Загадка первая. «Гремя огнем, сверкая блеском стали»
Во-первых, в 1941 году в военном планировании Красной Армии непостижимым образом произошла негласная подмена сути плана отражения агрессии, утвержденного правительством страны. Вместо четко указанного там принципа организации активной обороны советских войск с отходом, при необходимости, вглубь своей территории наркомат обороны СССР (НКО) вместе с генштабом РККА стали проповедовать принцип упорной обороны прямо на государственной границе. Наркомом обороны тогда был маршал С.К.Тимошенко, а начальником Генштаба — генерал армии Г.К.Жуков. Обвинять их в предательстве вроде абсурдно, но именно с их подачи войска западных приграничных округов были переориентированы на отражение агрессии самым сомнительным способом — немедленным по факту нападения лобовым встречным контрударом всеми имеющимися силами и средствами, причем неизвестно в каком направлении. Но этих средств и сил, особенно по численности личного состава войск прикрытия границы, было в два раза меньше, чем у противника, а на главных направлениях его ударов — многократно меньше. Да и растянули их жидкой линией по всей границе без учета парирования возможных главных ударов противника.
К примеру, в Прибалтике против 8-й армии РККА (7 дивизий общей численностью 82 тыс. человек, имевших 1574 артиллерийских орудия и 730 танков), наступали 18-я полевая армия и 4-я танковая группа вермахта численностью 360 тыс. человек (16 дивизий), имевших на вооружении 4666 артиллерийских орудий и 697 танков.
Против 11-й армии РККА в Северно-Западной Белоруссии и Южной Литве (3 дивизии, 34,7 тыс. человек, 646 артиллерийских орудий и 268 танков), прикрывавшей направление Вильнюс—Минск, действовала 3-я танковая группа вермахта в составе 12 дивизий численностью 265 тыс. человек, имевшая на вооружении 3060 орудий и 1038 танка.
На 4-ю армию РККА в районе Бреста (7 дивизий, 71,45 тыс. человек, 1657 орудий и 520 танков), прикрывающую прямое минское направление, наступали 4-я полевая армия и 2-я танковая группа вермахта (20,5 дивизий, 461,68 тыс. человек, 5953 орудия и 1025 танков).
На Украине 5-я армия РККА (8 дивизий, 93,4 тыс. человек, 2215 орудий и 712 танков) сдерживала натиск 6-й полевой армии и 1-й танковой группы вермахта (15 дивизий, 339,34 тыс. человек, 4035 орудий и 865 танков), наступавших на Киев.
А если добавить к ним более 4 тысяч боевых самолетов 1-го, 2-го и 4-го воздушных флотов люфтваффе, поддерживающих наступление наземных войск вермахта в Прибалтике, Белоруссии и на Украине, которые с первых часов войны завоевали господство в воздухе, то удивляться тяжести поражений Красной армии особо не приходится. Хотя для этого были и многие другие причины.
Лишь в районе Мурманска, где противник изначально не смог решить свои стратегические задачи, соотношение сил было более-менее приемлемым, хотя и там преимущество было на стороне врага.
Таким образом, отражение гитлеровской агрессии наши наркомат обороны и Генштаб планировал «методом осуществления стратегических фронтовых наступательных операций», кстати, никак не отработанных практически. Опасность данной подмены состояла не только в ее незаметности, но и в том, что она базировалась на теории «пограничных сражений» маршала М.Н.Тухачевского, расстрелянного в 1937 году, которая, по его же признанию, на следствии составляла основу плана организации поражения СССР в войне с Германией.
Наконец, это произошло вопреки установке И.В.Сталина военным от 18.11.1940: «Теперь, когда наши границы отодвинуты на запад, нужен могучий заслон вдоль них с приведенными в боевую готовность группировками войск — в ближнем, но не в ближайшем тылу». Казалось, сказано яснее ясного, но генералитет сделал все наоборот. Почему? Вопрос до сих пор остается открытым.
Эти просчеты (и только ли они?) выражались прежде всего в преступной дислокации войск РККА, выделенных для прикрытия границы. Планируя их «контрблицкриг» с Львовского и Белостокского стратегических выступов на западной границе, наше военное руководство с маниакальным упорством закачивало туда горы оружия, боеприпасов, боевой техники. Почему? Да потому, что именно оттуда «гремя огнем, сверкая блеском стали» намеревалось нанести немедленные сходящиеся танковые контрудары по правому и левому флангам основной наступающей группировки войск агрессора с целью ее окружения и разгрома. Но эти мнимые контрудары не были отработаны никак, даже на картах, не говоря уже о разведке местности, ее инженерной подготовке, прокладке маршрутов движения. Главные удары гитлеровские войска тоже нанесли не там, где их ожидали наши военные, а под основание обоих этих выступов. Что до их отражения, то оно было организовано из рук вон плохо и больше походило на имитацию деятельности.
