Вайнах и мир

Отличные трассы в России могут быть проложены только там, где от старых вообще ничего не осталось. Так что по крайней мере одна из вечных российских проблем — дороги — здесь, в Чечне, десятилетней контртеррористической операцией полностью решена.

...Друг мой Сашка, старший лейтенант, сопровождавший в 2003-м колонны с продовольствием из Курчалоя в Ханкалу, сорок раз туда и обратно, узнав о том, что я лечу на православную Пасху в командировку в Чечню, попросил: “Привези мне оттуда часы в виде мечети — они поют по утрам вместо будильника “Аллах акбар!”
Увольняясь, все федералы почему-то увозили с собой эти часы “мейд ин Эмираты”. Сашка их тоже купил, но то ли пропил, то ли подарил кому, теперь вспоминает. “Они там на каждом углу встречаются, стоят рублей двести”, — я обещала. Что мне — жалко, что ли? Если на каждом углу.


Русских в Грозном ждали с утра. Пятнадцать вымытых “Газелей” с надписью “Пасха” у здания железнодорожного вокзала. Вещало радио: “Православным в день праздника благотворительный фонд имени Ахмата Кадырова, первого президента Чеченской Республики, выделяет в подарок по пять тысяч рублей!” “Газели” стояли пустыми.  

“Рамзан голову оторвет, почему они не приехали? — сокрушался шофер из городской администрации. — Он же со всей душой — проезд оплатил, проживание, подарки… Знаете, как мы к вашим теперь хорошо относимся?”  

Наших ждали на кладбище. Почти через пятнадцать лет тех, кого когда-то вынудили убежать отсюда, под покровом ночи, побросав дома и скарб, пригласили вернуться. Навестить родные могилы. Отец Варлаам, настоятель церкви Архангела Михаила, отвечающий еще и за ингушскую православную паству — один на две республики, — протягивает мне кулич в подарок: “Возьми, они в городе не продаются”.  

— Много ли у вас работы, батюшка?  

— То старуха какая перед смертью покрестится. То к военному невеста приедет, и венчаться они захотят. Но эти таинства случаются редко. Русских детей в Грозном нет. Молодых почти тоже нет. В школах русскими называют маленьких чеченцев, кто в Москве жил во время войны. А к нам, кстати, часто мусульмане заглядывают, покупают для своих нужд церковные свечи.  

23-летний монах Варлаам приехал сюда из Ставрополья в год, когда началась вторая война, а предыдущий настоятель, отец Петр, исчез при невыясненных обстоятельствах. Как раз перед Пасхой это случилось.  

“Он уже старенький был, больной. Похитили его ради денег, как обычно, но требования о выкупе не поступили… Видно, не успели. Пару часов в зиндане старик всего промучился и предстал перед Высшим Судьей, а мне вроде повезло — вот, служу почти десять лет”.


Ближе к полуночи благословлять грозненских православных пожаловали местные начальники. Не было только Кадырова. Объявив день отмены КТО (контртеррористической операции) государственным праздником и нерабочим днем, Рамзан улетел в Ростов встречаться с Владимиром Устиновым, полпредом по ЮФО.  

На всенощной собралось человек сорок. Все равно тесно — церковь же маленькая, где-то 1/10 по размеру от главной грозненской мечети, самой большой мечети Европы. Беззубые старухи, глаза выцвели, как на старых иконах, — последние русские Грозного. Поодаль стоят несколько замотанных теток неопределенного возраста. Это те, кто принял приглашение президента.  

Пережив первую, Галина уехала перед второй войной. Угрожали сыну. “Его одноклассники, чеченцы, сказали, что защитят, если будут рядом, но ночью-то мы одни. Устроились в Железноводске, избенку там купили”.  

