Как у вас антитела?
Англичанин Джеймс Бланделл успешно перелил кровь от человека к человеку еще в первой четверти XIX века. Остальные три четверти столетия ничего нового в это дело не привнесли. Медики прекрасно осознавали, что переливания крови зачастую являются чуть ли не единственным способом спасения жизни пациента — например, при обильных кровопотерях. Но сам метод считался малоудобным, дорогостоящим и очень неэффективным. Тому было много причин. Например, кровь следовало переливать свеженькую, от донора к реципиенту, иначе она быстро сворачивалась и теряла все лечебные свойства. Но главное — процесс переливания оставался “русской рулеткой”. Больному могло повезти, а могло и нет. И чаще не везло. Почему — медики понять не могли и действовали на свой страх и риск, вслепую. По некоторым данным, к 1874 году во всем мире было проведено около 600 переливаний крови, и только 180 из них оказались удачными.
Нельзя сказать, что ученые ничего не делали. Маленькие открытия совершались постоянно. В 1867 году английский хирург Джозеф Листер впервые использует антисептики, чтобы избежать инфицирования при переливаниях. В эти же годы русский врач Василий Сутугин проводит опыты по консервации крови и экспериментально доказывает, что кровь, сохраняемая при 0 градусов, может успешно использоваться и через неделю после забора (опыты он, правда, проводил на собаках). Еще одно открытие в этой области принадлежит врачу Вильгельму Раутенбергу: он открыл, что свертывания крови можно избежать, добавив к ней раствор углекислого натрия. Идут эксперименты и с разными жидкостями для переливания. Для поддержания жизненных сил больным вливают молоко. К 1884 году его повсеместно заменяют физиологические солевые растворы, используемые и по сей день. Но главная тайна безопасного переливания крови от человека к человеку так и остается нераскрытой.
Другие изыскания подготавливают человечество к преодолению этого порога. Первое из них — открытие антител в 1890 году. Эмиль фон Беринг нашел в человеческой крови антитела, которые вырабатываются после перенесенного инфекционного заболеваний или вакцинации. Они взаимодействуют с болезнетворными микроорганизмами и нейтрализуют их. А в 1896 году Жюль Борде описал явление агглютинации — склеивания эритроцитов.
Тут стоит сделать небольшое отступление и напомнить школьный курс анатомии. Эритроциты — красные кровяные тельца — это клетки крови, которые переносят кислород из легких к тканям тела, а обратно несут углекислый газ. И перво-наперво Жюль Борде обратил внимание на то, что при переливании крови от одного вида животного к другому виду эритроциты теряют свойства и кислород переносить не могут. Почему? Да потому, что на поверхности эритроцита есть белки-антигены. И если кровь от донора (например собаки) влить реципиенту (например кошке), то у кошки начнут вырабатываться антитела, борющиеся со вторжением чужеродных антигенов. В результате и происходит склеивание — агглютинация, эритроциты утрачивают свое главное свойство. Возможен и худший вариант — гемолиз, разрушение эритроцитов.
С межвидовыми переливаниями все вроде бы стало ясно. Впрочем, и без строгого объяснения, путем печальных экспериментов, медики еще за сто лет до этих открытий поняли, что человеку кровь животных переливать не следует. Но почему передача крови в пределах одного вида, от человека к человеку, далеко не всегда безопасна, по-прежнему никто не знал.
Мы с тобой одной группы
Однако ключевые слова — “антитела”, “агглютинация” — были произнесены. Все было подготовлено к выходу на сцену доктора Карла Ландштейнера. Свои опыты он тоже начал проводить в последнее десятилетие XIX века. И главное, что он догадался сделать, — это смешать плазму крови одного человека с эритроцитами другого. Выяснилось, что в этом случае эритроциты тоже склеиваются! Стало быть, делает вывод Ландштейнер, антитела есть в плазме человека. Он выделил два их типа: А и В. В крови одного человека одноименных антител и антигенов нет. Если же кровь разных людей смешать, то антиген “А” может склеиться с антителом “А” или антиген “В” с антителом “В”. Что не сулит ничего хорошего.
