Я тех люблю
Я тех люблю, кто небо видит в лужах,
Кто видит незаметное сперва,
Кому великой радостью послужат
Ромашки на зеленых склонах рва.
Я тех люблю, кто от народной песни,
Своих стесняясь слез, заплачет вдруг,
Кто не уходит от недоброй вести,
Небезразличный ко всему вокруг.
Я тех люблю, кто трудится до пота,
О сделанном повсюду не трубя,
И кто готов однажды за кого-то
Не пожалеть и самого себя.
Слишком быстро сближаемся мы,
Словно две одуревшие пули.
Словно два самолета средь тьмы,
А диспетчеры явно уснули…
Самолет, он летит лишь вперед,
Не способен он двигаться вспять.
Нас друг к другу никто не ведет,
Столкновения не избежать.
Через миг будет страшный удар,
Парашюты готовь не готовь.
А еще говорят — Божий дар,
Это странное чувство — Любовь!
До меня…
До меня у нее был геолог,
Он ей камни на память дарил.
Но с геологом путь был недолог,
Видно, часто в тайгу уходил.
До геолога был астрофизик,
К звездам ночью ее приучал.
И диагноз поставила — шизик,
А затем поменяла причал.
До него был неюный художник,
И встречались они в мастерской,
И подолгу смотрели на дождик,
Обдававший осенней тоской…
До художника был подполковник,
Молодой и прошедший Афган.
Был, как скажут теперь, «упакован»,
И хорош был, когда был не пьян.
Так она дожила до поэта,
Хороша и добра до сих пор.
А глаза непонятного цвета
Оценил самым первым боксер!
Вдоль улицы застыли фонари,
Сгибаясь, как жирафы к водопою…
Осталось до весны недели три —
Придет конец морозному покою.
Рванутся ошалелые ручьи,
И кораблем окажется окурок!
Рассядутся усталые грачи,
Расправив крылья, словно плечи бурок.
Мы все увидим это. И вдвоем!
Пусть блеск от луж не станет нам помехой!
Мы побежим куда-то, не пойдем,
И упадем от радостного смеха!
Зорька
Всё в том стаде теперь по-иному,
Каждый видит друг в друге врага.
Кто же знал, что быку племенному
Зорька сможет наставить рога?
Тут не крикнешь ни «сладко!», ни «горько!»
Тут и бык виноват, и пастух…
Как корове по имени Зорька
Доказать, что всё это лишь слух?
Говорят, бык был добрым когда-то
И скакал, поднимая росу.
А теперь вот и злой, и рогатый,
И кольцо появилось в носу…
Нельзя сказать: они расстались сухо,
Нельзя сказать, что было много слез.
Роман закончился картинной оплеухой,
И ветер звук над рельсами понес.
Густела ночь, и зрителей немного —
Была пуста платформа визави.
Без поездов — железная дорога,
И на перроне — двое без любви…
Последний день, последний вечер,
Последний взгляд на океан.
Последний слог великой речи,
Последний Мастера роман.
Последний вдох, последний выдох.
Последний шаг, последний путь.
И на балкон последний выход,
Чтоб ветра свежего глотнуть.
Последний миг последней встречи,
Прощай, последняя любовь…
Судьбе бессмысленно перечить,
И многое не будет вновь.
Одна надежда на резервы:
Вдруг, может быть, когда-нибудь
Последний превратится в первый
И день, и вдох, и шаг, и путь.
Фильм до шестнадцати, и в зале
Два третьеклассника сидят.
Нас очень долго не впускали,
Но посадили в первый ряд.
Безлюдно справа, пусто слева,
Так повезет навряд ли вновь.
А на экране королева
И непонятная любовь.
Вот кто-то крутится в постели,
Вот кто-то бегает в саду…
Мы явно не того хотели
В том шестьдесят седьмом году.
Фильм завершается, и в зале
Свет побеждает силы тьмы…
Нам ничего не показали,
О чем догадывались мы!
Дорога
Любимая дорога, версты четыре будет.
Кто первый здесь прошел — не угадать.
Проходят, как и прежде, по ней простые люди,
По ней идти любила когда-то моя мать.
Мотор многолошадный порою здесь бессилен,
Следов от модных туфель не найти…
Любимая дорога, центральная Россия,
И с этой мне дороги не сбиться, не сойти.
На просторах Солнечной системы
Столько лет, похоже, мы одни.
Столько лет глубины неба немы…
Кто мы, и откуда мы, и где мы,
И насколько вечны наши дни?
Безответны дали и вопросы.
На отшибе каждый и Земля.
И любви невидимые тросы
Крепят мир, как мачту корабля!