“Как по музею, с бывшей соседкой моей Наташей весь день сегодня ходили, ей-богу. Чистенько, аккуратно так, — говорит скороговоркой Галина. — И не страшно на улицах. Вот если бы они как раньше выглядели, как до войны, — тогда да, воспоминания… А так ничего и не болит, просто красивый, чужой город, — она замолкает. — Мать с отцом здесь похоронены, завтра возьму в баночку землицу с погоста и в саду закопаю”.  

“Помянем погибших, девочки?” — предлагаю я. Но только нечем. В городе водка — для алкоголиков-жаворонков. По личному распоряжению президента продается она с восьми до десяти утра, как в приличных мусульманских странах.  

В зеркальных окнах многоэтажных домов, отстроенных года три назад и до сих пор почему-то пустующих, отражается луна. От электрических фонтанчиков-фонарей светло как днем. Нет в образцово-показательном Грозном  больше не только алкашей, но и преступности. До любого места в городе можно ночью дойти живым.


…Он немного похож на Париж. Еще чуть-чуть на Одессу, на Французский бульвар. На арабский Дубай — чистотой, даже вылизанностью. Ни одной пылинки вообще. Женщины в длинных юбках и форменных жилетках, с косынками на головах. Метут, метут, метут улицы…  

Дворники — только женщины. И эта единственная, кажется, вакансия, на которую не претендуют мужчины. “Рамзан сказал, что место чеченской женщины в семье. Без косынки пришла — харам, грех это, в брюках тоже нельзя. Девочек в школы без косынок не пускают. Со всех мест женщин потихоньку убирают. Даже когда умница и специалист хороший. Рамзан так сказал, т-с-с-с-с, — прикладывает палец к губам мусорщица Зарема с когда-то высшим педагогическим образованием.
К русским в Грозном, наверное, относились бы хорошо. Если бы они тут были. Но в отличие от остальных наших республик государственным языком владеют все, даже маленькие дети.  

“В детском саду с ними воспитатели разговаривают, потом в школе предметы на вашем преподают. Чеченский язык, например, три раза в неделю в расписании, а русский — каждый день”, — рассказали мне. Но вот об обычной жизни в Центральной России местные знают мало.  

— А правда, что у вас в МГУ все ходят в форме? — спросили у меня в Грозном две студентки.  

— Что за глупость? — не выдерживаю.  

— В институте сказали, что в Москве повсеместно ввели форму для студентов, и поэтому нас заставляли здесь покупать дорогие костюмы по восемь тысяч рублей.
Везде добротные, отстроенные уже после войны двух- и трехэтажные частные дома, коттеджи, виллы. В новехоньком, евроотремонтированном после разрухи Грозном все должно быть самое лучшее. Так сказал президент. Отношение к Кадырову — как к Богу. Непонятно, чего здесь больше, — внерассудочного обожания (все-таки за два года Грозный восстановил и держит на крепком поводке чиновников!), почтения или страха.  

Чиновник знает: ты — никто, президенту разонравишься — будешь последним нищим, если живым. Вождь отвечает своему народу тем же. Может влегкую подарить квартиру, машину любому (при мне в город Гудермес за новенькой “Тойотой” уехала собкор одного из центральных российских каналов, чьи репортажи очень понравились Рамзану).  

А может… Мне рассказывают историю студентки нефтяного университета, которая на днях, когда Рамзан приезжал на пресс-конференцию, вдруг задала ему вполне невинный вопрос про убийство Сулима Ямадаева. “Ее ректор на следующий же день вызвал и сказал, что отчисляет”.
С прессой девочка общаться отказалась.


Старые, еще помнящие бои деревья в центре Грозного безжалостно спилены, но на их месте скоро станут новые — чуть ли не голубые ели за баснословные деньги, выписанные из лучших питомников мира. Неподалеку от своей резиденции Рамзан строит зверинец и конюшню. В провинциальном Гудермесе, родине президента, работает аквапарк.  

