Три долгих года родные не теряли надежды. Три долгих года малыш не уходил — как будто ждал судьбоносного решения. И тихо скончался после того, как эскулапам огласили обвинительный приговор.
Наш корреспондент приехал к семье, пережившей утрату, чтобы поговорить о случившемся. Но не для того, чтобы разбередить рану. А чтобы о горьком опыте несчастных родителей услышали другие.
Завис между небом и землей
Ира и Иван. Их жизнь поделилась на «до» и «после». Но как бы ни было тяжело после смерти Феденьки, для остальных четырех детей они стараются делать ее как можно светлее и радостнее. В просторной квартире стоит большая елка, сверкают гирлянды, напоминая о празднике, однако все члены семьи — от 18-летнего Саши до младшего 7-летнего Миши — ничего не попросили ни у родителей, ни у Деда Мороза. У детей одна общая просьба только к Богу — благословить их мученика-брата на мягких облачках.
На просторной кухне, где мы сидим, закипает чай. Ирина рассказывает, что они с мужем решили не вешать в доме портреты Федора. Слишком больно. Отныне он в памяти и в сердце, в альбомах и кипах судебных экспертиз. За его имя они еще будут бороться, потому что впереди апелляция.
Когда Федору исполнилось три года, у него во рту почти не осталось целых зубов. И дело тут не в конфетах. Сразу после рождения мальчику была диагностирована врожденная патология — фенилкетонурия (нарушение обмена аминокислот). Причина заболевания связана с нарушением обмена незаменимой аминокислоты фенилаланина, приводящего к повышению ее уровня в крови, тканях и биологических жидкостях. Избыток фенилаланина токсичен для нервной системы и при длительном воздействии вызывает в ней необратимые дегенеративные изменения.
Примерно к 14 годам такой диагноз становится формальностью, потому что эта особенность уже не влияет на развитие ребенка. Но в детском возрасте рацион полон ограничений. Из меню исключаются мясо и многие другие белковые продукты. Чтобы компенсировать нехватку полезных веществ, детям с такой особенностью назначают особые смеси. Надо сказать, что пахнут они просто отвратительно, но голод, как известно, не тетка.
Ирина и в три года кормила Федю из бутылочки даже в ночное время. В итоге специфическое питание разъело зубную эмаль — ночью же не побежишь чистить зубы.
— На приеме детский стоматолог сказала, что из 20 зубов у сына 15 пораженных. 7 пульпитов, 5 кариесов... Мы схватились за голову. А доктор посоветовала, чтобы не мучить малыша, пролечить их одним махом. Правда, под наркозом, — рассказывает Иван.
Отметим, что врожденная генетическая патология, к которой относится имеющаяся у ребенка фенилкетонурия, не относится к абсолютным медицинским противопоказаниям к общему наркозу в детской стоматологии. Но все же является настораживающим фактором для такого серьезного вмешательства под наркозом. При данном заболевании в организме ребенка накапливаются соединения, отравляющие нервную систему и головной мозг, что чревато ответными реакциями на применение длительного общего наркоза. Так что риск, безусловно, был.
— Мы взвесили все «за» и «против» и согласились на наркоз, — продолжает Иван.
Родители Федора — медики: Ирина — педиатр, а Иван — фельдшер. Они прекрасно знали, что ребенку должна делаться масочная анестезия, исключающая вредные последствия для организма. Интубация же чревата различными послеоперационными осложнениями. Поэтому они заключили договор с частной клиникой на стоматологическое лечение под наркозом с применением интубации трахеи. Выбор на эту клинику пал, так как мама ребенка знала заместителя клиники по лечебной части (по предыдущей работе).
— Шестого марта 2019 года примерно в 8 часов 50 минут мы вошли в кабинет, в котором должна была проводиться операция, — продолжает Иван. — Федя был у меня на руках, ему дали лицевую маску, и за два вдоха малыш погрузился медикаментозный сон. Мы вышли из кабинета и стали ждать. Через некоторое время вышел доктор и сообщил нам, что ему пришлось-таки прибегнуть к интубации. В коридоре было спокойно, врачи сновали туда-сюда, а примерно через час я услышал крик медсестры: «Теряет давление». Я почему-то не придал этому значения. Нет, такого не могло быть с моим сыном. Но потом началась суета. Вышел один врач, потом второй, и все успокаивали нас, убеждая, что операция идет по плану.
— А потом в полуоткрытую дверь я увидела, как анестезиолог проводил непрямой массаж сердца моему сыну, — говорит Ирина. — Я закричала: «Ваня, он его качает», муж тоже это увидел и влетел в кабинет.
Первое, что бросилось в глаза Ивану — все мониторы молчали, шла прямая линия, аппаратура не подавала сигналов тревоги.
Когда удалось запустить сердце Федора, Иван вызвал «скорую», чтобы медики срочно привезли реанимационное оборудование. Прибывшая бригада перевела ребенка на свой аппарат ИВЛ и подключила к нему капнограф, который регистрирует содержание углекислоты на выходе (представьте, что этого прибора на месте не оказалось). Там были зашкаливающие цифры: 150 единиц. Это максимально возможное значение, которое может показать аппарат (норма 25–50 единиц).
— Когда организм страдает от гипоксии, включаются защитные механизмы, и у человека снижается пульс. Это знает любой врач, который в этот момент должен понять, что нужно отключить анестетик, — говорит Иван. — А они, пока мы стояли за дверью, похоже, не понимали этого, еще больше «разгоняя сердце», у которого заканчивался ресурс. Это как подгонять плеткой обессиленную лошадь. Вот оно и остановилось.
