Человек ищет счастливых совпадений и знамений. Он буквально жаждет их. Помните, в не столь уж отдаленные (и тем не менее такие теперь давние) времена, когда в пластмассово-металлические кассы троллейбусов и автобусов можно было бросить не четыре копейки, а гайку или пуговицу (чем большинство несознательных граждан и забавлялось; швырнуть же заменяющий медяки предмет следовало с силой, чтобы произведенный шум в полной мере компенсировал звон мелочи), так вот, в те сказочные заповедные времена (чего стоил, вот уж точно из прекраснодушных небылиц перекочевавший в реальность, лозунг: “Совесть — лучший контролер”), в те, повторюсь, былинные времена в обмен на суррогат оплаты проезда пассажир надеялся получить (а билеты тогда тоже отрывали сами, вращали этакий кругляш регулятора подачи билетной ленты — и отрывали), так вот, каждый мечтал получить, нет, сам оторвать, не просто клочок бумажки с набором цифр (зачем эти номера были нужны? проводился учет количества людей, воспользовавшихся наземным транспортом?), каждый мечтал обрести в этих числах, извлечь из этих чисел дополнительную символическую выгоду: если сумма трех первых цифр равнялась сумме вторых трех цифр — это, согласно непонятно каким образом родившейся новой примете, означало, что везунка (и в смысле того, что его бесплатно везли по городу) ожидала счастливая любовь. Некоторые особо привередливые приверженцы этой приметы, правда, утверждали: она сбудется только в том случае, если счастливый билетик будет съеден... Проглочен...
Счастливая любовь — за оторванную пуговицу... Что ж, сделка, произведенная по всем правилам человеческой психологии (с поправкой на социалистическую сознательность) и в рамках представления о справедливости и логике купли-обмена-продажи, представлялась выгодной...
С той — не окончательно канувшей — точки зрения (и опять-таки исходя из врожденной тяги людей к облегчающей понимание бытия симметричности) наступивший 2002 год представляется идеально счастливым и весьма подходящим для воплощения заветных желаний и сбычи самых радужных мечт. 20-02 — бывает ли что-либо более точно распадающееся пополам? В то же время, если идти в глубь психологических хитросплетений, нельзя не отметить: счастье в этом году не обещает стать стопроцентно полным. Потому хотя бы, что первая двадцатка все же не дотягивает до “очка”, до вожделенной вершины “блэк-джэка” — 21 (хоть маленький, а недобор в жизненном казино), а зеркально отражающая этот недочет вторая половина подозрительно напоминает краткий телефонный номер, по которому никому из тех, кто тебе дорог, не желаешь звонить ни при каких обстоятельствах. (Вспоминается тост Юрия Никулина, который мне довелось слышать в детстве, во времена дефицита и далеко не полной телефонизации страны и столицы: “Я пью за моего врага. За то, чтобы у него дома стояло несколько телефонных аппаратов... И чтобы по каждому из них он беспрестанно звонил — 01, 02, 03...”)
Кстати, последним из таких “симметричных” был ваучерный 1991-й — он и точно расколол общество на две плохо сочетающиеся доминанты, которые не могут прийти к равновесию и по сей день...
Можно и дальше изгаляться и предложить составить из имеющихся цифр уравнение: 2+0=0+2. То есть сколько ни прибавляй к нулю единиц или к двойкам нулей — воз останется на месте. С другой стороны, “двойка”, обидная оценка, вроде бы не заслужена нашим населением, оно прилагало отчаянные усилия по вписыванию собственной житухи в госбюджет... Однако никто не говорит о “двойке” по поведению, ибо (если строго подходить к имеющимся данным) два плюс два в сумме дадут четыре — достойная отметка в дневнике любого ученика. Выставил же ее не случайный репетитор, а сам Новый век, начавшийся с обрушения двух башен Международного торгового центра в Нью-Йорке.
