- Василий, когда последний раз ты общался с Михаилом? И каким образом теперь возможно коммуникация?
- Вчера и общался. Мы с ним переписываемся. Это происходит таким образом: я пишу в телефоне, заполняя определенным образом существующую в СИЗО форму, где обязательно указываю свой телефон, электронную почту. Потом в определенном окошечке набираешь текст и нажимаешь кнопку «к оплате». Я оплачиваю эту услугу, в том числе, чтобы Миша смог мне ответить. Надо сказать, мне не сразу удалось наладить эту систему, пару раз ошибся, но сейчас все в порядке: я пишу, цензура читает и передаёт письмо Мише, а он - отвечает. Да, цензура обязательно проверяет письма - а вдруг я буду подбивать его на переворот в нашем квартале?
- Как часто пишешь крестнику?
- В недельку пару писем отправляю. Только когда было заседание по апелляционной жалобе я не стал его беспокоить. Да, он мне пишет, его письмо фотографируют и переправляют мне на почту.
- Как у Михаила настроение?
- Он прав, когда говорит, что надежды на смягчение срока особой нет. Полгода лишь скостить - это, конечно, круто! Приговор ещё не вступил в силу. Готовится аппеляция, новым адвокатом.
- Ты и близкое окружение Михаила довольны тем, как ведёт дело новый адвокат Петр Хархорин?
- Пока трудно сказать. Вижу, что он включился. Посмотрим, что будет. Кто-то считает, что он невнятный, нет энергии, видимости нет отстаивания мишиных интересов. Но, может быть, у него такая тактика.
- Зато, извини, у прежнего адвоката Эльмана Пашаева была такая видимость бурной деятельности...
- Не хочу даже обсуждать это.
- Разве Пашаев своими «усилиями» не уничтожил репутацию популярного, любимого народом артиста?
- Что тут считать? Выброшенное время. Я не профессионал в этом деле, но все время думаю: «Как же так, ты берёшься за дело, как не за свою роль? Что ж ты выбрал позицию, которую расколола страну на ненависть и любовь к Ефремову? Отвечай за дело». Ну и пострадавшая сторона тоже хороша. Их авдокат во время последнего заседания не дал Мише ни разу высказаться.
- Ведь на глазах у всей страны это был не Михаил Ефремов - открытый, с совестью, при всех известных входящих. Просто на себя не похож.
- Скажем так, Миша не каждый день под следствием бывал, опыта подобного не имел. Он вменяемый, он адвокату поверил. А кого он должен был слушать? Ведь люди в любой подобной ситуации будут хвататься, как утопленник, за соломинку. Когда тебе адвокат говорит: «Делай так, это для твоего же блага», что остаётся?
- Совесть свою надо было слушать.
- Вначале он и попросил прощения у семьи погибшего, а потом... Да, согласен, как будто был не Миша, как будто им управляло что-то.
- Ты об этом ему пишешь?
- Я не хочу его подставлять - откровенные письма завернут. Я же не понимаю, кто их читает, как оценивает? Совесть моя одно только подсказывает - не навреди.
- В последнем ответе что было?
- Он по творчеству меня спрашивал. Ему много пьес сейчас приносят. Миша Горевой пьесы передал ему через адвоката, и я тоже кое-что передал. И он, знаешь, молодец, при всём при том, что происходит с ним, я вижу, что он не теряет силы духа. У него в СИЗО появилась потрясающая идея.
- Какая же?
- Он хочет открыть Русский тюремный театр (об этом же ранее Ефремов говорил членам ОНК, в частности, нашему обозревателю Еве Меркачевой - "МК").
- Давно сообщил тебе об этом?
- Недели три назад, где-то в середине октября он об этом подумал. В СИЗО есть зал на 350 мест.
- Прямо-таки загорелся идеей? Предпринял конкретные шаги?
- Правда-правда. Он об этом мне пишет: «Может, оперу поставить?» Гены его деда - Бориса Покровского - в нем заговорили. Он сейчас живет этим. «Идея - гениальная, - говорю ему - когда выйдешь, мы ее с тобой воплотим».
- Много лет режиссёр Вячеслав Спесивцев делал фестиваль тюремной самодеятельности.
- Одно дело самодеятельность. Пусть сейчас начнёт делать с теми, кто сидит. А когда закончится срок, можно собрать профессионалов, посидевших - такие есть.
- Нашел единомышленников?
