— В начале 1930-х в ВИАМе приступили к разработке особо прочных сплавов. Это была собственная инициатива институтского начальства: наши руководители доказывали, что в предстоящих войнах важную роль будут играть воздушные сражения, и потому в конструкции боевых самолетов необходимо предусмотреть надежную защиту летчиков от вражеских пуль. Однако с подобными выводами категорически не согласились тогда некоторые из ведущих советских авиаконструкторов — в том числе Туполев, Лавочкин, Петляков... Они утверждали, что «краснозвездные соколы» должны побеждать противника за счет высокого искусства маневрирования, личной храбрости. А если спрятать пилота за пуленепробиваемые стенки, то он, того и гляди, превратится в труса и попросту разучится летать как надо.
Спор разрешила война в Испании, где принимали участие советские летчики на тогдашних наших боевых самолетах. В ходе воздушных боев оказалось, что немецкие истребители, вооруженные мощными пулеметными установками, моментально делали сито из советских «ястребков», и никакая отвага не могла им помочь. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, наши «летуны» догадались устраивать самодельную броневую защиту. Они сооружали импровизированные броневые спинки из кусков, отрезанных от корпуса подбитого бронекатера. Даже столь примитивные приспособления не единожды спасали жизнь воздушным бойцам.
— Едва об этом узнал Сталин, как уже через несколько дней по его поручению с нашей ВИАМовской бронегруппой (такое название закрепилось в институте за коллективом специалистов, специализировавшихся на разработке броневой защиты) встретился нарком Ворошилов. Ему мы и рассказали об идее установки в кабинах самолетов броневых спинок. Прославленный маршал сразу дал делу ход.
Прошло всего несколько месяцев, и на Подольском заводе выпустили первую промышленную партию таких бронеспинок. Николай Митрофанович запомнил «рубежную» дату: «Это произошло 2 мая 1938 года, тогда на завод в Подольске даже приехал главком ВВС, чтобы лично присутствовать при передаче новой бронезащиты в свое авиационное хозяйство...»
Между тем, по словам Склярова, подобной защиты для военных летчиков в бою ни в одной другой стране мира в ту пору еще не существовало. Те же немцы, как ни старались, не смогли разработать технологию изготовления броневой стали для своих самолетов.
А между тем в СССР задумали и вовсе фантастический проект: авиаконструктор Ильюшин предложил сделать полностью бронированный самолет-штурмовик.
Главная техническая загвоздка в том, что при изготовлении брони нужно закалить сталь, сначала разогрев ее почти до тысячи градусов, а потом быстро охладив — например, в масле. При этом происходит сильная деформация, и бронированные детали теряют свою первоначальную форму. Разве можно из таких «кривулин» собрать корпус самолета, соблюдая все высочайшие требования точности, которые предъявляются к его геометрии?! Казалось бы, безвыходная ситуация. Однако сотрудникам бронелаборатории Николаю Склярову и Сергею Кишкину удалось создать особую марку стали, которая способна сохранять свои пластические свойства даже при быстром охлаждении до 270 градусов. Это дало возможность штамповать заготовки из такого металла в специальном прессе.
— Первая попытка сделать деталь из нового сплава в заводских условиях едва не закончилась скандалом, — рассказал Николай Митрофанович. — Опытные рабочие Подольского завода, привыкшие к старой технологии, никак не хотели класть закаленную деталь под пресс: «Она же хрупкая! Моментально разлетится в пыль! Еще, чего доброго, и станок из строя выйдет — а нам отвечать!..» Пришлось мне самому демонстрировать им удивительные свойства нашей новой стали. Раскаленную заготовку макнул для охлаждения в масло и потом что есть силы ударил по ней кувалдой. Деталь не хрустнула и не развалилась на осколки, а только прогнулась, доказывая свою пластичность. После этого работа пошла...
Из новых броневых заготовок летом 1940-го на Подольском заводе собрали два пробных корпуса штурмовиков Ил. (А как раз в это время руководители наших ведущих броневых заводов — Ижорского и Кировского — отправили на имя Сталина письмо, в котором доказывали, что предложение Ильюшина о создании полностью бронированного самолета — абсолютно несбыточная фантастика! Из Кремля оба они получили совет: съездить в Подольск и убедиться, что «фантастика» уже воплощена в реальность.) Вскоре в Воронеже, на одном из лучших авиационных предприятий Советского Союза, было налажено серийное производство «летающих танков».