Одним словом, есть основания надеяться и верить, хоть и с некоторой оглядкой, в лучшее... Тем более что Новый год мы встречаем опять-таки дважды — 31-го и 13-го... Вновь перевертыш. И не в лучшую сторону. Впрочем, то и другое в сумме дает уже известное нам “четыре”. При этом нельзя не заметить, что Старый Новый год — изобретение и сочетание слов сугубо русское, никому в Европе не придет в голову, что новый год может быть еще и старым, а старый царит так же празднично, как новый, держа его под ручку и демонстрируя, что не желает сдавать свои позиции. Так вот, Старый Новый год наступает аккурат после чертовой дюжины дней... Почему? С чего бы это? Говорят: новый Новый год — дьявольское изобретение большевиков, они-де внедрили этот праздник, дабы прервать Рождественский пост сатанинским весельем, подлинный же праздник случается в православное Рождество. Если так, все равно нельзя отрешиться от странной, тринадцатью днями измеряемой паузы. Тут есть о чем задуматься суеверным и сочувствующим различным суевериям...
Канун наступившего 2002-го выдался для меня лично фантастическим. Я до сих пор не могу осмыслить происшедшего и опомниться. Но некие символы все же пытаюсь различить и выявить — дабы видеть ясней хотя бы собственную перспективу...
В середине декабря благодаря приглашению туристической компании “Асент-травел” я оказался в Северной Италии, в маленьком городке Аоста, откуда хорошо видна знаменитая гора Маттерхорн, а если слегка отъехать в сторону, то увидишь и Монблан, о котором тоже много доводилось читать, теперь же я оказался поблизости от нее реально; затем, в католическое Рождество, благодаря усилиям московского представительства открытого акционерного общества “Мотор сич” (авиация, авиация) я, будто сказочным порывом ветра, был перенесен (вместе со спектаклем Театра Гоголя по моей пьесе “Женщина с прошлым”) на Украину, в Запорожье. В Италии никто слыхом не слыхивал о годе Лошади. Ни на одном базаре, ни в одной сувенирной лавке я не мог сыскать сивки-бурки. В Запорожье же, наравне с Москвой, рысаки и кобылки так и скакали по прилавкам во весь опор. (Есть после этого вопросы: в какую сторону клонится наша жизнь — к европейским стандартам или к восточным традициям?) Контрасты наступающих “двоек” ощущались во всем. По всей Италии сыпал снег, и только в горнолыжной Аосте улицы и склоны с замершими подъемниками оставались асфальтированы и чисты, сияло солнце (вообще характерное для итальянских Альп), лишь в последний день сверху посыпало, да так, что чуть не сорвался наш вылет в Москву. В Запорожье, напротив, стояли морозы круче московских, на улицах торговали сосенками (вместо елок), местные жители шутили: Украина начинает дружить с Россией зимой, когда нужен газ для отопления, летом же батьковщина демонстрирует полную независимость от соседа. Зато в день отлета домой наступила резкая оттепель, из-за чего рейс на Москву откладывали и откладывали, возникла угроза встретить Новый год в зале ожидания местного аэропорта, артисты (и я вместе с ними) решили не рисковать и устремились на железнодорожный вокзал, где купили билеты в проходивший из Симферополя поезд. Можно было взять плацкарт в третьем вагоне — вышло бы дешевле, проезд в одиннадцатом, спальном, стоил дороже. Хотелось выспаться, потому не стали экономить. Под Харьковом состав тряхнуло, завизжали тормоза. Три первых вагона сошли с рельсов. На нерегулируемом переезде локомотив врезался в забуксовавший из-за гололеда на путях “МАЗ”. Пока приехавший кран и прилетевший вертолет поднимали и растаскивали сплющенные вагоны, а женский голос по внутрипоездному радио кричал: “Если среди пассажиров есть врачи, просьба пройти в головные вагоны”, я думал: “Почему не бывает абсолютного счастья, почему после рождественской Италии и хлебосольного Запорожья непременно должно прозвучать напоминание о бренности и хрупкости любого, самого, казалось бы, защищенного и благополучного бытия?”
В финале этой истории я бы мог дать столь же лихой, сколь бессовестный совет в стиле любимого моего героя Маркофьева (да он и даст его, видимо, во втором томе “Учебника Жизни для Дураков”): “НЕ МЕЛОