— К облакам у нас особое отношение, мы никогда не назовем их кучевыми или перистыми, — всегда с особым пиететом и только на латинском языке: циррусы или альтокумулюсы,— так инструктировала меня перед первым моим рабочим днем на гидрометеорологической станции, что находится на территории ВВЦ, ее руководитель Светлана Никитина.
“Вот работка, — думала я, — разглядывай целый день формы облаков, поджидай наступающие циклоны и штормы, информируй о них город. Быть дежурным по погоде — не работа, а сказка”. Мои ожидания подтвердились на все сто — загадочного и невероятного у связного с небесной канцелярией хоть отбавляй.
Неожиданные вещи начались сразу, как только мы со Светланой Александровной отправились на рабочую метеорологическую площадку. На моих часах было ровно 12.00, и это оказалось... неверным.
— На нашей территории мы живем по зимнему времени, часы у нас всегда переведены на час назад, — поясняет моя наставница. — Вот и сейчас на моих только 11.00, привыкайте...
Погоду определяют затаив дыхание
Площадка, на которой располагаются все метеорологические приборы, небольшая, всего 26 на 26 метров, но сколько же здесь всего собрано! Первым делом подходим к почвенным термометрам. Три больших измерителя лежат прямо на земле.
— Тот, что ближе к нам, от земли отрывать нельзя, — это срочный термометр, который показывает температуру на почве в данный момент времени, — поясняет Никитина. День, когда проходила моя стажировка на метеостанции, был одним из самых жарких дней июня с аномальной 30-градусной температурой. Почва же в момент моего наблюдения зашкаливала за +45,5. На двух других термометрах красовались минимальная и максимальная температурные величины дня (непостоянные, которые зависят от облачности и силы ветра). Так вот, максимальный прогрев почвы в мой рабочий день дошел до +49,6 градуса.
— Неужели в воздухе может быть на целых 20 градусов меньше? — спрашиваю свою наставницу.
— На открытом пространстве, под самым солнышком, конечно, будет все +40, иногда доходит и до +50. Те +30, что мы даем официально, мы списываем с термометров, которые надежно укрыты в тени деревянного домика под названием психрометрическая будка.
— Псих... что?
— Не забивайте себе голову, наши специальные термины не отличаются простотой, их надо просто запомнить.
Объясняя, Никитина подводит меня к той самой будке, расположенной на некотором возвышении. Поднимаемся к дверце по специальной лестнице.
— Вот теперь надо действовать очень быстро, — говорит специалист, — открыли-посмотрели-закрыли, чтобы термометр не перегрелся от лишнего жара. Когда списываем температуру в зимнее время, тоже осторожничаем: открывая дверцу, затаиваем дыхание, чтобы не нарушить истинные показатели температуры воздуха и влажности.
Как выясняется, не все москвичи, даже дожив до седин, имеют представление, что такое психрометрическая будка метеоролога. Как в тот раз, когда Никитина списывала очередные показатели, к забору площадки подошел мужчина лет 60 и поинтересовался, что это за пчелиные домики здесь установлены.
Метеодатчики у нас на головах
— Это еще что! Вот знаете ли вы, что до сих пор все метеорологи мира и мы, конечно, пользуемся осадкомером, который был изобретен еще при Петре I? — спрашивает меня Светлана Александровна.
Прибор, лучше которого пока нет, оказался обычным узким оцинкованным ведром с носиком, как у чайника. Дождь ли, снег — все, что нападает в него с неба за день, растапливают и переливают в специальный стаканчик с делениями. Сколько в нем окажется жидкости — вот столько и вылилось за день с небес на каждый квадратный метр столицы. К моменту моего прихода осадкомер простаивал без дела уже пятый день подряд. Об отсутствии дождей свидетельствовал и его помощник дождемер, или по-правильному — плювиограф. Это специальная камера, заполненная водой, с поплавком. Она соединена с бумажной лентой, на которой постоянно рисуется дождевая кривая, отображая начало-окончание дождя, его продолжительность. Пять прямых линий означали полную засуху.
От дождемера передвигаемся к другому “пчелиному домику”. Снаружи он — такой же, как и тот, в котором расположены измерители температуры воздуха и влажности. Зато внутри все по-другому. Здесь находятся термограф и гигрограф, которые записывают суточный ход температуры и влажности на ленту. Показатели с них считываются один раз за суточное дежурство (с остальных — каждые три часа).
Меня поразил гигрограф — никогда не думала, что в серьезном научном приборе может использоваться пучок волос легкомысленной блондинки.
