- Мне сейчас 32 года, 28 сентября уже 33 будет, - рассказывает Сергей Белов. - Я родился в Тбилиси. Мой папа Владимир Лацабидзе в Грузии, будучи летчиком, лично возил тогда президента Шеварднадзе. Тогда отец командиром был на самолете. И дедушка у меня тоже летчик – служил военным штурманом.
Когда мне было два года, мы переехали в Сочи, там папа работал в должности инструктора Ту-154 и Ту-130 в авиакомпании «Черноморские авиалинии». Ну а когда компания распалась, он ушел в «Уральские авиалинии» на должность командира-инструктора Ту-154 и проработал там лет пять. Затем эти самолеты стали потихоньку менять на Airbus, отец ушел в другую авиакомпанию. А потом произошел несчастный случай…
- Какой?
- Во время полета на высоте 9000 км ему стало плохо, поднялось давление, тромб... Но он посадил самолет, зарулил на стоянку во «Внуково» и умер… Увы, тогда официально заявили, что он вышел из самолета и скончался уже в машине в Москве – видимо, чтобы авиакомпания не несла никакой ответственности. Мы не стали тогда ни в чем разбираться. Отцу было всего 54 года. А спустя несколько лет, когда я уже сам закончил летный институт, на меня вышли второй пилот того самолета и бортинженер и рассказали всю правду. До этого им нельзя было говорить, грозили увольнением...
За год до моего рождения отец, будучи командиром самолета Ту-154, совершил аварийную посадку и спас 150 человек.
Это случилось во время взлета из Одессы. У лайнера произошла несинхронная уборка закрылков, он начал падать, потребовалась экстренная посадка. Приборы показали, что в все норме, а на самом деле один закрылок оторвало, и пошел крен на самолете. Но отец сел в Одессе с превышением посадочной массы. Тогда ему вручили орден Трудового Красного Знамени. Героя России на тот момент не дали, потому что решили: мол, летчики спасали себя, а не пассажиров. Вот так бывает…
- Само собой, вы с детства выбрали себе профессию…
- Да, я всегда знал, что буду пилотом. Закончил сначала среднюю школу № 25 в Адлере, где мы жили с семьей, затем поступил в Питере в СПБГУ ГА (Санкт-Петербургский университет гражданской авиации). После окончания было с трудоустройством тяжело, но я в 2013 году устроился в «Уральские авиалинии». Живем мы с мамой в Сочи, ей 73 года. Когда меня нет, за ней ухаживает сиделка.
- Как вы начинали? Помните первый полет? Что для вас самое трудное в профессии?
- Трудности всегда бывают, потому что эта профессия требует много знаний, знаний документов – от эксплуатации воздушного судна до техники, знание иностранных языков. Отец мне много в свое время рассказывал и учил, так что все трудности этой профессии я впитал с раннего детства.
Первый полет в качестве командира у меня был в 2018 году, мне было тогда 26 лет. Помню, полетел из Москвы в Калининград. Первые впечатления? Ответственность, конечно, большая. Но нас же этому учат, готовят и тренажеры и экзамены.
Тогда было 220 пассажиров на борту. Полет прошел нормально. Сейчас получается, что уже десять лет здесь работаю, общий налет у меня 8600 часов, а в качестве командира примерно 4500 часов. Я люблю самолеты! Само чувство, когда ты управляешь таким лайнером, непередаваемо.
- Семья как относится к вашей работе?
- Жены у меня пока нет. Все время на работе - это главное в моей жизни. Пока даже девушки нет, не встретил свою судьбу. Все некогда…
- Вы уже не раз рассказывали об аварийной посадке в пшеничном поле. И все же – пожалуйста, вспомните еще раз тот день.
- У нас все было штатно. Самолет я принял как обычно. Но в омском аэропорту погодные условия сложились неблагоприятные. То есть были порывистые ветра, сдвиг ветра, диспетчер сказал нам. Мы стали выполнять заход на полосу, выпустили шасси, диспетчер разрешил посадку, а далее начались проблемы с гидросистемой. Тогда мы ушли в зону ожидания.
Все штатно происходило, мы со вторым пилотом принимали решение обоснованно, грамотно. Время еще было, и решили лететь к Новосибирску. Но стойка шасси не заходила, поэтому борт летел на сниженной скорости, около 500 км в час, что вызвало перерасход топлива. Поняв, что до Новосибирска не долететь, я решил сажать самолет в грунт, в пшеничное поле. Насколько было все правильно – решит комиссия, которая сейчас работает.
- Ваше состояние – как принимали решение?
- Понимал: надо себя в руках держать, нужно хладнокровие и понимание того, что делаешь, как бы лететь впереди самолета и представлять, что дальше будет. Только так.
- Как вы выбрали это поле для посадки?
- Там лес рядом был, а везде болота. Это поле было единственное, где можно произвести посадку. Действовал по инструкции.
Паники среди пассажиров никакой не было, все спокойно, каждый из экипажа выполнял строго свою работу согласно документам. Когда мы сели, выключили двигатели, дали команду на эвакуацию, проводники спокойно помогли всем выйти из самолета через надувной трап. Я тоже помогал пассажирам, когда приземлились, вещи помогал выносить, самый крайний покинул самолет. Прошел по салону воздушного судна, все проверил и потом уже покинул его.
А дальше пообщался с пассажирами, спросил кому что нужно, медицинская помощь никому не понадобилось. Все целы, самолет целый, никто не пострадал. Багаж люди забирали уже, когда дождались приезда МЧС, от самолета надо было всех отвезти. Все свои вещи пассажиры получили.
- Сейчас многие эксперты считают, что вы неправы и должны были сесть в Омске…
- Пусть пишут. Они не знают, что там было на самом деле. Идет расследование. У каждого сейчас тысяча версий, и, спокойно сидя в кабинете, они могут все, что угодно, говорить… Да не дай бог, чтобы они были на нашем месте. Времени было мало, и принимать решение нужно было обоснованно, потому что этот отказ гидравлической системы ведет за собой очень много последствий - от увеличения посадочной дистанции до всего остального негативного.
Когда мы принимали решение об уходе на запасной аэродром Новосибирска, то учли все факторы воздействия на увеличение расхода топлива. У нас все прошло нормально, поэтому мы со спокойно душой туда полетели. Там и полоса посадочная длиннее, и можно выполнить безопасно посадку в аэропорту. Но пришлось садиться в поле…
- Когда вы были уже на земле, какое испытали чувство?
- Радовался. Потом позвонил брат, и я сказал, что все хорошо. А себе сказал - слава Богу, что все обошлось.
