Одна из самых громких трагедий уходящего года и больших потерь в кино — актриса Марина Левтова погибла, катаясь на снегоходе. В результате аварии очень сильно пострадала ее дочь Даша. Несчастье случилось почти год назад, на следующий день после премьеры фильма Георгия Данелия “Фортуна”, где 15-летняя Даша сыграла свою первую главную роль. Гордость за дочь, поздравления, успех — и все закончилось кошмаром. Марине Левтовой было 4О лет.
Марина жила в Ленинграде через дом от своей одноклассницы Лены Цыплаковой, и именно Лена привела 16-летнюю Марину к режиссеру Динаре Асановой. Марина дебютировала в фильме “Ключ без права передачи” и сразу стала одной из лучших молодых актрис.
Теперь они остались вдвоем — Даша и ее отец Юрий Мороз, режиссер известного телесериала “Каменская”. Юра много работает, Даша учится и снимается, вместе они выезжают на фестивали, дома их ждет собака Долли, и только они вдвоем знают, какая это боль — потерять близкого человека и научиться жить заново без того, кого любил и кто любил их.
ра, как вы познакомились с Мариной?
— В Германии, в Бабельсберге.
— Вот так прямо за границей?
— Прямо. Машка тогда училась у Герасимова на втором курсе, и приехали три его ученицы — Маша Левтова, Люба Германова и Катя Васильева — на съемки фильма “Юность Петра”. А мы уже там три молодца сидели — Дима Золотухин, который играл Петра, Коля Еременко, который играл Меншикова, и я, который играл Лешу Бровкина. Естественно, мы в свободное от основной работы время “рысачили” (смеется). И Коля Еременко говорит: “О, приехали девки, студентки, пошли общаться!” Мы поехали к ним в гостиницу, и вот там я познакомился с Машкой.
— Она ведь была уже известной актрисой.
— Да. У Герасимова на курсе были две звезды — Левтова и Диля Камбарова. Две девочки, у которых уже были звездные роли. У Маши — “Ключ без права передачи”, а у Дили — “Седьмая пуля”. Громкие картины. У Маши еще был фильм “Моя Анфиса” с Леонидом Каюровым, тоже тогда очень известная картина, одна из первых постельных сцен...
— А роман у вас когда начался?
— На съемках и начался. Я ее уболтал, и мы с ней тайком свалили в Берлин. Провели там целый день, но все это было абсолютно платонически. Шлялись по магазинам, покупали подарки — она всегда покупала подарки родителям. Была симпатия, но не больше того. У меня была своя жизнь, у Маши — своя. Так что, когда вернулись в Москву, то на несколько месяцев разошлись. А потом произошла встреча, после которой мы начали плотно общаться, но мне пришлось приложить достаточно много усилий, чтобы, что называется, Машку сговорить. У нее была своя жизнь, свои “хвосты”.
— Нужно было “обрубать хвосты”?
— Да, и на это ушло месяца три-четыре — она не поддавалась. Мы общались, я даже тайно жил у нее в общаге ВГИКа. Как девушка умная, она понимала — ну артист, красивый мальчик. Что с артистом связываться? Она трезво, по-женски к этому относилась, поэтому всерьез меня не принимала.
— И что ты сделал, чтобы она приняла тебя всерьез?
— У меня был хитрый ход. Нужно было повлиять на нее через другой авторитет, а для Маши всегда авторитетом был ее отец. Мы поехали под Псков, там у них была дача, и надо было заниматься строительством, что-то делать руками. Я прибил три доски, я это умел делать, и понял, что Виктор Александрович проникся (смеется), что парень еще чего-то может помимо того что лицом хлопотать. У Машки были очень близкие отношения с отцом... Когда отец умер, для нее это была тяжелейшая потеря.
— Давно?
— Десять лет в этом году было. Мама ее потом тоже умерла. У нас все родители умерли, к сожалению. И мои, и ее. (Пауза.) А потом наши отношения зашли слишком далеко. Не в том смысле, что Машка должна была рожать...
— Но уже пора было делать шаги? Как ты сделал ей предложение?
— Мы лежали в постели, извините, это было в гостинице в Питере, и я сказал: “Маня, давай поженимся. Ну что мы?..” У нее была замечательная присказка: “Золотые горы обещаешь?” — “Обещаю”. — “В ногах валяешься?” — “Валяюсь”. — “Ну тогда я согласна”.
— А какой была свадьба?
— Замечательная, студенческая, в общежитии ВГИКа. Посажеными родителями были Герасимов с Макаровой.
— Где вы стали жить?