В результате из так называемых ударных плацдармов образовались братские могилы для войск РККА. Например, в районе Белостока, Гродно и Слонима всего за 5–6 дней войны были окружены и разгромлены 3-я и 10-я армии Западного фронта, после чего защищать Минск стало некому. Разгрома 6-й и 26-й армий, дислоцированных на Львовском стратегическом выступе, первоначально удалось избежать благодаря встречному контрудару по агрессору в районе Броды, нанесенного силами шести механизированных корпусов Красной армии! Для чего с нашей стороны привлекалось до 3500 танков (правда, до места боя дошла едва ли половина из них), а с немецкой — около 1000. Но этот контрудар был организован наспех, крайне плохо и не там, где надо бы, что и привело к его полному провалу. Да и могло ли быть иначе?
Приведу лишь один пример, наглядно убеждающий, что до войны подобные ситуации в РККА не отрабатывались вовсе. 8-й мехкорпус генерал-лейтенанта Д.И.Рябышева (969 танков и 141 орудие) был одним из самых укомплектованных в Красной армии. Но до ввода в сражение он по воле нашего командования четверо суток мотался по тылам, совершив 500-километровый изматывающий марш. За это время немецкая разведка потеряла его из виду, а сам корпус лишился более 40% танков (в основном из-за поломок и неспособности организовать их ремонт). Удар наносился без разведки местности, поэтому обе его танковые дивизии на 5 часов оказались загнанными в болото...
Остальные части советских армий прикрытия были дислоцированы не только узкой лентой, но и с колоссальными разрывами как внутри первого стратегического эшелона, так и между ним и вторым стратегическим эшелоном. Более того, плотность дислокации войск первого стратегического эшелона составляла в среднем 1 солдат на 10 метров линии обороны границы! Для сравнения: гитлеровцы на том же количестве метров шли в прорыв с плотностью в 4–5 раз большей.
Еще хуже обстояло дело с противотанковой обороной. Прекрасно зная, что главная роль в блицкриге отводится танковым войскам, которые по уставу вермахта шли на прорыв с плотностью не менее 20–25 танков на километр фронта (а в начале войны, как правило, с плотностью 30–50 танков на километр), вместо глубокой противотанковой обороны была выстроена профанация. На километр госграницы приходилось не более 3–5 орудий, хотя количество имевшейся в западных военных округах артиллерии всех видов позволяло достичь ее плотности не менее 22 орудий на километр фронта, а на танкоопасных направлениях много большей. Но именно на таких направлениях наши силы прикрытия оказались столь незначительными, что сколько-нибудь успешно противостоять ударным группировкам противника попросту не могли.
Военная разведка СССР дважды предупреждала высшее командование РККА об ущербности существующей дислокации войск, но безрезультатно. Поэтому в жертвах в первые дни войны и позже более всего повинны наши высшие отцы-командиры. Прежде всего руководство наркомата обороны, Генштаба РККА, командующие и штабы западных приграничных военных округов, которым Сталин с 1939 года настоятельно рекомендовал «скорее учиться искусству современной войны, уметь и наступать, и отступать, но самое главное, беречь и жалеть людей».
Загадка вторая. Дело Тухачевского живет и побеждает
Вторым большим изъяном чисто военной подготовки Красной Армии к войне стало неправильное (вольное или невольное) определение направления главного удара агрессии, а следовательно, дислокация имеющихся сил для ее отражения. В Генштабе РККА и наркомате обороны полагали, что главный удар по СССР гитлеровская военная машина нанесет на Украине, но нанесла она его в Белоруссии и южной Литве. Почему утверждение Тухачевского о том, что белорусское направление не является приоритетным для вермахта (он называл его фантастическим), оказалось в точности воспроизведено в предвоенных действиях советского командования, — еще одна большая загадка. А ведь были же две военные игры 1940 года, проведенные Генштабом РККА, когда «синие» (немцы) под командованием Г.К.Жукова наголову разгромили «красных» во главе с Д.Г.Павловым, причем практически по тем же лекалам, которые применил вермахт годом позже. После войны Жуков и Тимошенко обвиняли ГРУ, что оно-де чего-то там недосмотрело в Польше. Правда, есть сведения, что сам Жуков планировал в 1941 году разом прихлопнуть в Польше целых сто дивизий вермахта. Похоже, знал, где находится самая мощная его группировка.
