Елена Баснер: «Я получила деньги за посредничество в операции»

Дело о сделке с поддельной работой Бориса Григорьева движется к развязке

Слушания по уголовному делу Елены Баснер, дочери известного композитора, искусствоведа, экс-сотрудника Русского музея, начались в феврале этого года, и, кажется, сейчас дело движется к финалу. Напомним, что Баснер обвиняется в мошенничестве (ст. 159 УК РФ): в 2009 году она участвовала в продаже коллекционеру Андрею Васильеву работы «В ресторане», чье авторство приписывалось авангардисту Борису Григорьеву. Петербургский собиратель заплатил за нее 7,5 млн рублей ($250 тыс.). Впоследствии выяснилось, что проданная картина — лишь копия произведения, хранящегося в Русском музее. За месяцы разбирательства выступили, похоже, все свидетели по делу, а на днях наконец и обвиняемая дала показания. «МК» сопоставил факты, озвученные в ходе заседаний.

Дело о сделке с поддельной работой Бориса Григорьева движется к развязке
Крайний слева - потерпевший Андрей Васильев, за кафедрой обвиняемая Елена Баснер.

Стороны еще как минимум дважды встретятся в Дзержинском районном суде: судья Анжелика Морозова назначила еще два слушания — 27 октября и 2 ноября, — но уже сейчас ситуация вокруг сделки с Григорьевым выглядит довольно ясно. События 2009 года восстановлены чуть ли не по минутам, хотя в деле и остаются «белые пятна». Конечно, существует две версии — потерпевшего коллекционера Васильева и обвиняемой в мошенничестве Елены Баснер.

Свою версию событий искусствовед озвучивала три часа на недавнем заседании. Баснер утверждает, что до последнего (то есть до 2014 года, когда следователь показал ей две работы — поддельного и настоящего Григорьева) она считала работу «В ресторане» подлинной.

Работа, из-за которой весь сыр-бор

Основываясь лишь на визуальном стилистическом анализе, Елена Вениаминовна решила, что перед ней «подлинная вещь, которую никто не знает». И что работа происходит из коллекции Тимофеева, а вовсе не из собрания Окунева, которое сама же и описывала в 1980-х годах (Баснер входила в состав комиссии Русского музея, согласно завещанию Окунева принимавшей произведения в фонд ГРМ). Впрочем, письменное заключение она так и не сделала, объяснив это тем, что никто — ни владелец работы, представившийся Михаилом Аронсоном, ни покупатель, врач Андрей Васильев, ни посредник, издатель Леонид Шумаков, — такового у нее не просил. По словам Баснер, выходит, что она лишь дважды держала работу в руках: 6 июля 2009 года, когда некто Михаил Аронсон принес ей Григорьева, и 10 июля, когда состоялась сделка. Так что подробного исследования она провести не успела. Баснер так и не связалась с потомками Николая Тимофеева, не проследила провенанс (историю) работы — выяснила лишь, что вещь опубликована в альманахе купца и мецената Бурцева, который активно сотрудничал с Григорьевым в 1910-е годы, а позже выяснилось, что в издании представлена работа из собрания Русского музея. И не провела технологической экспертизы. Тем не менее 200 тысяч долларов взяла, из которых, как утверждает искусствовед, 180 передала Аронсону, а 20 оставила себе. На вопрос о том, за что она получила такую крупную сумму, Баснер ответила: «Так принято в этой среде». А после тихо добавила: «Я получила деньги за посредничество в этой операции». А через час договорилась до того, что возвращать деньги «не считала нужным, потому что потерпевший повел себя в этой ситуации так, что это исключало любое дальнейшее общение» (подразумевается обращение в правоохранительные органы).   

Андрей Васильев

Кстати, обычно экспертное заключение специалиста стоит от 5 до 55 тысяч рублей в зависимости от сложности работ и ценности произведения. Многие организации указывают тарифы: так, на сайте одной из экспертных организаций значится, что анализ графической работы коллекционного значения стоит 5000–12 500 руб., а живописного произведения музейного значения — 30 000–55 000 руб. Так что воспринимать 600 тыс. рублей (по курсу 2009 года), полученные Баснер, как плату за устное (!) заключение никак нельзя. Впрочем, она и сама признает, что получила деньги за посредничество.

Однако только ли $20 тыс. достались Баснер в результате сделки? У адвокатов Васильева есть сомнения на сей счет.