Портреты и высказывания Рамзана висят вдоль всех улиц через каждые десять метров. Рамзан и дети. Рамзан и восстановленные селения.  Кое-где встречается Путин. Под руку с Рамзаном. Медведева я видела только на выезде из международного аэропорта, носящего имя отца Рамзана, рядом со строящимся зданием таможни. Теперь, когда чрезвычайный режим отменен, окончание строительства не за горами. “Это живые деньги в казну. Раньше все товары растамаживали в соседних республиках”.  

Официально шестьдесят процентов жителей республики нигде не работают. После окончания КТО здесь вроде как ждут наплыва иностранных инвестиций, вот только кто будет инвестировать и во что? Ни один завод — химический, нефтеперерабатывающий, пищевой — не восстановлен.  

Чрезвычайного положения в республике больше нет. Но это значит, что скоро снимут и надбавки с зарплаты милиционеров, военных, личной гвардии президента.
“Раньше боевикам, которые на сторону федералов перешли, президент дарил машины, работу давал. Если их заработки уменьшатся — куда они пойдут, обратно в горы?” Считающиеся высокооплачиваемыми офицеры, кто получал недавно 25—30 тысяч рублей в месяц, станут зарабатывать в два-три раза меньше. Уменьшатся доходы торговцев на рынке, владельцев магазинов.  

Москва сокращает затраты на Чечню. Именно мировой кризис, как говорят, сыграл не последнюю роль в том, что режим ЧП с республики сняли.
Рынок — “беркат” по-чеченски — душа города на Кавказе. Хочешь узнать, как живут люди, — ступай туда. Я помню щедрые икорные россыпи на прилавках Махачкалы и придирчивый досмотр на входе центрального рынка Владикавказа…  

Грозненский беркат состоит из цепи пустых, крашенных в белое ангаров — “модулей”. Легко заблудиться среди продавцов и кронштейнов с одинаковым китайским товаром. Покупателей мало. Цены выше московских. “Есть ли у вас часы, что поют по утрам “Аллах акбар!”? — неожиданно вспомнила я просьбу знакомого. “Как конец войны объявили, так сразу пришли ваши военные и все скупили, оптом. Скоро домой”.  

На рынке я впервые надела темную косынку. Без нее в некоторые магазины просто не пускали.


Приличные девушки по городу Грозному одни не ходят. Дочек моего знакомого, старшеклассниц, каждое утро родители отвозят в школу. Они даже на Минутке ни разу не были.  

“Могут украсть замуж. Чужие не крадут, только знакомые. Потом родители приезжают, спрашивают, хочешь ли остаться? Чаще всего остаются, потому что потом можешь не найти себе пару”, — рассказывает одиннадцатиклассница Малика.  

Парни женятся почти сразу после учебы — в 18—19 лет. Кавказские мужчины созревают рано. А просто так, погулять, девушку никто не даст. Посмотрел — зови муллу. Дискотек в Грозном нет. На улицах знакомиться не принято. “После войны появилось много “жеруи”, вдов, у них с этим вопросом проще, — рассказали мне.

 — Какое-то время назад наш президент сказал, что настоящий мужчина может содержать несколько жен сразу, и тогда чиновники стали жениться по второму разу. Хочешь продвинуться  — следуй моде”.  

Сама Малика мечтает о красивой свадьбе. Красиво — значит, заранее, по обоюдному согласию, передашь парню часы с выставленным временем, и в положенный срок он увезет тебя из родного дома в свадебном платье. С недавних пор по указанию Рамзана в салонах продают только закрытые платья. Чеченская женщина, по мнению президента, прекрасна естественной красотой, и оголять ее не нужно. На собственной свадьбе жених с невестой не присутствуют. На один такой пир попала и я. Сквозь автоматную очередь в воздух пытаюсь понять, в какой же комнате находится невеста, дом-то огромный.  

“Надеюсь, стреляют холостыми?” — “Обижаешь, откуда в Чечне холостые?!” Триста человек гостей. Мужчины сидят отдельно, женщины — тоже. Водки не видела, выпечки много, конфеты. Молодежь десять часов подряд танцует лезгинку, причем парни — активно, девушки — словно их заставляют под дулами автоматов.