Так в 1900 году Ландштейнер и открыл группы крови. Сначала он описал три из них. Ту, что мы называем первой, — где на эритроцитах нет антигенов, зато антитела в плазме двух видов; вторую — с антигеном “А” на эритроцитах и, соответственно, антителом “бета”; третью — с антигеном “В” и антителом “альфа”. Уже в 1902 году коллеги Ландштейнера описали четвертую группу крови — без антител в плазме, но с обоими типами антигенов на эритроцитах.
Главное открытие в трансфузиологии состоялось. И потоком пошли дополнения и уточнения. В 1907 году было положено проверять донора и реципиента на совместимость. В 1912-м американец Роджер Ли доказывает, что кровь первой группы может быть перелита пациентам с любой группой крови (“универсальный донор”), а крови четвертой группы подходит любая другая (“универсальный реципиент”). Сам Ландштейнер совершил еще много славных открытий. И именно под его руководством Александр Винер и Филипп Левин в 1940 году открыли резус-фактор, то есть наличие или отсутствие на мембране эритроцита еще одного белка.
Собственно, определением группы крови и резус-фактора и ограничивается знакомое всем нам стандартное описание типа крови. Однако вариаций агглютиногенов было открыто еще множество. И сам Ландштейнер в своей нобелевской лекции (премия за открытие групп крови была присуждена ему в 1930 году) отмечал, что количество групп крови будет расти до тех пор, пока не сравняется с числом живущих на Земле людей. Все к тому, собственно, и идет. Новые открытия в этой области продолжаются.
Но для массового использования донорской крови хватало (и хватает) тех четырех групп, открытых в начале прошлого века. Тогда же подоспело и еще одно важнейшее открытие. Для предотвращения свертываемости крови была использована натриевая соль лимонной кислоты — цитрат натрия. Это вещество, которое и в наши дни массово используют для приготовления газировок с лимонным вкусом, прекрасно справилось с ролью антикоагулянта. И сейчас этот метод предотвращения свертываемости крови вполне актуален.
Так буквально за несколько лет переливание крови из малоэффективного экзотического метода лечения превратилось чуть ли не в панацею. И тут с донорством и трансфузиологией стали твориться истории не совсем гуманитарного плана.
Перво-наперво оживились военные. Повод был. Началась Первая мировая война — с ее огромными театрами военных действий, огромными армиями и огромными жертвами. Таких массовых кровопотерь человечество еще не видело, и поэтому масштабные переливания крови пришлись впору.
В то же время зрело и другое отношение к переливаниям крови — самое мистическое за всю историю медицины. Никакая античность, никакое средневековье с их мифами, астрологиями и общим слаборациональным восприятием действительности не сравнятся по восторженному отношению к донорству с просвещенным XX веком. И то верно: научные успехи вскружили головы цивилизованным европейцам и американцам. И замахнулись они если не на достижение вечной жизни, то вечной молодости как минимум.
Кровавая вечная молодость
Помните “Собачье сердце” Михаила Булгакова? Помните, чем промышлял профессор Преображенский? “Я вам, сударыня, вставляю яичники обезьяны”. Такие операции по омоложению — не просто творческий вымысел, а реальное отображение модного направления в медицине. Об омоложении с помощью вытяжек из семенников животных дискутировали с конца XIX века. Операции по пересадке семенников обезьян практиковались всю первую четверть века XX. А опыты русского ученого Иванова по скрещиванию человекообразных обезьян с человеком — вообще особая и очень интересная страница в истории биологии.
Велись поиски и других источников вечной молодости или хотя бы продолжения жизни. Так, нобелевский лауреат Илья Мечников активно пропагандировал употребление молочного продукта на основе болгарской палочки (разновидность йогурта). Именно он, согласно мнению ученого, нормализует кишечную флору, нейтрализует скопившиеся в кишечнике токсины — главные, по Мечникову, виновники преждевременной старости.
