижератору, который стоял на якоре в бухте Диомид.
— Судно «Реф-13» к рыбакам не имело никакого отношения. Оно к тому времени уже стало переоборудованным теплоходом, который перевозил различные грузы. В частности, в тот день, 21 октября 1981-го, они были загружены кирпичом. Стояли на якоре, оформляли разрешение на выход в море и отмечали день рождения старшего помощника капитана Курдюкова. У них в кают-компании был накрыт стол. «Реф-13» дали разрешение на выход по ошибке. И это пьяная гоп-компания снялась с якоря и пошла в открытое море.
Старпом «Реф-13» Курдюков, решив сократить путь, самостоятельно изменил курс на запрещенный. Судно вошло в район боевой подготовки Тихоокеанского флота, где находилась подлодка С-178.
— Там везде, на острове Русском, на мысе Голдобина, на Жидкова, стоят посты наблюдения 47-й бригады ОВРа, которые проморгали «пирата». А на рефрижераторе, чтобы их не завернули, вырубили ходовые огни. И они пошли в темноте вдоль берега по запрещенному району, полностью сливаясь с островом Русским. У них на борту был один трезвый — третий помощник капитана. Он докладывал, что видит нас и пеленг не меняется. Согласно инструкции, требовалось срочно изменить курс. Но Курдюков, управлявший судном, лишь отмахнулся, заметив, мол, проскочим, это, наверно, рыбаки на баркасе селедку ловят... Они посчитали, что впереди мелкая посудина, которая уступит им дорогу. Капитан судна-рефрижератора даже не появился на мостике, как лежал в каюте на койке, так и не поднялся.
Рефрижератор и подводная лодка продолжали сближаться. На мостике С-178 стояли командир лодки, капитан третьего ранга Валерий Маранго, а также вахтенный офицер, штурман, боцман, механик, доктор, замполит, рулевой, сигнальщик и матросы — всего 12 человек. Силуэт надвигающегося судна без сигнальных ходовых огней на фоне черных скал острова Русский они заметили слишком поздно. Рефрижератор врезался в 6-й электромоторный отсек, проделав пробоину в десять квадратных метров. Командиру подлодки чудом удалось избежать столкновения лоб в лоб.
— В этом случае могли сдетонировать все восемь боевых торпед, которые находились в первом отсеке. От «Реф-13» не осталось бы даже ботинок старпома... Это ведь две тонны взрывчатки.
Все, кто был на мостике С-178, не считая механика, от сильнейшего удара упали в ледяную воду. Семерых удалось спасти, в том числе командира Валерия Маранго.
— Четверо погибли. Первым утонул сигнальщик, старший матрос Николай Ларин. Его отбросило на антенну, штырь ударил ему в левый висок. Не стало еще двух матросов, а также старшего лейтенанта Алексея Соколова — лучшего вахтенного офицера бригады. Его тело так и не нашли. Его мама жива, она до сих пор ждет сына…
«Могли переборку не открыть, имели на это право»
После аварии, находясь в 3-м, центральном отсеке, куда поступала вода, Сергей Кубынин вместе с инженером-механиком пытались продуть среднюю группу цистерн главного балласта, но крен в 32 градуса и дифферент 7 градусов на корму не отходили.
— Попробовали всплыть. Все было напрасно. Три отсека были уже затоплены. Мы стояли по колено в воде. Стало понятно, что надо уходить. Связались со вторым отсеком. Выяснилось, что там был пожар. У них замкнуло батарейный автомат, через который поступает электропитание подлодки от аккумуляторной батареи. Сровняли давление со вторым отсеком, а когда перебрались туда, поняли, что дышать там нечем, впору было включаться в дыхательные аппараты ИДА-59. Этого хватило бы на 40 минут, а с чем потом выходить на поверхность? От угарного газа нас начало покачивать, надо было немедленно переходить в 1-й, торпедный отсек, который считался убежищем.
Но в 1-м отсеке им не торопились открывать люк.
— Нам удалось с ними договориться. Там было 11 человек. Командир первого отсека старший лейтенант Алексей Соколов погиб, оставшись на мостике. Командовать было некому. Там оказался начальник штаба бригады капитан второго ранга Владимир Каравеков, который был старшим на этом выходе. Но у него прихватило сердце. Когда мы вошли в носовой отсек, он лежал на подвесной койке весь белый и не двигался. Даже речь давалась ему с трудом. У него было предынфарктное состояние. Когда я спросил: «Что, Владимир Яковлевич, плохо?» — он только кивнул.
— Могли не открыть люк в 1-й отсек?
