Откроем старую отреставрированную книжечку: известный в Серебряном веке и расстрелянный в 1937-м критик Валериан Чудовский, “Дюма-отец”, год издания 1919-й.
“Когда обозначился “бешеный” успех фельетонного романа, Дюма сразу стал первым мастером этого нового литературного рода. Здесь искусство сводилось к тому, чтобы поддерживать любопытство читателя в непрерывном напряжении, так, чтобы он непременно купил продолжение в следующем номере газеты… Не совсем приличные заимствования у иностранных и старых отечественных писателей вошли в его привычки… Главной целью Дюма стали непосредственный успех и нажива, более высоких целей у него иногда не заметно…”
Отзывы о Дюма появились в России и задолго до этой критической работы. Белинский, наш “неистовый Виссарион”, был одним из первых переводчиков Дюма на русский. Из его противоречивых отзывов можно понять, что автор “Трех мушкетеров” откровенно раздражал Белинского… Раздражал, бесил, будоражил и вызывал черную зависть:
— Г.Дюма бывает очень несносен со своими дикими претензиями на гениальность и на соперничество с Шекспиром, с которым у него общего столько же, сколько у петуха с орлом… Он добрый малый и талантливый беллетрист. Самую нелепую сказку умеет он рассказать вам так, что, несмотря на бессмысленность ее содержания, натянутость положений и гаерство эффектов, вы прочтете ее до конца.
Дюма никого и никогда не оставлял равнодушным. А что творилось во Франции в апогей его славы!
Гюго называл Дюма “ослепительным явлением” своего века и “одним из его утешений”.
Жорж Санд, близкая подруга Дюма-сына, говорила о романах его отца: “Это лучшее лекарство от физической и моральной усталости. Ошибки же его — ошибки гения, слишком часто опьяненного своей мощью”.
Историк Жюль Мишле кричал: “Вы не человек, вы сила природы!”
Немец Генрих Гейне восхищался: “Дюма — самый замечательный рассказчик из всех, кого я знаю, — какая легкость! Какая непринужденность! И какой он добрый малый!”
Но тут же нашлись знатоки, которые Дюма терпеть не могли.
Критик Гюстав Планш писал: “Нам кажется, что господину Дюма, который дебютировал не далее как в 1829 году, угрожает быстрое забвение”. Неправ оказался критик, царствие ему небесное. Сен-Бев говорил о “физиологичности” таланта Дюма и о пресловутой коммерческой литературе, в которой мы так метко обвиняем сегодня наших дам-детективщиц. Наконец, Дюма прозвали литературной фабрикой! И вскоре сатирик Эжен де Мирекур написал целую книгу “Торговый дом “Александр Дюма и К°”, за которую потом отсидел две недели по приговору суда с Дюма:
— Поскребите труды господина Дюма — и вы обнаружите дикаря. На завтрак он вытаскивает из тлеющих углей горячую картошку — и пожирает ее прямо с кожурой. Он домогается почестей... Он вербует перебежчиков из рядов интеллигенции, продажных литераторов, которые унижают себя, работая как негры под свист плетки надсмотрщика-мулата…
А теперь вернемся в Россию. Папа русской водки Дмитрий Менделеев — о Дюма:
— Вот у нас убьют человека — и два тома мучений, а здесь на одной странице шестерых убьют, и никого не жалко!
Александр Куприн:
— Удивительное дело: Дюма и до сих пор считается у положительных людей и у серьезных литераторов легкомысленным, бульварным писателем, о котором можно говорить лишь с немного пренебрежительной, немного снисходительной улыбкой. У нас, в прежней либеральной России, ходить в цирк и читать Дюма считалось явными признаками отсталости, несознательности, безыдейности. Про творения Дюма можно сказать то же самое, что сказано у Соломона о вине: “Дайте вино огорченному жизнью. Пусть он выпьет и на время забудет горе свое”. Людовик XIII, Анна Австрийская, Мария-Антуанетта, Ришелье и Мазарини не только верны истории, но каким-то чудом, истинно гениальным проникновением их образы угаданы и закреплены еще глубже, еще живее и человечнее, чем доступно сухой науке, и никакой учебник не запечатлеет их так резко в памяти, как его романы.