К слову сказать, «продвинутые» американцы сумели освоить выпуск бронированных самолетов-штурмовиков лишь много лет спустя — в 1950-е годы.
В первые месяцы войны фашистам никак не удавалось придумать эффективную тактику борьбы с советскими чудо-Илами. Однако позднее немцы все-таки приспособились сбивать ильюшинские штурмовики. Пришлось нашим специалистам разрабатывать модификацию этой боевой машины — Ил-10. На «десятке» было предусмотрено место для стрелка-радиста, который мог прикрывать огнем самолет со стороны хвоста, а кроме того, в качестве защитных «доспехов» нового самолета использовали более совершенный металл — экранированную броню.
— Она сделана двухслойной, — пояснил Скляров. — Наружный слой предназначен для разрушения попавшего в самолет снаряда, а внутренний принимает на себя удары образовавшихся при взрыве осколков... О принципе работы такого материала мне пришлось докладывать на специальном совещании у Сталина. Иосиф Виссарионович остался доволен: «А-а, так вы за активную броню? Хорошо!..» Между прочим, сам этот термин — «активная броня» — так с тех пор и сохранился в обиходе специалистов-металловедов, вот только мало кто знает, что придумал его лично товарищ Сталин...
При создании новых броневых плит не все шло гладко. По воспоминаниям Николая Митрофановича, однажды в цехе завода, где готовили опытную партию, случилось серьезное ЧП.
— В два часа ночи вдруг загорелась ванна с пятью тоннами селитры, которую использовали для охлаждения металлических заготовок. Огромный резервуар полыхал так жарко, что со стороны это напоминало извержение вулкана. Прибывшие по тревоге пожарные собирались было сбивать пламя водой, однако я категорически им это запретил, понимая, что может произойти, если в горящую селитру попадет вода: тогда начнется химическая реакция, сопровождаемая выделением большого количества водорода, и вслед за этим — мощный взрыв, который наверняка разнесет все здание!
Скляров распорядился: пусть селитра полыхает, пока не выгорит все содержимое ванны, а брандмейстерам следует только поливать из шлангов деревянные перекрытия цеха, не давая им загореться. Для несведущего в науках человека подобный приказ выглядел явной глупостью: на военном заводе пожар вовсю полыхает, а начальник бронелаборатории запрещает его тушить! В то суровое время тотальной подозрительности такое распоряжение вполне могло квалифицироваться даже не как глупость, а как явное вредительство, о котором следует скорее доносить в «органы»!
— Через 6 часов селитра благополучно догорела. И хотя никаких серьезных повреждений от огня в цехе не было, на следующий день разбираться с моим «вредительством» на пожаре приехал сам нарком НКВД. Будучи вызван к нему, я постарался как можно более доходчиво объяснить логику своих запретов на тушение селитры водой. Видимо, мой «высоконаучный» доклад дошел до понимания грозного оппонента: в качестве «отпущения грехов» я получил немой кивок наркомовской головы, и вслед за тем главный чекист, так и не проронив ни слова, развернулся и пошел прочь из кабинета...
Как вспоминал Николай Скляров, в разное время специалистам бронелаборатории ВИАМ довелось выполнять несколько спецзаданий, полученных от руководства органов госбезопасности.
В 1940 году, например, было решено изготовить партию бронированных автомобилей для обслуживания первых лиц государства. (До той поры сам «хозяин» ездил на американском «Паккарде», однако теперь появился российский «слепок» заокеанского лимузина — «ЗИС-101», а потому «вождь всех народов» решил, что в кремлевском гараже должны быть и наши, советские авто — ради пропаганды достижений отечественной промышленности.) Для обеспечения неуязвимости пассажиров нового «членовоза» спроектировали специальную защиту: толстые стальные бронелисты, выгнутые по форме корпуса автомобиля, устанавливались между наружными стенками машины и декоративной отделкой его салона. В качестве материала для «панциря» решили использовать лучшую авиационную броню. Комплект таких пластин изготовили в Подольске и спешно отправили на ЗИС, где велась сборка спецлимузинов. Однако для Николая Митрофановича автомобильная эпопея на этом не закончилась.
— В один из июньских дней на Подольский завод привезли два опытных лимузина «ЗИС-101» из правительственной серии. Сразу вслед за тем в кабинете директора завода появилась группа высоких чинов из НКВД, которые распорядились немедля вызвать представителя нашей бронелаборатории и ехать с ним на заводской полигон. «Нужно испытать бронированный автомобиль. Посмотрим, насколько надежна разработанная вами защита... Только учтите: стрелять будет наш сотрудник из своего оружия! И если окажется, что стенка «ЗИСа» не выдержит... В общем, пеняйте тогда на себя!»