— Машкины вещи перевезли из ее общежития в мое. Я жил в общаге “Ленкома”, где тогда работал. У нас там была комната, а когда родилась Дашка, нам дали вторую комнату. По тем временам, считай, по-царски — в центре Москвы! Мы жили замечательно. Даша впервые снялась в кино, когда ей была неделя. Динаре Асановой для телевизионной передачи нужна была кормящая мадонна. В качестве кормящей мадонны была Машка, а в качестве младенца была Дашка. А в четыре месяца Даша снялась в фильме “Милый, дорогой, любимый, единственный”. Это ее там крадет героиня Оли Машной.
— И вы долго жили в общежитии?
— Мы обратились к Сергею Аполлинариевичу Герасимову с просьбой помочь нам с пропиской и с жильем, а Герасимов был тогда депутатом Верховного Совета. И он добился, чтобы нам дали квартиру. И нам через Моссовет дали разрешение на покупку кооператива. Это было Алтуфьевское шоссе, огромная трехкомнатная квартира. В одной комнате были телевизор, ковер и кресло-качалка, в другой — шкаф, кровать, третья — Дашкина комната, вся, естественно, упакованная, и кухня. Очень весело было. Хотя там даже метро не было, это было шикарно. Это было свойство Герасимова и Макаровой — они всегда помогали своим ученикам. Начиная от бытовых проблем, на уровне одолжить денег, девки бегали к Тамаре Федоровне с сердечными делами, и заканчивая фильмами, в которых Герасимов всегда снимал всех своих учеников.
— Ваша сегодняшняя квартира на улице Правды какая по счету?
— Третья. С Мариной мы прожили в ней два года. Это была уже по-настоящему наша квартира, не просто обои переклеили. Мы сделали ее такой, какой хотели видеть.
— Сколько лет вы были вместе?
— Двадцать лет... и несколько месяцев.
— Были какие-то драматические моменты в вашей семейной жизни?
— В личных отношениях у нас никогда не было драматических моментов.
— Ты прожил эти двадцать лет с абсолютно своим человеком?
— Да, конечно. Но НАСКОЛЬКО со своим, это я сейчас понимаю. Все-таки соображалка у мужчин устроена иначе, чем у женщин. Машка очень не любила расставаться. Она к этому крайне болезненно относилась. И так было всегда. Самые трагические моменты нашей семейной жизни были связаны с родителями, когда сначала умер Машкин отец, потом мой, потом Машкина мама, потом моя мама... За короткий период времени мы потеряли всех родителей. Причем родители 29-го года рождения. Мамы умирали тяжело. С моей мамой мы сидели по очереди — месяц Машка, месяц я, потому что она требовала такого ухода. (Пауза.) Это были самые сильные удары. Кем для Машки был ее отец, я только сейчас понимаю. Что такое потерять близкого человека. Внешне это не проявляется. Ты даже можешь не понять, насколько это все серьезно, насколько это разрушительно для жизни — потеря близкого человека. Внешне это никак не видно. Это все... в подушку. Она, наверное, и отчасти нас тоже оберегала от этого. А так мы жили очень дружно. У меня на этот счет никаких переживаний, недосказанностей нет. Единственное, как у большинства мужчин, у меня сейчас ощущение, что что-то недодано. Можно было больше цветов дарить, больше времени проводить вместе. Больше слов хороших говорить... Я только об этом могу пожалеть.
— Вы ровесники?
— Нет. Она — 59-го, а я — 56-го. Машка была мудрее, однозначно. У меня в наших отношениях происходило становление характера, а Машка была уже изначально цельная.
— Ты веришь в предчувствия или в знаки-предупреждения об опасности?
— Да, верю. Я не могу не верить, потому что так и было. За полмесяца до случившегося я пришел домой, а у нее горят свечи. Свечки-свечки-свечки. “Маш, ты что?” — “Да так, злых духов изгоняю”. А 27 февраля, когда все случилось, они были с Дашей в Школе-студии МХАТ, у Дашки был экзамен по речи, я был дома, кого-то я из бардов слушал, и что-то меня так... Не то что не по себе стало, а такая тоска, какое-то странное ощущение. А у нас иконка есть, от бабушки еще моей осталась, я подошел к этой иконке, и у меня было обращение к ней.
— Марина никогда не ходила к гадалке?
— Нет, никогда не ходила. Не могу сказать, чтобы она была верующим человеком, но в церковь ходила на праздники. Тоже странно... Она летом была с Дашкой на съемках “Фортуны” и там снялась в роли монашенки. Стечение обстоятельств или что это такое? Монашенки — они же божьи невесты. Веришь не веришь, вот так было...
— Что же все-таки произошло?
— Мы поехали к нашим знакомым на дачу. Даше предложили покататься на снегоходе. Поскольку целый день все катались, а мы приехали поздно, Даша очень захотела, а Маша уже села из боязни, как бы что с ребенком не случилось. Машка была третьей на этом снегоходе. Дашка сидела посередине, Маша — сзади, а водитель — впереди.