А теперь послушаем, как перед Дюма преклонил колени… Кто? Самый вальяжный “король поэтов” Игорь Северянин!
Дни детства. Новгородская зима.
Листы томов, янтарные, как листья.
Ах, нет изобразительнее кисти,
Как нет изобретательней ума.
Захватывающая кутерьма
Трех мушкетеров, участь Монте-Кристья.
Ты — рыцарство, ты — доблесть бескорыстья,
Блистательнейший Александр Дюма.
Вся жизнь твоя подобна редкой сказке.
Объектом гомерической огласки
Ты был всегда, великий чародей.
Любя тебя, как и во время оно,
Перед тобой клоню свои знамена,
Мишень усмешек будничных людей.
Напоследок “МК” обратился к российским критикам XXI века: что они скажут о ценности творчества Дюма? Ценен ли он с точки зрения высокой литературы? Вошел ли он в анналы?
Павел Басинский:
— Дюма был писателем par excellence, и этим все сказано. Он все был готов принести в жертву литературе. Литературные “негры”? А почему нет? Не надо забывать, что светская литература, в отличие от церковной, до известного времени была низким буржуазным жанром, на потребу читающих простолюдинов. Из этого, собственно, и родился европейский роман. Его главными героями были плуты (“плутовской роман”), пираты (по сути, грабители, потенциальные каторжники и висельники), развратные монахи… Дюма довел этот жанр до совершенства, до excellence. И к тому же сделал его страшно выгодным товаром. А то, что дорого стоит, уже автоматически переходит из низших сфер в высшие, ибо на деньги все падки.
Кроме того, получилось, что “Три мушкетера” мы читаем как историю Франции. Но там все наоборот! На самом деле прогрессивным деятелем был Ришелье. Он объединил страну, спас ее от разной “сволочи”, от всех этих мелкопоместных дворянчиков, которые раздирали прекрасную Францию на части. Раздирали и продавали по частям. Из-за своего гонора и жажды личного обогащения. Ришелье в отличие от глупых, невежественных мушкетеров был образован, литературно талантлив и т.д. Он создал первую в Европе газету “La gazette”. Он патронировал театр, сам был театральным критиком. Но Дюма он, конечно, не годился в качестве романного героя. Только в качестве антигероя. Романный герой — это ведь авантюрист, который бросает вызов судьбе. То есть он либо плут, либо мошенник, либо убийца (благородный!), либо развратник (с красивым именем Дон Гуан). А Ришелье был “реалист”, позитивный деятель, государственник. Для романа это, конечно, антигерой.
В результате из “Трех мушкетеров” вырос весь этот дух фронды, бретерства, который у нас воплотился, в частности, в “шестидесятниках”. В нем есть хорошие моменты — пафос дружбы, верности, личной чести. Но есть и пафос эдакого раздолбайства. Хотя, между прочим, реальный ДЂАртаньян погиб за ту Францию, которую создал Ришелье.
Майя Кучерская:
— Какое нам дело, куда Дюма войдет? Важно, что Дюма уже вошел, давным-давно — не в сокровищницу мировой литературы, так в сокровищницу бытовой культуры подростков 1980-х — совершенно точно. Для меня Дюма — это школьная продленка, глубокий сыпучий снег, в который мы, Д'Артаньян и три мушкетера (роли исполняют исключительно девочки), отважно валим гвардейцев кардинала — разумеется, мальчишек. Все главные романы Дюма прочитаны и выучены наизусть, как и реплики фильма, и мы играем в это как сумасшедшие. Всю продленку, всю третью четверть третьего класса. Один за всех и все за одного! Да здравствует самый любимый писатель советских школьников!