— Что вы удивляетесь, человеческий волос — самый чувствительный к влажности материал, — поясняет Никитина. — Когда сухо в воздухе, он сжимается, когда влажно — растягивается. Причем наибольшее предпочтение мы, метеорологи, отдаем чувствительным волосам блондинок.
— Откуда же вы их берете? Может, у какой-нибудь напарницы срезали?
— Что вы! У нас это делается централизованно, сначала делается официальная закупка живых волос. Видели, наверное, объявления: “Куплю волосы” — вот знайте, они идут не только на парики и шиньоны. После закупки пучок волос некоей незнакомки подвергается тщательной обработке. Его тщательно промывают, обезжиривают, вытягивают и лишь после этого натягивают, как струны, в приборе гигрографе.
Куда пропадают флюгеры?
С вышеперечисленными приборами я худо-бедно разобралась — на каждом есть деления, графические изображения. Считывай, записывай на специальную табличку и передавай в Гидрометцентр. С гололедно-измерительным станком тоже все понятно. Осенью и зимой на его пластинах налипает все то же самое, что и на проводах, подъемных кранах, самолетах.
— Кстати, вы не можете называться метеорологом, если не знаете различия между гололедом и гололедицей, — говорит Светлана Александровна и тут же поясняет: — “Гололедица” — это лед, который наблюдается исключительно на горизонтальных поверхностях, то есть на дорогах. А вот гололед — это наледь везде: и на дорогах, и на проводах, и на деревьях. Гололед гораздо опасней для человека.
После всего этого мне предстояло определить, какие облака проплывают над той же самой метеоплощадкой. Вот тут-то я и села в лужу — мои знания про кучевые и перистые облака никуда не годились. Во-первых, метеорологи называют их исключительно по-латыни: циррусы — перистые, стратусы — слоистые... Самые мои любимые кучевые облака зовутся кумулюсами, и у них есть множество разновидностей!
— Вот эти — лысые, с темноватым грозовым валом, вот эти, как будто взлохмаченные, — волосатые, — учит меня Светлана Александровна по специальному “облачному” атласу. — А вот это облако — с покрывалом, а то — с характерной формой наверху так и называется: “облако куче-дождевое с наковальней”.
— А как метеорологи определяют скорость ветра? Ведь по флюгеру, извините, анеморумбометру, я определила только направление воздушного потока, да и то — на глазок.
— Информация от этого прибора идет по проводам прямо на нашу станцию, в рабочий кабинет. Там, сидя за столом, мы и узнаем и о скорости, и о направлении ветра по специальному прибору.
— А что если электричество вдруг отрубят?
— Тогда информации о ветре не будет... Был у нас раньше “ручной” флюгер, по которому мы могли определять и скорость, и направление на глаз, но во время Олимпиады-80 у нас его арендовали гребцы для временной установки на Обводном канале, да так и не вернули. Зато без электронного барометра мы справимся без труда, поскольку до сих пор на всех наших трех метеостанциях (ВВЦ, Балчуг и Тушино. — Авт.) имеются старинные ртутные барометры. Конечно, они вредны для здоровья, все-таки ртути в них — большое количество, но зато они надежно работают без всякого электричества.
Кстати, есть у сотрудников метеостанции ВВЦ еще один профессиональный секрет — одно из измерений — уровень облачности они могут точно определять только при помощи Останкинской башни. На стене у Никитиной картинка башни с отмеченными высотами — 50, 100, 125... 500 метров. Раньше был специальный прибор, да уже лет десять как поломался.
— Говорят, во время извержения вулкана в Исландии часть пепла все же коснулась столицы...
— Так и было, и наш горизонтальный марлевый планшет (обычная марля, натянутая на доске, служащая для определения чистоты атмосферного воздуха. — Авт.) это подтвердил. После прохода вулканического облака наша марля перекрасилась в серый цвет, а пробы воздуха, которые обрабатывают в специальной лаборатории, указали на наличие пепла.
— А вы еще и пробы воздуха берете?
— Конечно, к примеру, вот это приспособление, очень напоминающее воздушный шарик, мы надуваем для определения углекислого газа в воздухе. Для этого встаньте прямо, руки держите возле груди и начинайте накачивать насосом воздух...
К концу жаркого дня я дождалась радостной вести — ветроизмерители показали усиление ветра, что свидетельствовало о явном наступлении на Москву холодного атмосферного фронта. Час за часом сила ветра увеличивалась с 3 до 6, потом до 7 метров в секунду. Мы следили за показателями электронного табло и уже предвкушали, как уже совсем скоро ветер принесет нам пару-тройку хороших грозовых кумулюсов. Однако дождь пошел лишь на следующий день. Вот и для осадкомера работенка нашлась.