— Могли, имели на это право. Только кто-то ведь должен был все организовывать. Они не могли связаться со спасателями, потому что гарнитура от телефона находилась во 2-м отсеке в радиорубке. Они вынуждены были открыть переборку по многим причинам.
Какое-то время 1-му отсеку удавалось держать связь с матросами из 7-го отсека. Там были еще живые четыре матроса, которые два часа боролись за жизнь. Пытались открыть выходной люк, но от удара его заклинило. По внутрисудовой телефонной связи попрощались с ребятами из 1-го отсека и затихли...
— Они погибали очень страшно, так же как в 2000 году парни на «Курске». Но успели, так же как матросы 1-го отсека, выпустить аварийно-сигнальный буй, чтобы легче было работать спасателям.
Большие поплавки красного цвета всплыли на поверхность, обозначив местонахождение подлодки. Носовой буй работал как антенна. Он «выпрыгнул» на поверхность вместе с кабелем и гарнитурой. Подводникам удалось установить связь с «землей». Им сообщили, что к ним направляются спасатели «Машук» и «Жигули», а также спасательная подводная лодка «Ленок».
К счастью, третий и четвертый торпедные аппараты на подлодке, которые обычно использовались для ядерных боеприпасов, в этот раз оказались свободны. Иначе у подводников не было бы шансов выбраться наружу.
— Нас было 26 человек, а индивидуальных дыхательных аппаратов (ИДА-59) — только 16. У каждого подводника «идашка» находилась там, где расположен его боевой пост. В разных отсеках. Вода поступала стремительно, всего удалось собрать 16 аппаратов, часть из них мы прихватили, покидая центральный пост.
Сергей Кубынин несколько часов переговаривался со спасателями, пока к полуночи не разыгрался шторм и к утру не оборвался кабель аварийно-спасательного буя. Приемник замолк.
— Пока была еще связь, мы договорились, что водолазы через третий торпедный аппарат передадут нам недостающие дыхательные аппараты. Мы затопим отсек и будем выходить из этого ада все вместе. Рядом с нами на грунт ляжет спасательная подлодка, и при выходе водолазы будут переводить нас на «Ленок».
Время шло, лодка не появлялась.
— На «Ленке» была неисправна гидроакустическая станция, они сутки не могли нас найти. Я считаю, что использование спасательной подлодки «Ленок» было фатальной ошибкой. Про это сейчас никто не хочет говорить. У нее был полностью выработан моторесурс, они шли в ремонт, на следующий день должны были выгрузить аккумуляторную батарею. Но во Владивосток прибыл главком ВМФ Сергей Горшков. Все встали по стойке «смирно». И не нашлось смельчака, который бы не побоялся ему доложить, что подлодка «Ленок» не готова к спасательным работам.
Сергей Кубынин считает, что драгоценное время было упущено. Под давлением, без угрозы получить кессонную болезнь, можно находиться около 12 часов. На борту было 16 дыхательных аппаратов. И 16 человек могли бы выйти через торпедный аппарат, не дожидаясь спасательной лодки. Остальные остались бы ждать недостающие спасательные комплекты ИСП-60. Но руководство решило иначе…
Прошло полтора суток, но снаружи была тишина. Температура в отсеках продолжала падать. Дышать становилось все труднее.
— Видя, что настроение у ребят на нуле, все замерзли, я решил достать из сейфа канистру со спиртом. Говорю: «Давайте, жулики, несите спирт, который вы разбавили». Мы как-то пришли с моря, а оставшиеся на вахте матросы умудрились вскрыть сейф, отлили спирт, а чтобы я не заметил, разбодяжили водой. Налил им граммов по 30. Там было градусов 50, не больше. Все повеселели. Так вот выживали.
Чтобы поднять боевой дух матросов, старпом Сергей Кубынин решил их наградить.
— У меня в сейфе, в коробке, лежали знаки отличия и печать. Я вручил бойцам кому «Мастера ВМФ», кому «Специалиста ВМФ 1-го класса», кому «Отличника ВМФ», кому жетон «За дальний поход». Не имел права это делать, но в той обстановке сделал это. Ребята сдавали главный экзамен в их жизни — на выживание. Сказал: «Доставайте военные билеты», — и присвоил им очередные звания, одному — старшина первой статьи, другому — старшины второй статьи. Все согласно уставу, в зависимости от должности. Все знаки отличия и классность занесли в документы, в военные билеты. У ребят появилась надежда. Забегая вперед, скажу, что никто потом не посмел пересмотреть или отменить это решение.