На практике процесс выхолащивания белорусского направления дошел до того, что накануне агрессии с Прибалтийского и Западного военных округов даже сняли задачу прочного прикрытия Минска, а сам Западный особый военный округ потерял приставку «особый». Все это четко видно по документам, хотя эта установка полностью противоречила государственному плану отражения агрессии, который никто не менял. В каком виде его утвердили — в таком и опубликовали в 1992 году после рассекречивания.
Исписаны горы бумаги о том, что дислокация советских войск на западной границе была наступательной, что Красная армия готовила превентивный удар. Лживость этих утверждений давно доказана. Задолго до всех «ледоколов» Виктора Резуна-Суворова авторитетнейший британский историк Б.Лиддел Гарт в книге «Вторая мировая война» писал, что «как только войска вермахта перешли границу СССР, германские генералы воочию убедились, как далеки были русские от агрессивных намерений». Не менее известный западногерманский историк Г.А.Якобсен полвека назад в книге «1939–1945. Вторая мировая война» признал, что «при внезапном нападении летом 1941 года не было захвачено никаких документов, которые бы давали основания говорить о наступательных намерениях Советского Союза!»
Загадка третья. Почему убил себя генерал-майор Копец
Одной из самых дискуссионных тем с момента начала Великой Отечественной войны остается вопрос — знал ли Сталин о том, что нападение последует именно 22 июня 1941 года. Знание точной даты нападения противника, безусловно, очень важно, но не настолько, как это обычно представляется. Атомная война СССР тогда не грозила, и в тех конкретных условиях первостепенное значение имело не столько знание точной даты нападения, сколько готовность к конкретным действиям по его отражению. А вот этого-то наши военные и не сумели обеспечить, хотя все, или почти все, для этого на государственном уровне было сделано.
Ввиду надвигающейся войны в апреле–июне 1941 года принимается почти исчерпывающий комплекс мер по приведению войск в боевую готовность. Так, 14 апреля издается директива Генштаба РККА о срочном приведении в боеготовность всех долговременных огневых сооружений укрепрайонов с установкой в них оружия полевых войск при отсутствии табельного. По другой директиве Генштаба западные приграничные округа должны были в срок с 20 по 30 мая представить на утверждение оперативные планы обороны, что фактически было началом скрытой мобилизации.
В мае — начале июня под видом учебных сборов призывается 793 тысячи резервистов для пополнения войск этих военных округов почти до штатов военного времени. Под видом летних учений в места сосредоточения вблизи границы выводятся 52 дивизии второго стратегического эшелона армии прикрытия.
По приказу НКО от 14 мая 1941 года состоялся досрочный выпуск из всех военных училищ, а новоиспеченные офицеры получили назначения в западные приграничные округа. 24 мая на расширенном заседании Политбюро ЦК ВКП(б) с участием военачальников Сталин открыто предупредил их, что в ближайшее время возможно внезапное нападение Германии, так как с 22 мая график железнодорожных воинских перевозок вермахта переведен в режим максимального уплотнения.
Наконец, 18 июня 1941 года Сталин санкционировал директиву Генштаба РККА о приведении войск западных военных округов в полную боевую готовность. Командованию западных военных округов предписывалось отменить отпуска личному составу. По телеграмме начальника Генштаба от 10.06.41 и указанию наркома обороны от 11.06.41 дивизии первого эшелона армий прикрытия скрытно выводились в укрепрайоны. ВВС западных военных округов должны были срочно рассредоточить свои самолеты по полевым аэродромам и замаскировать их. Наконец, 21.06.41 в 22.20 началась передача Директивы №1 НКО СССР о приведении в боеготовность войск западных военных округов (всего полстраницы текста), которую С.К.Тимошенко и Г.К.Жуков рожали несколько часов, хотя до этого ее смысл им четко «разжевал» И.В.Сталин. Позже маршал авиации А.Е.Голованов даже заявлял по этому поводу, что за невероятную задержку подготовки и передачи в войска Директивы №1 Жукова надо повесить.
