Возможно, это был экспромт, но по совпадению названный автор оказался, как и многие дореволюционные литераторы, русским офицером и участником военных кампаний, а не «кабинетным писателем».
Михаил Юрьевич, как известно, был гусаром, служил на Кавказе, а конкретно в 1840 году участвовал в кровопролитном сражении на территории Чечни, у реки Валерик.
Пытаться вычислить, какое именно издание Лермонтова по вечерам оказывается в руках у Владимира Владимировича, — занятие едва ли эффективное. Самым тиражным было собрание сочинений классика в двух томах, изданное комбинатом «Правда», — тираж был 1 млн 400 тыс. штук, так что все может быть.
Но Путин произнес слово «томик» — так обычно называют небольшую книжку стихотворений, так что вряд ли российский лидер читает «Героя нашего времени» или пьесы — скажем, «Маскарад».
Скорее всего, Путин обращается к лирическим и военным стихотворениям, в том числе к бессмертному «Бородино», небольшим поэмам — можно спорить на бутылку шампанского, что поэма «Кавказский пленник» чисто тематически ему близка. Президент мыслит себя продолжателем великих дел прошлого, значит, покорение Кавказа в первой половине XIX века и вторая чеченская кампания (КТО в Чечне) рубежа тысячелетий в его сознании автоматически «рифмуются».
А чем еще мог подкупить Михаил Юрьевич? Нетипичным для позапрошлого века «культом Кремля». Особый пиетет перед древним сердцем Москвы возник уже при СССР — в Российской империи столица была другой, и Земля на Красной площади не начиналась. Но вот читаем у Лермонтова:
«Кто видел Кремль в час утра золотой,
Когда лежит над городом туман,
Когда меж храмов с гордой простотой,
Как царь, белеет башня-великан?»
