Как Хазанов стал чемпионом мира
Однажды Юрий Энтин должен был срочно вылететь в Ленинград, но с билетами было туго, и поездка срывалась. Поэт бросился за помощью к Геннадию Хазанову, но и у того ничего не вышло. Тогда друзья решили испытать последний шанс: отправились на Ленинградский вокзал и заглянули в святая святых вокзального помещения - депутатский зал. Но тут их встретили непроницаемые взгляды его хозяек. Дело было совсем плохо, и вдруг одна из девушек посмотрела внимательнее на Хазанова и расцвела в улыбке.
- Вы меня узнали? - обрадовался «учащийся кулинарного техникума».
- Конечно, товарищ Карпов, как же можно вас не узнать! - последовал ответ.
Возможно, в иной ситуации Хазанов объяснил бы девушке, что она обозналась, он еще не чемпион мира... Но ведь важнее было спасти поэта, и мастер эстрады быстро вошел в роль.
- Знакомьтесь, известный гроссмейстер Энтин. - Геннадий торжественно представил девушке поэта. - Он опаздывает на международный турнир в нашу Северную столицу. - Уверен, вы ему поможете.
И через две минуты желанный билет лежал у новоявленного гроссмейстера в кармане, все закончилось хеппи-эндом.
Закрытое совещание
Инициатором создания журнала «64» почти полвека назад был тогдашний чемпион мира Тигран Петросян, но истинным его руководителем был поэт и литератор Николай Тарасов. Как зам. редактора «Советского спорта» он курировал новое издание - приложение к самой популярной тогда спортивной газете.
Тарасов любил шахматы, играл в силу первого разряда и, что немаловажно, дружил с Петросяном. Я не сразу сообразил, какая нить их связывала, а понял это, узнав необычное отчество отца Тарасова - его звали Александр... Тигранович. Таким образом, происхождение обоих друзей уходило к библейским вершинам Арарата.
Тарасов с юности увлекался поэзией, а печататься начал поздно. Но в литературных кругах знали, что он - первый наставник советского поэтического «лидера» Евгения Евтушенко. В своих биографиях Евтушенко с благодарностью вспоминает о Николае Александровиче, пишет о том, что именно Тарасов в далеком 1949-м впервые напечатал его стихи в «Советском спорте».
Когда я приходил в редакцию и попадался на глаза Тарасову, он всякий раз увлекал меня к себе в кабинет, предупреждал секретаршу, что у него закрытое совещание, и декламировал свои стихи. Так получилось, что признание Тарасова как поэта совпало с рождением «64». Неудивительно, что в первую же свою книжку он включил стихотворение, посвященное Тиграну Петросяну:
За шахматами
Блокнот - как планшетка у края стола.
Холодный стакан недопитого чая.
Противник ушел, между вами легла
Стена нарастающего молчанья.
И эта обманчивая тишина,
Где все, что ты знал, разворочено боем,
И эта придуманная война
Вдруг с глазу на глаз остается с тобою.
А в строгих квадратах - смятенье и боль.
И время не ждет. И торопит с решеньем.
И ты, как всегда, недоволен собой,
Чуть сумрачно смотришь на поле сраженья...
О, этот внезапно разрушенный строй,
Где, кажется, нет настоящего хода!
И жертвой ферзя завершается бой,
И в необходимости гибнет свобода.
По черным полям прокатилась гроза.
Но мысль работает неутомимо.
Спокойно и ясно мерцают глаза.
Плывет синеватое облачко дыма...
В кабинете у Тарасова я часто встречал известных поэтов, например Александра Межирова, который писал, что стихи Тарасова «идут как бы под тугими парусами». Как истинный художник Тарасов был либералом и имел из-за этого немало неприятностей. Возможно, потребность приблизиться к литературе подсказала ему необычный ход - в конце концов он ушел в журнал «Советский экран», мечтал сделать его литературно-художественным, печатал Беллу Ахмадулину, Булата Окуджаву, других признанных поэтов и писателей, к которым подозрительно относился официоз. Время было достаточно жесткое, и, помнится, у Тарасова были немалые проблемы. К сожалению, после его ухода из «Советского спорта» наши «закрытые совещания» прекратились.
Собака с золотыми зубами
Веселая история, правда, с грустным финалом, описана в повести братьев Вайнеров «Гонки по вертикали». О том, как дантист Зубакин, по совместительству опытный валютчик, погорел на своем пристрастии к шахматам...
Зубопротезный кабинет Зубакина был расположен на Гоголевском бульваре, рядом с шахматным клубом. Однажды, занимаясь своей очередной пациенткой, он зацементировал ей протез и велел немного посидеть, не раскрывая рта, пока мост не просохнет. Сам же на минутку выскочил в соседний дом – в шахматный клуб. И надо такому случиться - как раз в этот момент там начинался сеанс одновременной игры, который давал любимый гроссмейстер валютчика. Упустить такой шанс было бы непростительно, и Зубакин пристроился к одной из досок, закаменев, словно гипс у его пациентки. Поединок получился очень увлекательным, но когда спустя три часа дантист вернулся в свой кабинет, бедную женщину успели увезти в Институт Склифосовского, где ей чуть ли не ломом вышибали изо рта цемент. А у Зубакина тем временем милиция успела конфисковать все золото и валюту. В результате этот страстный поклонник шахмат вынужден был на три года отправиться в места не столь отдаленные - повышать свой рейтинг...
В интервью с Аркадием Вайнером я спросил его:
- Зубакин - это плод вашей писательской фантазии или у игрока-дантиста был живой прототип?
- Вы будете смеяться, - ответил Аркадий Александрович, - но такой шахматист был, он и сейчас есть. Не стану называть его имя (оно широко известно в узких кругах), а прославился этот человек, столь жестоко пострадавший из-за шахмат, еще и тем, что своей любимой собаке, побитой в какой-то уличной драке, вставил золотые зубы. Сейчас его имидж от такого поступка только вырос бы, но в те далекие времена это выглядело немного вызывающе...
