Более двух веков прошло, а слово «Березина» по-прежнему является для многих французов синонимом военной катастрофы и звучит столь же пугающе, как «Сталинград» для немцев.
А мы — жители России, сражение при Березине справедливо можем считать символом воинской доблести русских солдат и всесокрушающей силы нашей армии. Хотя ныне столь памятное место русской военной славы оказалось на территории соседней республики Беларусь.
Переправа через Березину должна была стать спасительным маневром для отступающей под натиском русских войск (и под натиском русской зимы) Великой армии Наполеона. Сам французский император с гвардейскими частями подошел к Березине в районе села Студёнка, расположенного севернее города Борисова, 26 ноября и сразу отдал приказ начинать движение на ее противоположный западный берег по двум мостовым переходам, уже построенным к тому времени понтонёрами. На следующий день к месту переправы стали стягиваться русские полки под командованием Петра Витгенштейна и Павла Чичагова.
28 ноября разгорелась битва. Сперва наши войска сражались с дивизиями противника, прикрывавшими переправу через Березину на восточном ее берегу. Потом боевые действия перекинулись и на другую сторону речного русла.
У переправы через Березину скопилось до 80 тысяч французов. Там были не только боеспособные части, но помимо того – раненые, гражданские лица, а также практически неуправляемые толпы уже деморализованных солдат. Когда русская артиллерия открыла огонь, эти уже ни на что не годные экс-вояки кинулись, не слушая приказов, к мостам. Под тяжестью людских тел один из них не выдержал и развалился. В панике и давке многие французы пытались переправляться через реку вплавь. Однако преодолеть почти сотню метров в ледяной воде оказались способны лишь самые крепкие. Остальные тонули или вынуждены были возвращаться на восточный берег, где промокших людей ждала смерть от переохлаждения.
Второй мост продолжал действовать под огнем нашей артиллерии и пропускать отступающие полки. Однако утром 29 ноября был отдан приказ сжечь его, чтобы столь удобную переправу не захватили русские. На восточном берегу Березины остались в итоге тысячи наполеоновских солдат и почти все обозы Великой армии. Их захватили подоспевшие кавалерийские части и основные силы корпуса Витгенштейна.
Один из русских офицеров вспоминал: «...Равнина... представляла ужаснейшую картину: она была покрыта каретами, телегами, большею частью переломанными, наваленными одна на другую, устлана телами умерших... Многие были растоптаны лошадьми, другие раздавлены тяжелыми повозками, иные поражены градом пуль и ядер, иные утоплены в реке при переправе...»
Итог битвы при Березине оказался страшен для Наполеона. Его Великая армия была фактически уничтожена. Сам император французов сумел вырваться из «клещей» наступающих русских войск лишь с несколькими тысячами солдат и офицеров.
В донесении императору Александру I фельдмаршал Кутузов указал потери противника в этом сражении: 29 тысяч человек. По подсчетам некоторых французских военачальников урон в живой силе, понесенный на берегах Березины, мог составить в общей сложности до 50 тысяч, если считать не только убитых, но и утонувших, замерзших, раненых и попавших в плен. Потери русских войск оказались во много раз меньше — всего около 8 тысяч убитыми и ранеными.
х х х
Годы спустя такое весьма значимое с военной точки зрения событие кампании 1812 года решил отобразить в серии живописных полотен, посвященной Отечественной войне, знаменитый русский баталист Василий Верещагин. Судьба у этой картины оказалась прямо-таки детективная. Подробности корреспонденту «МК» удалось в свое время выяснить, благодаря помощи внука художника – Александра Плевако.
– Мой великий дед писал о задуманной им серии картин «Война 1812 года»: «Цель у меня была одна: показать… великий национальный дух русского народа, его самоотверженность и героизм в борьбе с врагом», – рассказал Александр Сергеевич. – Со свойственной ему основательностью Верещагин провел фундаментальную подготовительную работу. Одних только книг и исследований проштудировал свыше 60-ти. Первые несколько картин были написаны в 1887 году в парижской студии. Однако художник понял, что для написания «Войны 1812 года» ему обязательно нужно жить в России. Только здесь он сможет глубже понять и лучше ощутить всю атмосферу событий, добиться достоверности в изображении всего задуманного. В 1891-м Василий Васильевич поселился в Москве, которая сама неразрывно связана с историей той военной страды.
Первые девять полотен из новой верещагинской серии московская публика смогла увидеть на выставке 1895 году в Историческом музее. Подавляющее большинство посетителей восторженно отзывались о работе художника, однако некоторые представители высших кругов «наполеоновским» циклом Верещагина остались недовольны.
Получил, например, известность диалог моего деда с Президентом Академии художеств, великим князем Владимиром Александровичем, случившийся возле картины «Отступление великой армии». Августейший «искусствовед» с апломбом заявил: «Никогда Наполеон не ходил в такой дурацкой шубе и шапке!» «Достаточно ли будет, если я представлю вашему высочеству два исторических рисунка этого костюма и описание его?» — спросил Верещагин. – «Достаточно». – «И тогда вы публично признаете, что были неправы?» – «Нет, не признаю!»
