Огни его Вечерней Москвы

...О Семене Индурском можно вспоминать бесконечно, это действительно живая российская история во всех ее проявлениях: «Нынешняя вечерняя Москва с ее показной и безвкусной роскошью и затаенной нищетой не похожа на нашу столицу 25-летней давности, — пишет составитель книги Евгений Сидоров, министр культуры в 90-е годы, зять Индурского, — перечитывая отрывки из книг Семена Давыдовича, мы погружаемся в мир стремительно ушедших забот и интересов рядовых москвичей, так и не ставших жителями города „коммунистического будущего“. Быстро устаревшие проблемы ныне кажутся наивными. Но это наша жизнь, заслуживающая хотя бы архивного внимания».

Скромный, несуетливый, сильный. Профессионал до мозга костей. «Менялись времена, — говорил Егор Яковлев, — исчезали одни транспаранты над Москвой и через паузу появлялись другие. Индурский же вел газету, не стремясь кому-то персонально понравиться: работал, как подсказывал долг. И не только редакторскую лямку в жизни тянул: был фронт подле Москвы, и он был фронтовым репортером...»

После «дела врачей» в 40-е начались гонения на евреев, Индурского — уже главу семьи — нигде не брали на работу, пока он после долгих мытарств не получил скромной должности в издательстве... После смерти Сталина Семен Давыдович стал заместителем редактора «Московского комсомольца», но уже вскоре перешел в «Вечерку». «Ровно в девять всегда был на рабочем месте, — вспоминал Юрий Изюмов, — был большим аккуратистом. Это проявлялось во всем: в одежде, в порядке в кабинете, в четко расписанном и неукоснительно соблюдаемом режиме дня. При Индурском «Вечерняя Москва» всегда была в дефиците. Гостивший у нас редактор «Вечерней Праги» удивлялся: «Вчера на Кузнецком Мосту „Вечерку“ продавали по рублю при цене в 2 копейки! Значит, она товар!»

«В быту Индурский был обаятельным, совершенно нечиновным человеком. Никогда не слышал от него официозных речений, — продолжает очерк Евгений Сидоров, — партии, конечно, служил, но умеренно, не за счет потери собственного достоинства. Приносил домой в отнюдь не вегетарианские времена и давал читать „Архипелаг ГУЛАГ“, „Колымские рассказы“ Шаламова...»

«Дед был умным и осторожным человеком, профессиональным журналистом, прекрасно понимавшем границы дозволенного, — пишет Дмитрий Сидоров, — именно поэтому, несмотря на то, что он был евреем, ему удалось выжить в рамках советской номенклатурной прессы. Он знал правила игры и думал о тех, чье настоящее и будущее зависело от него».

Это правда. Слово благодарности Индурскому сохранили в сердцах множество людей — и дело не только в «выбитых» квартирах, путевках, детских садах (Семен Давыдович и вправду был «неугомонным ходатаем»). Индурского сравнивали с Гиляровским: его «перо», его газета стала летописцем Москвы и другом москвичам. Чтобы убедиться в этом — загляните в его книгу «Газета выходит вечером». Например, Индурский ввел практику, когда читатель, дозвонившись по номеру К4-30-00 с 9 до 10 часов утра, может задать интересующий его вопрос, а редакция буквально вечером того же дня в рубрике «Справочное бюро» обязуется на этот вопрос ответить... — и вот уже блокирован коммутатор: тысячи людей круглые сутки стали названивать по всем редакционным номерам! «Есть ли в Москве прачечные, где можно не только постирать белье, но и починить его?» Или: «Какая закусочная открывается в центре раньше других?» (В 7 утра открывалась закусочная ресторана «Москва».) Или: «Должны ли в ателье проката выдавать смазанные лыжи?» Или: «В новых паспортах не ставят штамп, свидетельствующий о месте работы. А при покупке в кредит вещей в магазине требуют, чтобы он был. Правильно ли это?» (Ответ: нет, подобные штампы устарели.) Или: «В каком родстве состояли Пушкин и Гоголь?»...

Ну и на десерт (кроме очаровательных фотографий) — маленькие «редакционные улыбки»:

Дежурный критик подробно разбирал номер газеты, не скупясь на похвалы.

— Вот только четвертая полоса меня огорчила, товарищи. Не оправдала моих надежд...

В тот день на последней полосе была опубликована таблица выигрышей денежно-вещевой лотереи. Или такой телефонный звонок в редакцию:

— Сколько процентов правды должно содержаться в каждой заметке?

— Все сто.

— Тогда я требую опровержения.

— Что случилось?

— На пятнадцать суток меня осудил не Первомайский, а Москворецкий районный суд!