На полигоне старший чекист с тремя ромбами в петлицах распорядился открыть дверцу новенького лимузина и стрелять в нее из винтовки с внутренней, обитой сукном стороны (чтобы не повредить пулей наружную лакированную поверхность). Дистанцию этот «товарищ из органов» отмерил самую короткую. Скляров стал возражать, что, мол, согласно техническому заданию, броня должна защитить от пули, выпущенной с расстояния не менее 50 метров и летящей с определенной скоростью. Но скорость эта отличается для разных партий патронов и типов винтовок, кроме того, она может возрастать в зависимости от температуры, а день-то как раз выдался очень жаркий... В общем, нужно сперва провести испытания оружия на стрелковом стенде, вычислить необходимые поправочные коэффициенты и лишь потом с учетом полученных данных производить стрельбу по «ЗИСу»... Подобные рассуждения разозлили «ромбоносного» чекиста: «Вы что же, хотите, прежде чем враг начнет палить по машине, спрашивать у него о скорости пули?.. Перетрусили уже, дрожите, что хваленая ваша броня окажется негодной?! Делать, как я сказал!!!»
В итоге проверка лимузина на непробиваемость состоялась при самых неблагоприятных условиях. Стрелок пальнул из винтовки в «сто первого», и Николай Митрофанович с замиранием сердца подошел взглянуть на последствия эксперимента. К его великой радости, с наружной стороны дверцы автомобиля не было заметно никаких видимых повреждений, даже краска не потрескалась: авиаброня не подвела своих создателей.
Годом раньше, в 1939-м, разработанный специалистами ВИАМовской бронелаборатории особо прочный сплав пригодился для оборудования одного из секретных помещений в Кремле. В подвале под новым зданием Военной школы имени ВЦИК (позднее здесь размещался аппарат Президиума Верховного Совета СССР), построенным на месте взорванных древних монастырей, был оборудован тир, где отрабатывали меткую стрельбу сотрудники кремлевской охраны. Чтобы обезопасить соседние с тиром помещения, потолок и стены этого бункера было приказано защитить листами самой качественной брони.
— А однажды по поручению наших «органов» мне пришлось принимать участие в самой настоящей разведывательной операции, — улыбнулся Скляров, — и тайно заниматься раскрытием военных секретов другого государства.
Дело было так. За несколько лет до начала Второй мировой войны в Чехословакии выпустили новую модель легкого танка и всячески его рекламировали, утверждая, что их новая броня даже при небольшой толщине способна противостоять пулям, выпущенным из крупнокалиберного пулемета. Наших танкистов, естественно, подобная информация очень заинтересовала. Через некоторое время на полигон в подмосковную Кубинку прибыла из Чехословакии целая делегация военных и привезла новый танк. Сотрудникам броневой лаборатории дали задание: втайне от чехов определить, что за металл они используют для защиты своей боевой машины.
Задача не из простых. Правда, к этому времени в лаборатории ВИАМ уже были освоены методы специального экспресс-анализа химического состава брони. Но, чтобы воспользоваться таким «ноу-хау», нужно было еще как-то подобраться к заветному танку. Между тем осторожные чехи до начала демонстрационных выступлений спрятали его в ангаре, все двери которого предусмотрительно опечатали своими печатями.
Под покровом ночной темноты Николай Скляров вместе с начальником лаборатории Подольского завода и несколькими военными, как заправские Джеймсы Бонды, прокрались к ангару. Красноармейцы открыли люк в потолке и по очереди спустили всех участников этой необычной экспедиции внутрь. Танк осторожно прицепили к кран-балке и приподняли над полом. Чтобы скрыть от чехов следы «разведывательной акции», экспресс-пробу пришлось делать на внутренней кромке одной из деталей, расположенных под самым брюхом танка. После завершения работы боевую машину поставили на место, а «разведчики» ретировались тем же путем, через люк в потолке ангара. Операцию провели чисто, чехи так ничего и не заподозрили. А полученные нашими специалистами результаты анализа показали, что братья-славяне попросту блефуют: никакой суперброни на их танке нет, подобные сплавы уже хорошо известны и используются в танкостроении не только на Западе, но и в Советском Союзе.
