Москва не сразу стала “порфироносной вдовой”. Первым ее покинул император с правительством. Потом Екатерина с детьми поехала погостить в “град Петров”. Спустя два года перебралась навсегда. И посольства переехали одно за другим на новые квартиры, к морю. В конечном итоге Петр Первый повелел во всех церквах возглашать здравицу “о царствующем граде Санкт-Петербурге”. Однако одну столичную функцию оставил Первопрестольной. Жену короновал в Успенском соборе. С тех пор все наследники престола приезжали непременно в Москву, чтобы свершить древний обряд венчания на царство: воздеть шапку Мономаха, взять скипетр и державу.
С тех пор у России две столицы. Одна — с Зимним и Дворцовой площадью. Другая — с Кремлем и Красной площадью. Она не захирела с отъездом царя. Он запретил всем городам строить в камне и всех каменщиков согнал на берега Невы. Что оказалось на руку москвичам, жившим среди лесов. Купцы застроили быстро и задешево расчищенное было пространство Красной площади лавками, дворами и церквами из дерева. Запрет действовал недолго. У Казанского собора после Петра каменщики выложили здание Губернского правления, которое можно увидеть напротив Исторического музея. Так строили в Европе, где в зодчестве господствовал стиль барокко. У двухэтажного дома высокие окна, непохожие на оконца соседних палат над воротами Китай-города.
За фасадом правления заседала администрация, ведавшая самой большой Московской губернией. Она одна приносила казне дохода почти столько, сколько все остальные губернии империи. Управляли тогда Москвой и 50 городами губернии, где проживало 2 миллиона жителей, генерал-губернатор, два его товарища (заместителя) и 31 чиновник. А всех московских чиновников в середине XVIII века насчитывалось около 60. (Сколько сегодня “товарищей” и прочих столоначальников у мэра Москвы?)
Первым должность губернатора занял Тихон Никитич Стрешнев. Этот боярин из древнего и знатного рода был человеком сугубо гражданским, ведавшим большим дворцовым хозяйством. В молодости назначили его “дядькой” четырехлетнего осиротевшего Петра. “Дядька” заменил царевичу отца. Петр поручил преданному до гроба боярину править Москвой, чем тот и занимался без особых достижений.
В петровское время московские генерал-губернаторы не засиживались на своем месте. Вторым губернатором через три года стал боярин Михаил Ромодановский. Он проявил себя и “хозяйственником”, главой приказов, и воеводой. С тех пор цари доверяли Москву, как правило, генералам и фельдмаршалам, отличившимся в сражениях, носителям знатных фамилий — Салтыковым, Чернышевым, Долгоруковым, Голицыным…
При 14-м московском генерал-губернаторе князе Сергее Голицыне на Красной площади против Губернского правления в доме, где прежде находились Земский приказ и аптека, основали Московский университет. Из его подвалов вывезли 100 000 тонн медных денег, отчеканенных на соседнем Монетном дворе. В перестроенном под аудитории здании собрались знатные персоны во главе с генерал-губернатором, гимназисты и учителя. “Музыка инструментальна, трубы и литавры слышны были через весь день, как звук радостного и весьма любимого торжества”, — сообщали “Санкт-Петербургские ведомости”. В небо по случаю открытия первого в России университета взлетели ракеты грандиозного фейерверка.
Указ об его учреждении Елизавета Петровна подписала 12 января 1755 года, в день святой Татьяны. Поэтому празднуется студентами и профессорами развеселый Татьянин день в Московском университете, с недавних пор возобновившем давнюю традицию, прерванную революцией 1917 года.
Поднес императрице указ на подпись в день именин матери Татьяны ее сын Иван Шувалов, которого ошибочно называют графом. Этот титул он не принял. И без него, как пишут биографы, “все государственные дела проходили через его руки”.
Любвеобильная Елизавета Петровна увлекалась, подобно отцу, многими. Но всю жизнь до последнего вздоха хранила привязанность к одному. Ему, умирая, отдала на смертном одре шкатулку с драгоценностями, которую убитый горем фаворит сразу вернул в казну. Привязанность императрицы Шувалов употребил во благо Отечеству — основал университет в Москве, а спустя два года учредил Академию художеств в Петербурге, став первым ее президентом. Академии отдал свой дом.