А когда другой представитель царской фамилии — великий князь Георгий Михайлович («шеф» Русского музея) обратился к Николаю II за разрешением приобрести для музейной коллекции три картины из серии «Война 1812 года», государь начертал следующую резолюцию: «Нахожу желательным приобретение одной из картин Верещагина для музея». Оскорбленный художник, естественно, отказался от столь «соблазнительного» предложения. Однако позднее тяжелая финансовая ситуация, угрожающая завершению задуманной им серии об Отечественной войне, вынудила В. Верещагина пойти на крайне унизительный для себя шаг — обратиться все-таки за помощью к царскому правительству. В течение 1897—1903 гг. художник вел крайне неприятную для его самолюбия переписку с министром двора Фредериксом, пытаясь получить гарантию того, что, во-первых, картины серии «Война 1812 года» останутся в России, а во-вторых, ему будет обеспечена финансовая поддержка работы над продолжением этого цикла.
Результатов долгое время не было, и в 1902 году Василий Васильевич, после завершения персональной выставки в Нью-Йорке совсем уж решился провести в Америке аукцион своих работ, в том числе и картин «наполеоновской» серии. Однако с осуществлением этого плана возникли непредвиденные осложнения, а потом художник получил, наконец, из России долгожданное известие: казна покупает 20 картин серии «Война 1812 года» за 100 тысяч рублей.
Впрочем, особо радоваться художнику власти не дали. Верещагинские полотна были отправлены в запасники Русского музея, так что увидеть всю эту серию публика смогла лишь несколько лет спустя, на посмертной выставке Василия Васильевича (художник погиб весной 1904 года, отправившись в осажденную японцами русскую крепость Порт-Артур, чтобы делать там эскизы для своей новой серии батальных картин – А.Д.).
На протяжении многих десятилетий во всех справочниках и каталогах сообщалось, что в серию «Война 1812 года» входят 20 полотен. Однако потом выяснилось, что есть и еще одна — 21-я, картина из этого цикла. «Наполеон при Березине».
О ее существовании до поры, до времени практически никто не знал. А «виновником» возвращения из небытия еще одного произведения великого русского живописца-баталиста стал московский художник Евгений Успенский. Именно с этим человеком и свел корреспондента «МК» Александр Плевако.
Во время нашей встречи Евгений Васильевич рассказал удивительную историю «явления» забытого всеми верещагинского «Наполеона».
– В детстве я любил листать альбом с открытками, хранившийся в нашей семье. А много лет спустя, уже работая художником в Историческом музее, увлекся творчеством Верещагина и вспомнил, что в этом альбоме мне встречалась репродукция одной из картин замечательного художника. Ту открытку я отыскал в 1963-м. Надпись на ней сообщала, что репродукция выпущена к 100-летнему юбилею Отечественной войны, что «Наполеон при Березине» является одной из картин серии «Война 1812 года» и принадлежит некоему Карлу Веберу.
Я стал консультироваться со специалистами. Они были категоричны: верещагинский цикл, посвященный 1812 году, состоит из 20 полотен, которые находятся в Третьяковке и в ГИМе. И никакого «Наполеона при Березине» среди них нет.
Приблизительно в это же время мне посчастливилось разыскать сына художника — тоже Василия Васильевича, бывшего белогвардейского офицера, который жил тогда в Чехословакии. По его мнению на открытке была изображена какая-то фальшивка. Лишь позднее, внимательно рассматривая одну из старых фотографий мастерской В.В. Верещагина в его доме в московских Нижних Котлах, мне удалось заметить запечатленный на ней уголок картины, похожей на этого «Наполеона».
Значит, все-таки был в серии «Война 1812 года» еще один, 21-й, холст! Судя по всему, Василий Васильевич не успел его закончить, и «Наполеон при Березине» остался на стадии так называемого подмалёвка. Вот только где искать эту неизвестную никому работу великого русского баталиста?
И тогда мне пришла в голову мысль обратиться за помощью к популярному в те годы журналисту Василию Захарченко, главному редактору журнала «Техника — молодежи»: «Давайте опубликуем репродукцию картины и напишем о загадке художника Верещагина. Вдруг кто-то из читателей откликнется?»
Материал поместили в ноябрьском номере за 1966 год, а уже через несколько дней ко мне в ГИМ пришел человек со свертком: «Судя по всему, вы написали именно об этой картине». Развернул холст, а там — «Наполеон при Березине»!
Тщательно обследовав полотно, я на обратной стороне обнаружил едва различимую надпись: «Сим удостоверяю, что картина эта писана мужем моим, Василием Васильевичем Верещагиным. Л.В. Верещагина. 4 декабря 1904 г.»
Посетителя моего звали Эрих Ковальцык. С его помощью удалось распутать эту загадочную историю.
Оказывается, вскоре после смерти художника его вдова продала дом-мастерскую в Нижних Котлах фабриканту Карлу Веберу. Вместе с недвижимостью он приобрел и остававшееся в домашней мастерской неоконченное полотно, которое было при передаче завизировано самой Л.В. Верещагиной. Через несколько лет Вебер уехал из России за границу, а неказистая картина-подмалёвок в числе прочего домашнего скарба досталась от него семейству Ковальцыков. «Этот холст, сколько я помню, у нас все время лежал свернутым», — рассказал Эрих. После нашей встречи он передал картину в фонды Исторического музея.