 Жених в Ведено приедет поздно вечером, в первую брачную ночь с суженой будет ночевать его сестра.  

Невесту Хеду я нашла в самой дальней, запертой комнате. Целый день наряженная, она наблюдала из окна за собственным торжеством. Говорит, что устала, но садиться на кровать нельзя — харам.  

“Вы уйдете, я немножечко отдохну, чтобы никто не увидел. Моих родителей на свадьбе нет. Мы через месяц только с мужем к ним знакомиться поедем. Так положено. От прежних советских обычаев здесь ничего и не осталось. У меня подружка замуж вышла, такая красавица, так ее муж на следующий же день одел в хиджаб и никому не показывает. Он — хозяин, ему можно, но и она на это согласилась. Мы не русские — у нас теперь девочек воспитывают в почтении к мужчинам”.


Грозный и его окрестности — вотчина президента Кадырова. Его любимая игрушка, содержание которой оплачивает Москва. Друзья Владимир Владимирович и Дмитрий Анатольевич, друзья — что подчеркивается особо.  

Что будет, если Москва вдруг перестанет дружить с Чечней — никто не знает.  

Совсем недалеко от этих мирных мест, в горах, в Шатойском районе, все еще идут бои. Не успев закончиться, контртеррористическая операция объявлена там снова. Непонятно, сколько живых боевиков, есть ли они там вообще, кто эти люди и сколько денег, и лет, и сил еще потребуется на их полное уничтожение… Черная дыра Чечни.  

Детский приют. Село Гвардейское. Наверное, один из лучших в России. “Эту “Газель” нам подарил Олег Дерипаска, а я еще сказал — пусть всем приютам Чечни по “Газели” подарит, иначе не возьму. И ведь дал! А вот эту “Газель” нам вручил лично министр МВД России Нургалиев, над нами шефствуют самые лучшие люди России, член Общественной палаты Сергей Абакумов, депутат Леонид Слуцкий, — гордится директор дома Руслан Юсупов. И несколько раз повторяет: — Спасибо за все Кадырову, главное, про это не забудьте написать!”  

Когда-то здесь был дом культуры. Потом — военные, в развалинах, без газа, света и воды. “Окна были заложены мешками с песком”, — вспоминает заместитель директора Лариса. Теперь в спортивном зале — теннисные столы, которые презентовала Валентина Матвиенко, а в комнатах — мебель и светильники из разобранной гостиницы “Россия”. “Предложили оттуда забрать, и мы не отказались”. Сироты, попавшие сюда первыми, а открыт приют с 2002 года, уехали учиться. “Нургалиев посодействовал, чтобы мальчиков взяли в Суворовское”, — объясняет директор.  

Чеченские дети по приглашению европейцев ездили в Страсбург, принц Альберт зовет их на каникулы в Монако. “У нас они больше увидят, чем у себя дома, хотя, конечно, с мамой лучше”.  

Директор Юсупов говорит: никогда такого не было прежде, чтобы на Кавказе пачками сдавали осиротевших детей на казенные хлеба. Но взгляды чеченцев на тейповую мораль война сильно упростила. “На днях дядя привез ко мне четверых. Отец умер, мать гуляет где-то, а у него своих пятеро”, — вздыхает Юсупов.


Раньше покой Дома доброты охраняли два бэтээра. Теперь бэтээров нет. Мир потому что. На выставку “Талантливая Чечня”, что состоится в Москве, в Манеже, в конце мая, воспитанники приюта пришлют свои рисунки. Где свет, и солнце, и живые мама с отцом. Говорят, что их работы займут центральное место на выставке.
Экзотично это — дети Чечни, рисующие мир.

P.S. Уже после того, как этот материал был написан, стало известно, что боевые в Чечне продолжат выплачивать по-прежнему, по крайней мере до конца 2009 года.