— Как поддерживали силы, что-то из провизии было на лодке?
— Там не до этого было. Вода была, и этого было достаточно. Дембеля вытащили шоколадки, которые приберегли к увольнению со службы. Их и поделили по-братски. У дембелей тот выход в море был последним во всех смыслах, уже был готов приказ об увольнении.
Связи с землей по-прежнему не было. Силы у бойцов заканчивались. И тогда Сергей Кубынин решил отправить наверх двух связных. В торпедный аппарат загрузили связиста-командира БЧ-4 — начальника РТС Сергея Иванова и командира отделения трюмных машинистов Сергея Мальцева.
— Выпустили буй-вьюшку, которая потянула за собой буйреп — специальный трос с мусингами. По нему ребята и пошли потихонечку наверх, стараясь хоть как-то соблюсти режим декомпрессии. Их приняли на спасательном судне «Машук». Я рассчитывал, что они доложат обстановку, но начальство их ни о чем расспрашивать не стало, ребят тут же поместили в барокамеру.
А подводники, оказавшиеся в западне, прислушивались к каждому шороху. Шума винтов над головой слышно не было. Не было и обещанных дыхательных аппаратов.
В группе матросов были совсем сникшие ребята, как говорит Сергей Кубынин, психологически подорванные. Двух «слабаков»-первогодков старпом решил отправить наверх в сопровождении старшины команды трюмных Дмитрия Ананьева. Как потом выяснилось, на поверхности их в сумерках поздно заметили. Моряки успели нахлебаться воды и погибли. Тела их до сих пор не найдены.
Когда шли вторые сутки, подводники наконец услышали стук по корпусу носового отсека. Но прошло еще достаточно много времени, пока водолазы со спасательной лодки «Ленок» загрузили в открытую трубу торпедного аппарата четыре дыхательных аппарата и комплекты гидрокостюмов. В записке было сказано: «Ждите новую кладку».
«Нас замуровали»
Начальнику штаба Каравекову между тем становилось все хуже. Сергей Кубынин решил выпускать на поверхность третью группу.
— Владимира Яковлевича Каравекова мы очень ценили как товарища и грамотного начальника. Но его, видимо, погубила грядущая ответственность. Он погиб уже в торпедном аппарате, у него остановилось сердце.
Когда уже были получены все недостающие дыхательные аппараты, подводники затопили отсек, оставив небольшую воздушную подушку, чтобы дышать. Открыли третий торпедный аппарат, заполнили его водой, сравняв давление с забортным. Было расписано, кто за кем из оставшихся 18 моряков выходит.
— Первым пошел Федя Шарыпов, смотрим, он начал пятиться, мы услышали: «Нас замуровали». Водолазы по собственной инициативе завалили аппарат резиновыми мешками с провизией. Решили нас покормить на третьи сутки. Услышав, что выход закрыт, матрос Петр Киреев потерял сознание. Видимо, парень держался из последних сил, сказалось отравление углекислым газом, окисью углерода, хлором, парами соляры. Отсек был затоплен, помощь не окажешь... Мы ему только поддули костюм, чтобы он оставался на плаву.
Выталкивать мешки с едой отправился механик Валерий Зыбин. Вскоре подводники услышали три заветных удара по торпедному аппарату. Путь был свободен.
— Выходили уже всей оставшейся группой, один за другим. Водолазы с «Ленка» встретили только первых шесть наших подводников. Главное было не дать им сразу всплыть на поверхность, ведь мы более двух суток были на глубине. Первая шестерка попала в барокомплекс «Ленка», который, кстати, был рассчитан на 62 человека. А остальных наших ребят уже никто не встречал у торпедного аппарата. Все выскакивали сами на поверхность. Матроса Леньшина, который выходил в середине основной группы, так и не нашли. Парень пропал.
В одном из спасательных комбинезонов, которые им передали водолазы, не было свинцовых стелек, которые предназначены, чтобы человека не переворачивало в воде. Старпом Кубынин взял его себе. Выходил последним.
— Не было уже ни спасательной лодки, ни водолазов. «Ленок» уже сам стал к тому времени загибаться, на подлодке окончательно села аккумуляторная батарея, потом мне рассказали, что они сутки сидели в темноте, чтобы сэкономить заряд батареи и подняться на поверхность. Спустя 25 лет я нашел в Находке водолаза с «Ленка». Сергей Овчинников рассказал, что он был последним, кто заканчивал спасательные работы тогда на дне. Ему сообщили, что меня спасать уже бесполезно, потому что у меня уже кончился кислород.