— У Даши была серьезная травма?
— Черепно-мозговая. Почти месяц она отлежала здесь в больнице, а потом мы отвезли ее в Германию и там закончили лечение. Я с ней там был. Все, что связано с мозгом, как известно, чревато последствиями, а в Германии очень хорошо поставлен реабилитационный период.
— Юра, а как вы прожили этот год?
— Я сразу Даше сказал: “Мы остались вдвоем. У нас никого нет. В смысле близких родственников. У нас есть друзья. Поэтому мы должны с тобой жить вместе и дружно. Как если бы мама уехала на съемки”. С одной стороны, это сложно — ничего не менять в своей жизни. Это не то чтобы поддавки, но некие условия игры — ты делаешь вид, что в общем ничего не изменилось. Все вещи на своих местах, все фотографии висят. Хотя это очень тяжелый момент, когда все напоминает, но я сознательно оставил все так, как есть. Все Машкины платьица висят в ее шкафу. Я ничего не изменил.
— Марина все время была с Дашей — возила ее, ездила с ней на съемки. Даша была очень оберегаема своей матерью. Теперь это делаешь ты?
— Да. Но контакт между отцом и дочерью возникает гораздо позже. Хотя ей сейчас 16, я понимаю, что мое влияние на нее сводится к тому, что я рядом с ней. Мы хорошо общаемся на уровне профессии. Она учится на актрису в Школе-студии МХАТ, снимается в кино — у нас есть коридор для общения помимо бытовых дел. Маша, конечно, на Дашу сильно повлияла. То, что в Дашке заложено, я готов считать, это практически все Машино. Она ее сформировала. Жалко, конечно, что это произошло рано, хотя это всегда рано происходит. Дашка сейчас входит во взрослые отношения, и, конечно, я даю ей все, что я могу, но не больше, чем я могу.
— А когда Даша узнала, что мамы нет?
— Это был один из самых тяжелых моментов в моей жизни. Ей сразу не сказали, потому что она была в тяжелом состоянии — в больнице, после травмы. Она, естественно, спрашивала, что с мамой. Я сначала говорил, что она в другой больнице. Но потом настал момент, когда нужно было говорить. Похороны... Нельзя было не сказать ей. С другой стороны, мы не знали, как она среагирует. Столько же было аргументов, что нужно сказать, сколько было аргументов, что не нужно говорить. И я решил, что нужно сказать. Врачи ее предварительно подготовили, дали успокоительное, потом я ей сказал, потом еще пришел батюшка, который тоже с ней поговорил, и после этого разговора как-то... у нее в голове сложилось. Пока что она к этому относится — ну уехала. Хотя она прекрасно понимает.
— А где Даша снимается?
— Как раз хорошо, что она сейчас много занята. Во-первых, она на втором курсе в Школе-студии МХАТ. Этим летом она снималась у питерского режиссера Юрия Павлова в фильме “Дикарка”, это пьеса Островского. Скучающий барин, его играет Сергей Шакуров, приезжает к себе в поместье, и его жена, чтобы удержать его возле себя, грубо говоря, подсовывает ему юную особу, которая могла бы его увлечь. У них случается бурный роман. Такая душещипательная история. Еще она репетирует в театре Табакова пьесу “Песочный человек”, в декабре должна быть премьера. Я рад, что у нее постоянно есть работа, потому что это уводит ее от... размышлений на тему. Это ее отвлекает.
— Марина в последнее время стала как-то по-женски прекрасна, и в твоем телесериале “Каменская” она была невероятно хороша просто как женщина.
— Она вошла в очень хороший возраст. Когда появляются первые морщинки, женщины этого ужасно не любят, а я считаю, что это добавляет такой шарм! В ней как раз начал появляться шарм молодой женщины, когда вино настоялось и появляется букет. Самый замечательный период у нее начинался... Безумно жалко.
— Как вы с Дашей собираетесь проводить этот Новый год?
— Я думаю, что мы уедем. Уже полгода прошло — надо навестить нашего доктора в Германии. Мы не здесь будем. Я думаю, что эмоционально правильнее будет ее увести от этого, вывезти из этой зоны. Тем более что все равно предстоит годовщина 27 февраля.
— Даша носит какие-то мамины вещи?
— Носит. Она относится к этому не то чтобы спокойно, но нормально. Тем более что не так много вещей, которые можно надеть. Машка ведь была совсем миниатюрная — у нее был 42-й размер. И Дашка еще носит Машины сережки, которые достались Маше от ее прабабушки. Такие семейные сережки, которые передаются из поколения в поколение. Наследственные. Я думал, что должен был пройти год, но она их носит, и, наверное, ей это необходимо. Я ее об этом не спрашиваю. Мы стараемся вообще не касаться этой темы.