Можно ли с учетом всего перечисленного утверждать, что день начала войны страна прозевала? Ведь согласно названным приказам в боевую готовность до нападения Германии на СССР следовало привести 225 из 237 дивизий Красной Армии, находившихся в Европейской части страны. Однако по факту указанные приказы и директивы, кстати, документы немедленного действия, выполнялись военными отвратительно!
Вопреки директивам о приведении войск в полную боевую готовность в западных военных округах страны, особенно Западном, творилось что-то необъяснимое. Отдавались приказы отвести танки в парки и сдать на склады боеприпасы. Многие дивизии лишились артиллерии, направленной за сотни километров от родных частей на восток, якобы на окружные стрельбы. Тяжелую артиллерию оставили без тягачей, а из баков танков и самолетов сливалось горючее. В стрелковых частях до сведения командиров не были доведены планы обороны.
Зная об опасном сосредоточении авиации люфтваффе на аэродромах передового базирования, командующий ВВС Западного военного округа генерал-майор И.И.Копец вместе с командующим округом Д.Г.Павловым отдали более чем странный приказ о снятии с самолетов боезапаса, отправке летного и командного составов по домам. Надо ли говорить, что упомянутые выше приказы о рассредоточении авиации по полевым аэродромам и ее маскировке выполнены не были, хотя тогдашние самолеты могли базироваться на любой сравнительно ровной лужайке после небольшой ее инженерной доработки. Однако по факту вся авиация округа была в линейку выстроена на немногочисленных еще польских аэродромах, где базировалось по нескольку дивизий, да так, что одновременно взлететь по боевой тревоге самолеты просто не могли даже без бомбежки аэродромов противником. Вот почему первым же ударом люфтваффе авиация округа была уничтожена почти наполовину (на разбомбленных аэродромах сгорело 738 самолетов из 1780 имевшихся в наличии), после чего противник прочно захватил господство в воздухе, а генерал Копец убил себя.
Сам Павлов вечером 21 июня находился не на полевом фронтовом командном пункте, где ему надлежало быть по всем служебным и человеческим законам, а смотрел спектакль в окружном Доме офицеров вместе с командирами своего штаба. Неудивительно, что утром 22 июня и он, и его штаб «потеряли управление» частями округа, предоставив им право драться по своему разумению.
Командованию 4-й армии в тот вечер тоже приспичило организовать в Бресте партактив с концертом, куда пригласили всех свободных от нарядов командиров 2 стрелковых и 1 танковой дивизий, расквартированных в городе в пределах прямой досягаемости всех видов огня противника! Многие из них так и не смогли попасть в свои части с началом войны.
Теперь риторический вопрос — поделом ли вскоре были расстреляны Г.Д.Павлов и его ближайшее окружение? И надо ли после приведенных фактов удивляться (а это лишь их незначительная часть), что Великая Отечественная война началась для нас именно так, как она началась?
В белорусско-украинском пограничье противник захватил огромные запасы материально-технических средств и вооружений, во многом обеспечив тем самым дальнейшее успешное наступление своих ударных группировок. Квалифицировать все это иначе, как колоссальное предательство государственных интересов, мне лично трудно.
Невозможно, например, понять, почему формирование артиллерийских частей резерва Верховного главнокомандования (РВГК), прямо подчиненных Генштабу, проводилось всего в нескольких десятках километров от границы, причем по странной схеме — в ближнее приграничье полностью завезли материальную часть (орудия), но личный состав и тягачи туда не поступили. В украинском городе Дубно формировался, например, 529-й гаубичный артиллерийский полк большой мощности, но из-за отсутствия тягачей при подходе немцев там были брошены в исправном состоянии двадцать семь 203-мм гаубиц Б-4, то есть весь полк. На окружной полигон Западного военного округа (бывший польский) юго-западнее Барановичей в мае 1941 года прямо с завода прибыло 480 152-мм гаубиц-пушек МЛ-20 с 10 боекомплектами на каждое орудие. Ими планировалось укомплектовать десять артполков, но 23–24 июня 1941 года все они целыми и невредимыми достались врагу, после чего вермахт обзавелся пушками-гаубицами 15,2 cм. Спрашивается, какая необходимость была формировать эти артполки всего в полусотне километров от границы и в столь напряженное время?