- Я напрямую его не спрашивал. Думаю, что да. Знаю, что активно читает пьесы. На одну уже глаз положил. Не помню, если честно, название, но он говорил.
- Ты, общаясь с Михаилом до приговора и вот теперь посредством писем, видишь в нем перемены? Если да, то в чем это проявляется?
- Конечно, вижу. Сначала он был потерян, смят, уничтожен. А когда пришёл в себя, осознал что случилось. Как я говорю: «Семь минут, и жизнь изменилась до неузнаваемости». Но теперь я вижу, как, благодаря профессии, он стал оживать. Стала появляться стойкость. Иначе можно ж с ума сойти.
- Что знаешь про условия, в которых он находится?
- Знаю, что в камере они вчетвером. Условия нормальные. Кто-то проходит по коррупционным делам, но точно не уголовники. Потом, церковь помогает. Спрашиваю его: «Что тебе передать?» Говорит: «Ничего не присылай, все есть». Говорит, что кормят прилично. «Если я армию нашу прошёл, то все нормально». Ведь он служил в Вышнем Волочке, а я там же дебютировал в фильме Сергея Соловьева «Спасатель». Потом уже я снимал там свой сериал «Батюшка». Вот знаки какие судьба посылает.
Короче, не бедствует. Слушай, люди для него специально пироги пекут. Тут женщина какая-то принесла пироги: «Передайте Ефремову». А он пишет, что ничего не надо. Я же вижу и понимаю, что он ещё не отошёл от случившегося, но держится, пытается не унывать.
- Но о глубинных, не внешних изменениях в Ефремове можно говорить, ты их чувствуешь?
- Да, появилась какая то основательность, что ли. Стал тверже стоять на ногах, внутренне не суетится, более рассудительным стал. Каждое слово и фраза для него имеет вес. Раньше он как? Бросит, бывало, на ходу: «Да ладно», и не заморачивался. Теперь по-другому, и другой он.
- Ты с Соней, с женой Михаила, поддерживаешь отношения?
- Она переживает и пытается бороться за него. Она его не бросает, хотя ей очень тяжело. И с работой, и мотается, да ещё не может забрать деньги у Пашаева. Когда Миша отправлял деньги родственникам Сергея Захарова, они же гордо отказались, а потом выяснилось, что брат по-тихому забрал часть. Деньги на почте сейчас, юридически пока Соня не может их получить. А деньги ей сейчас очень нужны - идут расходы с новым адвокатом.
- Как проявились люди из окружения Михаила, коллеги?
- Я не вижу людей с его бывшего места работы - из «Современника». Мне кажется, что он им по фигу. Ни приходят к суду, письма не передают президенту. Все с ними ясно, даже не хочу вспоминать. А друзья как были, так и остались. Недавно вот мы собирались у Гарика Сукачёв на его ютьюб-канале.
- Какого ждёшь развитие событий?
- Думаю, что ещё пару месяцев он пробудет в Москве. Знаю, что рвется сидеть на историческую родину, в Чувашию. Но туда его вряд ли определят. (Также Ефремов рассматривал вариант остаться работать в хозотряде того же СИЗО "Водник", где сейчас сидит - "МК").
- Но я слышала, будто его могут отправить в колонию под Красноярском.
- Утка, не слушай, ерунда все это. Он должен находиться недалёко от своего региона. Это не армия. Родным нет возможности летать в Магадан или в Красноярск. Хочется, чтобы был где-то рядом - Тверь, Рязань...
- Как думаешь, он окончательно принял свою судьбу?
- Я вижу, что готов к любому раскладу. Конечно, хочется, чтоб поменьше дали - 7,5 лет цифра уж больно гнетущая. Как за это время все в мире изменится, как изменится он сам!
- Есть шанс на прощение от пострадавшей стороны?
- Пока не выплатит родственникам, они не изменят решения. Но он же заплатил, и что дальше? Вы хотите, чтоб он и заплатил, и срок весь тянул? Решите уже наконец. А то складывается ощущение, будто они хотят и на елку залезть, и денег получить. Ходили по всем программам, а потом вдруг уехали на юга отдыхать.
- Будешь писать - передай привет.
- Теперь уже в следующем письме. Я три часа назад ему отправил. Написал общие слова: «Держись, посоветуй что для антрепризы взять? С кем из режиссёров работать?» Такое бытовое, простецкое письмо, чтобы его отвлекать от дум окаянных.