И, естественно, когда кровь научились безопасно переливать, о донорстве тоже заговорили как о методе продления жизни. И здесь в первую очередь вспоминается масштабная, во многом загадочная фигура Александра Александровича Богданова (Малиновского) — организатора и директора первого в мире Института переливания крови.
Размах его интересов был леонардовский. Он был не просто медиком, но и экономистом, литератором, философом, а еще профессиональным революционером. И не абы каким — большевиком, главным оппонентом Ленина после первой русской революции. Богданов создал две независимые друг от друга философские теории. Первая из них — монизм — сподвигла Владимира Ильича на создание собственного философского труда “Материализм и эмпириокритицизм” — главного кошмара советских студентов-гуманитариев. Вторая философская теория Богданова, тектология, рассматривала все происходящее в мире как результат взаимодействия элементов в организованных по объективным законам системах. Богдановские труды забыли, но системный анализ был открыт заново, в 1950-е годы, через 30 лет.
Но главной страстью Богданова были переливания крови. В 1908 году он пишет фантастический роман “Красная звезда”. Сюжет его прост: революционера Леонида забирают в путешествие на Марс, где уже давно построено светлое будущее. Большую часть романа составляет изложение общефилософских, этических, эстетических и производственных взглядов Богданова на коммунизм, вложенное им в уста марсианских товарищей. Есть и любовная линия, весьма пикантная: большеголовые и плоскогрудые марсиане придуманы Богдановым в стиле “унисекс”, к чему землянину трудно привыкнуть. Так, только к середине романа выясняется, что один из ближайших друзей Леонида — на самом деле женщина, которая уже давно его любит. Из мелких “прозрений будущего” в романе можно отметить полностью автоматизированные заводы, развитую химическую промышленность (одежду на Марсе шьют из синтетики) и… эвтаназию. Да-да, при марсианских больницах существуют кабинеты, где любой желающий, после того как его не смогут убедить друзья, психологи и проч., имеет возможность с комфортом уйти из жизни. Но это, конечно, не главное достижение коммунистической медицины. Люди на Марсе живут очень долго. И вот что рассказывает об этом Леониду марсианский врач:
“Раса тут ни при чем: лет двести тому назад мы были вдвое менее долговечны. Лучшие условия жизни? Да, в значительной мере именно это. Но не только это. Главную роль тут играет применяемое нами обновление жизни.
— Это что же такое?
— Вещь, в сущности, очень простая, но вам она, вероятно, покажется странной. А между тем в вашей науке уже имеются все данные для этого метода. Вы знаете, что природа, чтобы повысить жизнеспособность клеток или организмов, постоянно дополняет одну особь другою. Для этой цели одноклеточные существа, когда их жизнеспособность понизится в однообразной обстановке, сливаются по два в одно, и только этим путем возвращается в полной мере способность их к размножению — “бессмертие” их протоплазмы.
Такой же смысл имеет и половое скрещивание высших растений и животных: здесь также соединяются жизненные элементы двух различных существ, чтобы получился более совершенный зародыш третьего. Наконец, вы знаете уже и применение кровяных сывороток для передачи от одного существа другому элементов жизнеспособности, так сказать, по частям — в виде, например, повышенного сопротивления той или другой болезни. Мы же идем дальше и устраиваем обмен крови и между двумя человеческими существами, из которых каждое может передать другому массу условий повышения жизни. Это просто одновременное переливание крови от одного человека другому и обратно, путем двойного соединения соответственными приборами их кровеносных сосудов. При соблюдении всех предосторожностей это совершенно безопасно; кровь одного человека продолжает жить в организме другого, смешавшись там с его кровью и внося глубокое обновление во все его ткани.
— И таким образом можно возвращать молодость старикам, вливая в их жилы юношескую кровь?