Императрица назначила Шувалова куратором университета. По случаю его основания отчеканили медаль с образом Елизаветы Петровны. Спустя век в честь столетия университета отчеканили другую медаль, где по сторонам Елизаветы Петровны предстают Шувалов и Ломоносов. На мемориальной доске, появившейся еще через сто лет на Красной площади, — образ одного Ломоносова. Ему установили в Москве два памятника в бронзе. Один — перед “новым зданием” на Моховой, другой — перед высотным зданием на Воробьевых горах. Почему только ему? Не хотели советские историки чтить память фаворита, не желали признавать основателем МГУ имени М.В.Ломоносова обер-камергера, с которым Елизавета Петровна была счастлива в постели, а Екатерина II коротала время за игрой в карты. Быть может, эту несправедливость исправят в наши дни. Два образа Шувалова для Москвы и Питера изваял недавно Церетели, нынешний президент Российской академии художеств. В его галерее можно увидеть модели в гипсе. Но установят ли памятники в бронзе? Надо бы!
“Советская историческая энциклопедия” признавала за Шуваловым приоритет в “основании университетской типографии, в которой начали печатать “Московские ведомости”. Типография помещалась в палатах над арками ворот Китай-города, тех самых, что восстановили, пристроив вплотную к Историческому музею. А на его месте стояло здание университета и двух гимназий при нем — для дворян и разночинцев.
Факультеты с кафедрами и профессурой, гимназии, типография, газета — давали основание и в России считать XVIII век “просвещенным”. Но все эти учреждения не удержали московскую чернь от злодейства, Чумного бунта. Он начался вблизи стен Московского университета спустя век после Соляного бунта и Медного бунта. Красная площадь не раз в XVII веке заполнялась буйной толпой, жаждавшей грабить и убивать. Казалось, бунты ушли в прошлое. И вдруг все повторилось в XVIII веке.
Чумной бунт потряс Москву спустя десять лет после восшествия Екатерины II на престол. “Народ, приведенный в отчаяние этим ужасным бедствием, возмущенный бегством богатых и знатных, полным отсутствием мер борьбы с “моровой язвой”, поднялся против властей”, — так трактовали причину бунта в недавнем прошлом. Действительно, старый генерал-губернатор укрылся от чумы в подмосковной усадьбе. Им был фельдмаршал Петр Семенович Салтыков. В Семилетней войне в сражении под Кунерсдорфом русско-австрийская армия под его командованием победила Фридриха II, признаваемого великим полководцем. Посаженный на Москву, фельдмаршал одержал верх над разбойниками и грабителями, размножившимися до него в городе, как крысы. Но когда начался мор, он сказал: “Чума не пруссак, а бич Божий. Супротив прусcака, хотя бы был и сам король прусский, управу сыскать было можно, а против наказания Господнего что сыщешь?”. И сдал Москву другому генералу.
Однако бунт спровоцировало не бегство генерал-губернатора, а как раз принятые “меры борьбы” — карантины, закрытие бань, мануфактур, сожжение имущества заболевших чумой. Мор усилился оттого, что толпы повалили к иконе Боголюбской Богоматери у Варварских ворот.
Чем был вызван религиозный ажиотаж? По всей Москве разнеслась молва о видении Богородицы. Из уст в уста передавалась весть, что именно она поведала о напасти, насланной Христом за то, что 30 лет никто не пел ей молебны и не ставил свечи у Варварских ворот... Началось столпотворение у Боголюбской Богоматери с пением молебнов, лобызанием икон, зажжением свечей. А когда архиепископ Московский Амвросий попытался остановить безумие, толпа хлынула с Красной площади в Кремль и разгромила Чудов монастырь, где жил архиепископ. В тот день он укрылся от громил, в погребах обители накинувшихся на винные бочки.
Архиепископ Амвросий слыл одним из самых просвещенных людей своего времени. Он писал собственные религиозные сочинения, переводил с греческого, латинского и еврейского. Чтение и пение псалмов сопровождало жизнь русских от рождения до смерти. Жаждавшая крови толпа выследила и растерзала Амвросия на следующий день. Первым нанес удар колом пьяный “дворовый человек господина Раевского, Василий Андреев”. Второй раз ворваться в Кремль убийцам Амвросия не удалось. Из Спасских ворот по ним ударили пушки. Картечью удалось подавить бунт “бессмысленный и беспощадный”.
Спустя четыре года после другого кровавого бунта потянулись люди на Красную площадь к Монетному двору. Там сидел закованный в кандалы Емельян Пугачев. Доставил сюда самозванца не кто иной, как Александр Васильевич Суворов, успевший в долгом пути к Москве переговорить с пленным, прежде чем состоялись над ним суд и казнь. Этот эпизод из жизни будущего генералиссимуса долго вменялся ему в вину красной профессурой. Так продолжалось, пока другой будущий генералиссимус, товарищ Сталин, не призвал бойцов и командиров Красной Армии вдохновляться образом Суворова.
