Холодов появился в редакции "МК" именно в те дни, когда рухнула империя, бесправными подданными которой были мы все. Он был уже достаточно взрослым для того, чтобы навсегда запомнить вкус всего советского, и очень молод — именно той молодостью, когда любишь и можешь учиться. Чему он хотел научиться? Писать? Да. Но не только.
Я думаю, ему очень хотелось научиться понимать, что происходит вокруг. Не все люди хотят этого. Иные просто живут, и на это тоже требуется особый талант. Но Холодов был другой человек. Как к журналисту я к нему долго всерьез не относилась. Он еще искал свой стиль. Хватался за разные темы. Сначала не получалось. Потом — случайная командировка в Приднестровье. И именно на поле военных действий родился журналист — военный корреспондент Дмитрий Холодов.
Однажды он спросил меня, как я проверяю то, что мне рассказывает герой моего судебного очерка. Разговаривать всерьез не хотелось, потому что он остановил меня на лестнице с пирожным. Я ответила, что пишу несколько дней, а материал собираю и проверяю месяцами, и вовсе не все потом печатаю, так что проверка — самая невыгодная часть работы. Отшутилась. Он улыбнулся и побежал вниз по лестнице.
Мы с ним много спорили о том, можно ли научиться писать на журфаке МГУ. Я всегда считала, что научиться писать можно только в газете. Собственно, спор состоял из моих бурных выступлений и его немногословных реплик. Но говорили мы о разном. Я — о технике писания, а он — о человеческом праве. Это я теперь понимаю. И вот поняв это, я могу сказать, что Холодов, придя в редакцию, уже был сформировавшейся личностью с устоявшимися представлениями о жизни и о главном в человеке. Это не зависит от возраста.
Кристалл личности вырастает там, где есть из чего расти. Кристалл — штука красивая, но твердая. И эта твердость, даже жесткость, была, очевидно, важной составляющей его личности — в том, что он считал для себя обязательным. Он был очень негромким человеком, не любил конфликтов, но в том, что он считал основополагающим — для себя или для других, — он был абсолютно непоколебим.
Начав заниматься военной темой, он столкнулся с системой человеческих отношений, абсолютно для себя неприемлемых. Он привык уважать армию и вырос в атмосфере благоговения перед русской военной историей. И неожиданно обнаружил, что российская армия — это огромная и абсолютно закрытая часть общества, живущая по законам, часто не имеющим ничего общего с нормой.
Смутное время выбросило на поверхность военачальников, сделавших себе капитал на неразберихе, со дна которой, как в сказке, поплыли в руки неисчислимые богатства. На фоне солдатской жизни, полной унижения, бесправия и предательства, особенно нетерпимо оказалось для Холодова то, что он узнал о жизни высшего офицерского состава. О торговле оружием. О грязных деньгах. О машинах, дачах и квартирах...
Ему органически претили скандалы. Он не был мастером жареного факта, журналюгой, которому все равно, что и о ком писать, лишь бы сенсация. Он просто сделал открытие, которое его потрясло как человека. Армия живет по законам абсолютного подчинения младшего старшему. Невыполнение приказа может стоить жизни. А выполнение — чести. Убедившись в этом, он не мог оставаться наблюдателем. Он считал, что об этом должны знать все. А люди, о которых он писал, так не считали. Он добывал информацию, а его пытались купить. Выгодными предложениями, деньгами...
Они просто не поняли, что он вырос в семье, где деньги, заработанные тяжелой работой, тратили не на водку, а на путешествия и книги. Потом поняли и убили. А теперь я хочу задать вопрос. Вы заметили, что теперь нас объединяет не язык, не общенациональная идея, не история, а список заказных убийств, расследование которых президент всякий раз берет под свой персональный контроль и из которых еще ни одно не дошло до суда. Что бы это значило?
Список все знают наизусть: Александр Мень, Иван Кивелиди, Владислав Листьев, Дмитрий Холодов, Галина Старовойтова... Все дела расследуются годами. И — ничего. Что, российская прокуратура разучилась работать? Нет. Что, убивают небожители, которые не оставляют следов? Следы есть. Следы всегда есть. Мало времени на расследование? А сколько надо? Пять лет — это мало? А десять? Так, может, все дело в том, что ответ не нужен?
Теперь уже известно, что пожелание, стоившее Дмитрию Холодову жизни, высказал министр обороны России Павел Грачев. Публикации Холодова раздражали министра. Грачев считал, что он и российская армия — это одно и то же. Поэтому выходило, что, задевая Грачева, Холодов порочит армию. Недаром кое-кто из обвиняемых считает, что убийство Холодова — не террористический акт, а акт возмездия за позор, которым публикации Холодова замарали честь российского воинства.
Получается, что специальное подразделение, в котором служили обвиняемые, считало себя вправе расправляться с неугодными. Вполне естественно, если учесть, что министр обороны придерживался той же точки зрения. То, чем занималось это подразделение, еще ждет своего исследователя. Людям еще предстоит узнать, как в российской армии был сформирован батальон смерти, не подвластный никому. Кроме министра обороны.