Из-за отсутствия свинцовых стелек Сергей Кубынин выходил вверх ногами.
— Попробовал подняться на надстройку лодки, держась за леер. Надеялся пройти до рубки, оттуда забраться к перископу. Это все-таки на десять метров ближе к поверхности, давление воды не такое сильное. Но, карабкаясь к перископу, я потерял сознание. Запаса воздуха для всплытия уже не хватило. Но аппарат устроен так, что дыхательный мешок, создающий положительную плавучесть, выталкивает человека на поверхность. Меня выбросило с глубины, как пробку от шампанского. Потом рассказывали, что ребята подцепили меня багром и закинули в ялик. Первым ко мне кинулся не врач, а особист. Распорол ножом костюм, тут же полез в карманы, вытащил у меня печать и вахтенный журнал, где я записывал все, что с нами происходило. Этот вещдок, кстати, потом исчез и не был приобщен к уголовному делу.
Очнулся Сергей Кубынин через 12 часов в барокамере спасательного судна «Жигули».
— Пять с половиной суток приходил в себя по особому режиму рекомпрессии. Потом я узнал, что, когда главкому Горшкову доложили, что последний из подводников в барокамере пришел в себя и в 6 утра у него заканчивается режим рекомпрессии, он сказал: «Мы их с цветами встречать не будем». Это можно было расценить как приговор командиру нашей подлодки. Мы поняли, что всю вину по линии флота повесят на командира. Мы не ошиблись в своих предположениях.
В госпитале, куда Сергей Кубынин попал после барокамеры, ему поставили семь диагнозов, что привело к 9 операциям. Медики определили у него двухстороннюю пневмонию, отравление углекислым газом, отравление кислородом, окисью углерода, пневмоторакс, баротравму легких, кессонную болезнь...
— Когда меня спустя четыре месяца выписали из госпиталя, я шел первый день по бригаде, навстречу мне попался новый комбриг Иванов. Поприветствовал он меня своеобразно, сказав: «Что ты не занимаешься списанием подводной лодки? Я тебя тоже посажу!»
Приговором военного трибунала Тихоокеанского флота командир подводной лодки С-178 капитан третьего ранга Валерий Маранго и старший помощник капитана «Рефрижератор-13» Виталий Курдюков были приговорены к тюремному заключению сроком на 10 лет и 15 лет с отбыванием в исправительно-трудовой колонии общего режима.
Сергею Кубынину сулили должность командира на новом корабле и учебу в академии, правда, с одним условием: если он отзовет поданную в защиту командира подлодки кассационную жалобу. А старпом по-прежнему настаивал на пересмотре приговора Маранго. И его опять грозились посадить. На этот раз — прокурор флота полковник юстиции Перепелица. Кассацию Кубынин не отозвал, поставив тем самым крест на своей карьере.
Но Сергей Михайлович все-таки дослужился до звания капитана первого ранга, правда, уже в другой структуре, в другом ведомстве. С отличием окончил Военно-инженерную академию имени Куйбышева. Работал в центральном аппарате МЧС России. Потом командовал поисково-спасательным отрядом, был старшим механиком на спасательном судне.
Все эти 39 лет, прошедших со дня аварии, Сергей Кубынин добивается реабилитации командира подлодки Маранго. Валерия Александровича уже нет в живых. Колония подорвала его здоровье, после освобождения он прошел обучение на гражданских судах, ходил капитаном в прибрежном флоте. В 2001 году его не стало. Также Сергей Михайлович добивается награждения погибших подводников С-178. Пока безрезультатно. Единственное, что получили их родственники, это от 80 до 300 рублей на погребение.
О подвиге экипажа С-178 у нас вспоминать не хотят, а в Перу, например, мужественным советским морякам недавно отдали честь. Сергей Кубынин только что вернулся из Лимы. У перуанцев была точно такая же трагедия. 26 августа 1988 года перуанскую подводную лодку «Пакоча» при возвращении в Кальяо протаранил японский сейнер-тунцелов. Лодка легла на грунт на глубине 40 метров. 8 подводников погибли. Оставшиеся в живых 23 перуанских моряка выбирались из затонувшей подлодки через спасательную камеру методом шлюзования, а потом свободного всплытия. Командование принял на себя третий офицер — лейтенант Роджер Котрина. С Сергеем Кубыниным они стали побратимами.
В далеком Перу вспомнили, как отчаянно боролись за жизнь в 1981 году русские моряки. Командующий подводными силами Антонио возложил венок погибшим морякам С-178. Прозвучал Гимн России.
Вспомним и мы.