На Красную площадь в университет спешили сотни гимназистов. Из них история XVIII века сохранила три блистательных имени — Дениса Фонвизина, Григория Потемкина и Николая Новикова. Двух последних наставники юношества сочли ему подобными и исключили из гимназии с формулировкой за “леность и нехождение в классы”. Что не помешало обоим прославиться.
Потемкин заслужил титул светлейшего князя Таврического за присоединение Крыма к России. (Какой титул присвоить тем, кто отсоединил Крым от России?) Князя историки считают самым “могущественным человеком в стране” после императрицы. На Красной площади недоучившийся гимназист появился в мундире генерал-аншефа. Тогда Москва ликовала по случаю Кючук-Кайнарджийского мира. Победе над турками князь много поспособствовал. Тогда еще страсть к фавориту не угасла, Екатерина II мечтала жить с ним под Москвой в Царицыне, где поныне видны руины остывшей любви — недостроенный Большой дворец.
В день коронации Екатерина на Красной площади задала пир на весь мир. Тогда выставили “для простого народа” зажаренных быков, выкатили бочки с вином и пивом, выложили горы хлеба. Мимо Московского университета проследовало 200 колесниц колоссального маскарада, поставленного Федором Волковым в честь Минервы, карающей Зло и вознаграждающей Добро. Богиня олицетворяла молодую счастливую царицу. Она возвысила непобедимого фельдмаршала Потемкина и покарала великого издателя Новикова.
Уйдя в отставку поручиком Преображенского полка, состоятельный помещик Николай Новиков выпускал сатирические журналы. Полемизировал храбро с императрицей, выступавшей под маской издательницы “Всякой всячины”. Его друг, куратор Московского университета, предложил взять в аренду типографию. Вернувшись в Москву, Новиков поселился на Красной площади под сводами палат, где стояли печатные машины. И развернул небывалую по масштабу и прибыльности кипучую деятельность. За три года до краха своего дела успел выпустить около 900(!) названий книг, в том числе “французских просветителей”. В Москве он также основал библиотеку, аптеку, две школы, типографии. И масонскую ложу.
Все бы было хорошо в судьбе издателя “Московских ведомостей”. Газета выходила при нем небывалым тиражом в 4000 экземпляров, ее читателей не требовалось прельщать бесплатными обедами. Но грянула Французская революция. Террор и казнь короля отрезвили опьяненную корреспондентку “французских просветителей”, идейных вдохновителей революции. Ее вожди входили в масонские ложи. Вот эти обстоятельства вынудили не склонную к расправам царицу уничтожить издания Новикова, а его арестовать и допросить. Вместо книг пришлось заняться разведением кур в крепости. Там сидел несколько лет Николай Новиков до смерти Екатерины II.
Сурово покарала императрица и другого дворянина, Александра Радищева, директора питерской таможни. Его посчитала “бунтовщиком хуже Пугачева”, “наполненным и зараженным французскими заблуждениями”. Она понимала, что если взбунтовавшуюся толпу поведет не дворовый Василий, а просвещенный дворянин и помещик, то и ее постигнет судьба короля французов. (Что произошло с Николаем II.)
Семилетнего Александра привезли в Москву на следующий год после открытия университета на Красной площади. К 12 годам отрок знал два древних и два европейских языка. После Пажеского корпуса, не став пажем императрицы, окончил Лейпцигский университет. В собственной типографии в своем доме издал в 1790 году тиражом 650 экземпляров “Путешествие из Петербурга в Москву”. Написал тяжеловесным слогом о тех, кого встретил в дороге, где увидел бедность, нищету и страдания народа вообще и крепостных крестьян в частности.
Императрица сгоряча приговорила автора к смертной казни, остыв, отправила его в путешествие из Петербурга в Илимск с остановкой в Москве. Под конвоем доставили сочинителя в Губернское правление на Красной площади. На стене слева от ворот Китай-города видна черная каменная доска с портретом и словами: “В этом доме в сентябре-октябре 1790 года находился под стражей на пути в сибирскую ссылку писатель, революционный просветитель Александр Николаевич Радищев”. Два суровых приговора Екатерины за инакомыслие дали основание советским историкам представлять императрицу чуть ли не тираном. Но что значат ее кары по сравнению с казнями большевиков, считавших себя наследниками Радищева?
…По пути в Сибирь из Петербурга, век спустя, провел в Москве несколько дней в кругу семьи ссыльный Владимир Ильич Ульянов. Взяв власть, вождь велел установить памятник Радищеву. Вместо монумента на бывшей улице Верхней Болвановке, носящей имя Радищева, затерялся крошечный бюст. Он явно несоразмерен пространству, образовавшемуся на участке сломанного дома. Как мало у нас памятников предкам, прославившим Россию в век Петра и Екатерины. А какие то были люди!