Ребенок впал в кому. На «скорой» его госпитализировали в больницу. Прогнозы были неутешительные.
Ад на земле
Ребенок больше так и не пришел в сознание. Но в маленьком теле продолжало биться сердце, и семья готова была свернуть горы, чтобы жизнь не теплилась, а забурлила в полную мощь. И супруги-медики погрузились с головой в тему реабилитации.
— В первый же день госпитализации нам сказали, что Федя не доживет до утра, — говорит Ира. — Но он дожил. И потом каждый месяц примерно раз по 10 мы слышали это: не проживет и трех дней, не проживет недели, месяца. А он жил. И мы учились жить вместе с ним.
Когда все реаниматологи расписались в своем бессилии, родители забрали ребенка домой. Они набрали кредитов и приобрели все, что нужно для домашней реанимации. Но траты не заканчивались, а только увеличивались.
Горе-эскулапы
13 августа 2022 года Следственный комитет возбудил уголовное дело по ст. 238 УК РФ в отношении врача-анестезиолога и заместителя гендиректора по лечебной работе стоматологической клиники, которого многие знают как бывшего начальника управления здравоохранения Зеленограда и главного врача 3-й горбольницы Зеленограда.
А уже 14 декабря 2022 года был вынесен обвинительный приговор. Суд установил факт оказания медицинской услуги, не отвечающей требованиям безопасности, повлекшей тяжкий вред здоровью малолетнего.
Согласно приговору, наркоз проводился при отсутствии в клинике автоматического анализатора газов крови, на оборудовании, не проходившем регулярных проверок работоспособности и технического обслуживания.
Согласно выводам одного из экспертов, дефекты оказания медицинской помощи были очевидны и обусловлены состоянием здоровья ребенка, которые, судя по всему, не были учтены в полной мере. Кроме врожденной генетической патологии фенилкетонурия у ребенка в прошлом была тяжелая черепно-мозговая травма с переломом теменной кости и внутричерепным кровоизлиянием. Это обстоятельство эксперт также посчитал относительным противопоказанием к применению общего наркоза.
Как пояснили следователям сотрудники клиники из числа младшего медперсонала, о планируемой интубации трахеи ребенка они знали до оперативного вмешательства. Оказывается, операции длительностью более двух часов должны проводиться с проведением интубации.
— Не было детской маски по размеру, это раз, — перечисляет Ирина. — Не было оборудования контроля пациента во время анестезии, хотя по документам оно в клинике есть. Это оборудование позволяет отслеживать состояние газообмена и дает возможность применять меры, как только начинаются проблемы. Еще ИВЛ-аппарат у них был без обслуживания. И вот еще что мы узнали. Для наркоза использовался газ севоран. Наркозная приставка и испаритель для него должны быть только «свои», от той же фирмы-производителя. Тем не менее в клинике использовалась совсем другая приставка, для газа флоротана, у которого другая температура нагревания и испарения.
По мнению одного из экспертов, асфиксию можно было бы предотвратить, если бы осуществлялся непрерывный контроль уровня углекислого газа в крови с использованием капнографа.
И через четыре месяца Солнечногорским городским судом был вынесен приговор. Анестезиологу дали 4 года лишения свободы, а заместителю директора — 3,5 года условно. Осужденные подали апелляцию. Федины родители тоже не слишком довольны исходом. По их мнению, нужно назначать большие сроки.
«Он откликался»
Ирина рассказывает, что это большое заблуждение — считать, что кома превращает человека в бревно. Нет, за три года они настолько хорошо изучили это состояние, что прекрасно знали, когда их сын спит, а когда бодрствует. А стоило начать разговаривать с ним, ласково поглаживая по руке, так он как будто откликался — еле заметно поворачивал голову.
Каждый добрый знак, каждая такая реакция обнадеживали их и вселяли надежду. Но, увы, организм в это время не восстанавливался, а продолжал разрушаться.. У Феди к шести годам не осталось ни одного здорового органа.
— За этот страшный период мы узнали, что существует настоящая взаимопомощь. Суммы кредитов, которые мы набрали, были просто гигантские — банки уже перестали нам эти кредиты давать, — поясняет Ира. — Смотрите, массаж стоит в месяц 30 тысяч, холестин, на котором Федя «сидел», — 60 тысяч, картриджи к ИЧСнику — 65 тысяч в месяц, памперсы с пеленками — это десятка, катетеры в районе 6–7 тысяч, датчики потока — почти под сотку, а еще же ему нужны были дорогостоящие препараты, которые приходилось покупать в том числе и за рубежом.
Супруги до последнего не теряли надежды. Они искали высококлассных специалистов, которые были бы способны сотворить чудо.
— Из одного НИИ мы приглашали профессора, которого я сейчас не побоюсь назвать гением медицины, — продолжает Ирина. — Он так ясно понимает, как проходит тот или иной биохимический процесс и какой препарат надо дать, в какой точке он подействует и к какому результату это все приведет! Мне кажется, во многом благодаря ему Федор прожил так долго.
— Каких-то обид и жалости к себе у нас уже давно нет, это все кончилось года два назад, — присоединяется к разговору Иван. — Мы привыкли жить на автомате, отключив «лишние» эмоции, иначе у нас просто поехала бы крыша. Да, были моменты, когда ходить на работу сил почти не оставалось. Но ты их откуда-то брал и шел. Мы с Ирой, кстати, начали брать смены на работе, чтобы по очереди сидеть с Федей, его же надо было каждые 1,5–2 часа крутить, кормить, давать лекарства. А когда стало понятно, что он все-таки неизбежно уйдет, мы перестали говорить о чудесах и старались запомнить каждый прожитый день рядом с ним.