Военный историк А.Б.Широкорад считает, что в 1941 году РККА потеряла 40 288 артиллерийских и зенитных орудий самых разных калибров, почти 5 млн артиллерийских и 3,35 млн минометных выстрелов, 93,2 тыс. тонн авиабензина, 33,3 тыс. тонн автомобильного бензина, 12,8 тыс. тонн керосина, 607 млн патронов для стрелкового оружия, что составило 20% наших запасов материальных средств на случай войны. Притом, что за весь 1941 год РККА расстреляла 5 боекомплектов (27 500 вагонов), а потеряла 4 боекомплекта (22 000 вагонов) боеприпасов. Возможно, эти цифры не совсем точны, но даже если их сократить вдвое, получится огромная величина. А были еще тысячи танков и самолетов, миллионы единиц стрелкового оружия, тяжелейшие человеческие и территориальные потери. Такова цена «умения» тогдашнего руководства Красной Армии организовать дело.
Эпилог. Преступление без наказания
Возникает вопрос, а что же, Сталин во всем этом вообще не виноват? Безусловно, виноват! Но говорить о вине Сталина в данном случае можно лишь как о главе государства, который в ответе за все, что происходит в нем. Есть понятие «ответственность без вины». Деятельность Сталина на том этапе подпадает именно под это определение. Он, конечно, ответствен за катастрофу июня 1941 года, но не виноват в ней, по крайней мере в том объеме, в котором его обычно обвиняют.
Во время Великой Отечественной войны Сталину, видимо, было невыгодно давать нелицеприятную публичную оценку преступным действиям или преступному бездействию своего генералитета, на который он опирался (хотя немало генералов, виновных в допущенных безобразиях, были расстреляны). А после 1945 года он, скорее всего, не делал этого, чтобы не омрачать неудобной правдой облик армии-победительницы. Пришедший после смерти Сталина к власти Н.С.Хрущев со товарищи вообще грубо исказили правду, сделав Сталина единственным козлом отпущения за все просчеты и ошибки тех лет. Ему и почти всем генералам-победителям так было выгоднее и удобнее. Вот почему выверенной и полной картины рокового июня 1941 года и последовавших за ним событий у нас нет поныне. Нет ее и на Западе, где правда тоже частенько замалчивается или искажается — чаще всего по политическим причинам.
В 1941 году Сталин, конечно, был уже всемогущ, но не настолько, как кажется, и не о семи головах, чтобы за всем уследить в такой гигантской стране. Хоть за что-то можно было позволить отвечать и тем лицам, на которых были возложены соответствующие государственные обязанности! Главная ошибка Сталина на предвоенном этапе подготовки армии к войне, как представляется, кадровая. Следует согласиться с мнением ряда авторов, считающих, что ни при каких обстоятельствах нельзя было назначать на пост начальника Генштаба РККА Г.К.Жукова, отличавшегося органической ненавистью к штабной работе (в результате планов отражения агрессии не было практически ни у кого). Нельзя также было передавать под командование генералитета военную контрразведку, которая 3.02.1941 была подчинена наркомату обороны, что лишило Сталина значительной доли правдивой информации о том, что происходило в войсках. А там процветала преступная халатность (и если только она одна!), помноженная на неисполнительность. К примеру, ни наркомат обороны, ни Генштаб не вели даже учета военных перевозок в предвоенное время, поэтому десятки эшелонов с техникой, боеприпасами, автомобилями и войсками болтались неизвестно где, а многие из них к месту дислокации в нужные сроки не прибыли.
Все стало меняться после того, как в Генштаб пришли другие люди и был создан ГКО (Государственный комитет обороны) с чрезвычайными полномочиями. То есть только после того, как Сталин убедился в неспособности военных организовать отпор агрессору и взвалил на себя все государственные и военные обязанности. С 30 июня 1941 года (дата создания ГКО) вся ответственность за итоги войны лежала на нем. У командующих фронтами и армиями больше не болела голова ни за подготовку резервов, ни за выпуск вооружений, ни за что-либо другое в том же роде. Отныне они должны были только воевать, причем под жестким контролем Ставки Верховного главнокомандования. За все остальное отвечал ГКО.
Итоги войны известны. И столь ли уж плох был Сталин в статусе организатора обороны страны, если после крайне унизительных поражений, невероятных потерь в живой силе, технике, промышленном и общем экономическом потенциале он сумел организовать освобождение от фашизма не только собственной страны, но еще и пол-Европы — судить не берусь, хотя, по-моему, ответ очевиден.
