Когда-то, в конце 1980-х, он был нарасхват; тираж подбирался к 5 миллионам. Войдёшь в метро — все читают «Огонёк» (так потом в начале 1990-х войдёшь в вагон — у всех «МК»). А в последние годы в самолёте давали бесплатно, да не все брали.
Судьба «Огонька» типична для нашего времени: названия сохранились, а душа давно отлетела: «Известия», «Московские новости», «Литературка»...
33 года (1953—1986) «Огоньком» правил чиновный сталинист, автор бездарных пьес Софронов, журнал был убогий, в одном ряду с «Колхозницей», «Работницей», «Крестьянкой» и прочей «Красной синькой» (журнал о работе прачечных).
В 1985-м страну возглавил Горбачёв, в 1986-м «Огонёк» возглавил Коротич, и у журнала началась другая жизнь, звёздная полоса. О нём вообще-то надо роман писать, а не скупую похоронку.
В народе Коротича считали храбрецом, но внутри, в редакции, очень хорошо знали, что настоящий герой — это Егор Яковлев («Московские новости»), а Коротич — строго в разрешённых рамках. Поэтому, кстати, на «Огонёк» подписка была без ограничений, а на «Московские новости» — фигу. Народ приезжал читать «МН» на Пушкинскую площадь, где у входа в редакцию газета висела на стенде.
Коротич осуществлял представительские функции, а журнал делали Гущин — первый зам главного, Юмашев — завотделом писем, Чернов — отдел культуры...
Вот пример тогдашней жизни (спустя 30 лет, пожалуй, можно рассказать). Цветная вкладка печаталась отдельно, заранее, в другой типографии, в Подольске (потом её каким-то образом вшивали в чёрно-белые страницы). А на ней каждый раз какой-нибудь современный художник. И вот Коротич разглядывает цветную вкладку будущего номера, мы стоим — ждём вердикта. Коротич тычет пальцем в картинку:
— А это что?
— А это, Виталий Алексеевич, орнамент.
— Это же еврейские буквы!
— Да, Виталий Алексеевич. Этому художнику понравился шрифт, и он из этих букв сделал орнамент.
— А что тут написано?
— Ничего.
— Вы знаете иврит?
— Никак нет, Виталий Алексеевич.
— А вдруг здесь написано что-то против Горбачёва?
— Виталий Алексеевич, этот художник еврейского языка не знает, он не может ничего на нём написать. Он просто использовал эти буквы как завитушки.
— Так, это в макулатуру, срочно готовьте другую вкладку.
Ничего, наша доблесть была не в картинках, а в словах. Мы возвращали к жизни исторические факты, сталинисты ненавидели «Огонёк» люто, делали всё, чтобы закрыть журнал. Когда я написал заметку «Хлопкораб» о том, как полуголодные дети в Средней Азии вместо того, чтобы ходить в школу, убирают хлопок на полях, отравленных дефолиацией (заменил всего одну букву в почётном звании «хлопкороб»), то на внеочередной сессии Верховного Совета СССР Рафик Нишанов (тогда большой начальник при Горбачёве) кричал, что журнал «Огонёк» оскорбил хлопкоробов:
— Хлопкоробы никогда не были рабами и ими не будут! А «Огоньку» надо бы гореть ярким пламенем! Согревать людей, побуждая их к трудовым подвигам во имя Перестройки! А не дымить и не отравлять людей ядовитым дымом! (Бурные аплодисменты.)
Чем это всё кончилось — отдельная детективная история. Говорю же, об «Огоньке» надо роман писать. Это было волшебное слово. В 1990-м, в Париже состоялась историческая встреча Горбачёв—Миттеран. Я аккредитован не был, ни в каких списках не состоял, но у ворот дворца показал удостоверение «Огонька», и офицер полиции отдал честь: проходите!
Авторами статей были знаменитые историки, экономисты, писатели, поэты — напечататься там считалось за честь.
...Открываешь первый номер за 1991 год, а там лауреаты премии журнала «Огонёк» за 1990-й. Какие имена! Василий Аксёнов, Алла Боссарт, Анатолий Головков, Фазиль Искандер, Александр Кушнер, Григорий Остер, Людмила Петрушевская, Роберт Рождественский... Я смотрел на свой портретик в этом иконостасе и был уверен, что это выше, чем Государственная премия.
Прощай, «Огонёк»! ты надолго пережил свою славу.