Имя министра дамокловым мечом все пять лет висело над следственной бригадой. Как-никак впервые в новейшей истории страны на члена правительства пало подозрение в заказе убийства. Опустится ли этот меч? Ведь дело об убийстве Холодова — единственное из всего списка — находится в преддверии суда. Единственное. Переоценить этот факт невозможно.
Если суд состоится и имена убийц и заказчиков будут названы, в день оглашения приговора мы будем жить уже в другой стране. А теперь несколько слов о расследовании, которое находится на финише. Обвиняемые знакомятся с материалами уголовного дела. Все пять долгих лет "Московский комсомолец" доверял следственной бригаде Генеральной прокуратуры.
Мы не просто жили в условиях непрекращающегося следственного эксперимента, не просто "терпели" контакт с сотрудниками прокуратуры, не всегда комфортный и всегда несвоевременный, потому что в газете жизнь не идет, а мчится, — мы доверяли людям, которые искали убийц Холодова.
Нас за это поносили, нам давали понять, что мы сговорились со следствием, — а мы молчали. Понять нас может только тот, кто пережил подобное. Мы были убеждены в том, что у нас с Генеральной прокуратурой одна общая цель: найти тех, кто убил Холодова. И не просто найти, но и назвать их имена.
И вдруг возникла проблема. Вроде бы пустяковая — на первый взгляд. Но только на первый. Дело в том, что адвокат одного из обвиняемых выступил в средствах массовой информации, и следствие пришло к выводу, что были преданы огласке материалы дела, что запрещено законом.
По словам сотрудников прокуратуры, адвокат был допрошен в качестве свидетеля по делу. И по этой причине постановлением Генеральной прокуратуры от участия в деле отстранен. В то же время адвокат категорически отрицает факт допроса, кстати, и его подписи под протоколом допроса нет.
Руководитель следственной группы Евгений Бакин уведомил президиум Московской городской коллегии адвокатов о том, что адвокат от дела отстранен, и обвиняемому следует, согласно закону, представить другого адвоката. Президиум на уведомление не отреагировал. Последовало второе, за ним — третье. Адвоката у обвиняемого нет, а время идет, и его осталось очень мало. В последних числах января дело должно поступить в суд.
Я обратилась за разъяснениями в президиум коллегии. И мне ответили, что у президиума нет оснований направлять обвиняемому другого адвоката. Во-первых, потому, что Генеральная прокуратура не прислала текст постановления об отстранении адвоката. Во-вторых, обвиняемый не расторг с этим адвокатом соглашения.
Тогда я спросила у руководителя следственной группы, почему не направляется постановление? Евгений Анатольевич Бакин ответил: я не обязан это делать. Да, не обязан. Вот в этом и вся загвоздка. Образовалась правовая дыра. Дело в том, что еще год назад постановление прокуратуры обжаловать было нельзя, а теперь — по новому закону — можно.
Таким образом адвокат, отстраненный от дела, может обратиться в суд. Для этого ему нужен только текст постановления об отстранении от дела. Но обязать прокуратуру выдавать постановление адвокату законодатель, видно, забыл.
Вот и получается: прокуратура не допускает к делу старого адвоката — требует нового, а коллегия адвокатов нового выделить не может — нет оснований: отсутствует постановление прокуратуры...
Газета "Московский комсомолец" беспокоится об адвокате обвиняемого по делу об убийстве журналиста "Московского комсомольца". Парадокс? Не удивляйтесь. Парадокс на самом деле вовсе не в этом. Предположим, что в конце января дело, состоящее из 104 томов, поступит наконец в суд. Как только в суде выяснится, что нарушено право на защиту одного из обвиняемых, дело будет возвращено на доследование.
Сейчас ни один суд не возьмет на себя ответственность рассматривать дело с таким нарушением. Тем более такое дело. Но срок содержания под стражей обвиняемых к тому моменту будет исчерпан. И они с триумфом покинут зал суда. Кто будет виноват в этом?
В глазах людей — суд. А в действительности — Генеральная прокуратура, которая не отправила в коллегию адвокатов одну-единственную бумагу. Еще есть время исправить эту оплошность. По-человечески следователя Евгения Бакина понять нетрудно: адвокат, о котором идет речь, всеми правдами и неправдами, используя средства массовой информации, сумел внушить многим мысль о полной невиновности своего подзащитного.
Тактика такая: прокуратурой схвачены первые попавшиеся, лишь бы отчитаться по делу, которое находится на контроле у президента страны. Но это ведь и есть задача адвоката — использовать все возможности, чтобы освободить своего подзащитного. А как профессионала понять Бакина трудно. Зачем проявлять такое упорство, когда подводится итог неимоверно сложной пятилетней работы огромной следственной бригады? Зачем, если есть уверенность в том, что дело расследовано по-настоящему?..
Ведь что приходит в голову: или дело плохо расследовано, или идет колоссальное давление сверху. И в том и в другом случае история с неотправленным постановлением — идеальное средство от всех болезней и единственный способ выйти из игры в более или менее чистых перчатках. Я хочу жить в стране, где правосудие не играет в такие игры. А вы?