— Отчасти да, но не вполне, разумеется, потому что кровь не все в организме, и она, в свою очередь, им перерабатывается. Поэтому, например, молодой человек не стареет от крови пожилого: то, что в ней есть слабого, старческого, быстро преодолевается молодым организмом, но в то же время из нее усваивается многое такое, чего не хватает этому организму; энергия и гибкость его жизненных отправлений также возрастают.
— Но если это так просто, то почему же наша земная медицина до сих пор не пользуется этим средством? Ведь она знает переливание крови уж несколько сот лет, если не ошибаюсь.
— Не знаю, может быть, есть какие-нибудь особые органические условия, которые у вас лишают это средство его значения. А может быть, это просто результат господствующей у вас психологии индивидуализма, которая так глубоко отграничивает у вас одного человека от другого, что мысль об их жизненном слиянии для ваших ученых почти недоступна. Кроме того, у вас распространена такая масса болезней, отравляющих кровь, болезней, о которых сами больные часто не знают, а иногда и просто скрывают.
Практикуемое в вашей медицине — теперь очень редко — переливание крови имеет какой-то филантропический характер: тот, у кого ее много, дает другому, у которого в ней есть острая нужда, вследствие, например, большого кровотечения из раны. У нас бывает, конечно, и это; но постоянно применяется другое — то, что соответствует всему нашему строю: товарищеский обмен жизни не только в идейном, но и в физиологическом существовании...”
Буржуазные вампиры и советские доноры
Эти две идеи — переливание крови как основа долголетия и добровольный обмен “жизненными силами” через кровь как один из столпов коммунистического общества — Богданов пронес через всю жизнь. И после революции попытался воплотить их на практике.
Владимир Ильич Ленин не стал препятствовать своему старому врагу, напротив, оказал содействие. Вождь, как известно, был прозорлив и цепко смотрел в будущее. В сталинские времена Богданова не потребовалось уничтожать как врага народа. Институт переливания крови Богданова был основан в 1926 году, а в 1928-м Богданов погиб при постановке опыта на самом себе.
Учение его об обмене “жизненными силами” было в целом признано “мистическим”. Но идею добровольной сдачи крови советская власть запомнила. Она стала теоретическим обоснованием создаваемой системы массового донорства. Коллективистский характер нашего донорства противопоставлялся индивидуалистическому донорству буржуазного Запада.
Исследователь этого вопроса Дмитрий Михель приводит очень характерное стихотворение “Вампир”, опубликованное в журнале “Огонек” в 1935 году. Это отзыв на сообщение (возможно, вымышленное) в “Дейли Геральд” о случае 150 переливаний, которые сделал себе некий богатый ирландец.
“Он не похож на жалких и худых
Былых кустарных немощных
вампиров.
Упитан он, не бледен, точно мел, —
Пугливых призраков что может
быть пошлее,
Нет, он не станет, крадучись во тьме,
Пить чью-то кровь из неумытой шеи…
Сама ведь жертва (времена не те!)
Притащит кровь в голодной упаковке.
И лучший врач проверит чистоту
И густоту горячего навара.
Тогда вампир, гнетя кряхтящий стул,
Протянет жертве несколько долларов.
И сотни жизней Томов, Гарри, Джен,
Голодных, обескровленных и гордых,
Пройдя по трубам дряблых,
сонных вен,
Взойдут румянцем на лице милорда.
И купленную молодость и кровь,
Опять запевшую в усталом теле,
Он станет тратить на угар пиров,
На зелень казино и на батист
постелей”.
У нас, конечно, все было не так. “22 апреля 1935 г. было принято постановление Совета народных комиссаров “О кадрах доноров”, в котором утверждалось, что “донорство является особо полезной общественной функцией и добровольным актом”, а “свои обязанности доноры выполняют без отрыва от основных производственных обязанностей”. Кроме того, вводились “денежные компенсации на усиленное питание” для доноров. Донорство не должно было быть профессией, но оно материально и морально поощрялось”, — пишет Д.Михель.
Впереди были война, для которой массовое донорство стало необходимостью. А в 1950-е годы практически сложилась советская система станций переливания крови — возможно, лучшая в мире.