— Ранее было установлено, что Михаил Аронсон, гражданин Эстонии, не пересекал границу Россия в те даты, о которых идет речь, — говорит «МК» один из адвокатов Васильева Никита Семенов. — И несмотря на то что на допросе в Эстонии он слово в слово подтвердил версию Баснер, факты говорят, что денег он не получил. Куда делись 250 тысяч долларов, а не 200, как утверждает Баснер, — не ясно.

Елена Баснер

Показания Аронсона есть в материалах дела — они зачитывались на одном из слушаний в начале сентября. Ранее судимый гражданин Эстонии, проживающий в Таллине, заявил: «Картина принадлежала моей бабушке, Гесе Абрамовне Аронсон, которая всю войну прожила в Ленинграде. Эту картину я помнил с детства. Я забрал картину у сестры моего отца Натальи Аронсон, когда она с семьей уезжала в Израиль. Это было примерно в 1985–1990 годах». В тех же показаниях он подтверждает, что все это время картина хранилась у его дяди, проживающего в Петербурге, «в прихожей за шкафом». А также что он получил от Баснер $180 тыс.

Ну а отсутствие в представленных УФМС данных о том, что Аронсон пересек границу РФ до 6 июля 2009 года, когда впервые пришел к Баснер, может объясняться тем, что он въехал через Белоруссия. Впрочем, подтверждений этому нет.

По версии стороны Васильева, в преступной сделке мог иметь место сговор между Баснер, Аронсоном и сотрудниками Русского музея. Об этом на суде напрямую не говорится, но подразумевается. И не случайность, что сотрудник отдела рисунка Русского музея, хранитель работ Григорьева Юлия Солонович пришла в гости к Баснер, где увидела клон Григорьева и оценила его как качественную работу, подлинник. О том, что за три месяца до того она осматривала оригинал «ресторанной картины» авангардиста, приятельница обвиняемой запамятовала. В разговоре с издателем Шумаковым Баснер, по ее словам, невзначай упомянула о высокой оценке эксперта Русского музея аронсоновского Григорьева. А между тем это упоминание стало серьезным аргументом для Васильева. Странно и то, что Солонович не заинтересовалась работой, в которой распознала Григорьева, хотя как раз тогда готовила ретроспективу мастера и плотно занималась творчеством художника. Почему? Давая показания в апреле, она не смогла этого объяснить. А забывчивость объяснила тем, что в ее хранении 12 500 картин, каждую не упомнишь.

И не случайно, как утверждает Васильев, Баснер в 2011 году (уже после того как эксперт Центра им. Грабаря Юлия Рыбакова узнала в работе «В ресторане» подделку, которую некогда уже исследовала) сказала коллекционеру, что он может получить положительное заключение в Русском музее. ГРМ, однако, подлинником ее не признал, но не сразу. Дело-то уже дошло до Следственного комитета.

Елена Баснер

Впрочем, обвинить в причастности к делу сотрудников Русского музея, где хранится оригинал работы Григорьева, не удастся — нет доказательств получения денег за участие в деле с подделкой.

Тем не менее версия событий Баснер не выглядит убедительной. Не знала, не помню, не успела, все произошло стремительно... Столь наивным не может быть профессиональный искусствовед. Взять хотя бы этот эпизод. Аронсон утверждает, как и Баснер, что вышел на нее через Bukowskis. Но почему консультант аукционного дома не провела сделку через структуру, на которую в тот момент работала? Почему все сделала частным образом, даже без письменного экспертного заключения? Интересно, что за время ее работы на Bukowskis, где Баснер являлась единственным специалистом по русскому исскусству, через нее проходили сотни, а может, тысячи работ. Не на все она давала письменное заключение, не у каждой проверяла провенанс, хотя для аукционного бизнеса это нормальная процедура. Кто знает, сколько раз ошиблась Баснер? И станут ли другие случаи предметом разбирательства?

Один такой пример «МК» приводил в публикации от 7 февраля 2014 г: Баснер признала подлинной работу, которая приписывалась театральному художнику Николаю Сапунову — живописцу, ученику Коровина и Серова, сценографу, утонувшему в 1912 году. Однако позже другие экспертные институции сделали противоположное заключение, основываясь далеко не только на визуальном анализе.

Но главное — вне зависимости от того, была ли Баснер посредником в мошеннической схеме продажи подделки, или сделала ошибочный вывод непреднамеренно, — остается открытым вопрос об ответственности эксперта за неверное заключение. Это не предмет разбирательства данного уголовного дела. Это проблема, которая развязывает руки искусствоведам: если вдруг что — они ни при чем. Изменит ли дело Баснер что-то в этой ситуации, которая позволила, например, экспертам Третьяковки когда-то дать более 100 ошибочных заключений и выйти сухими из воды? Вопрос открытый.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру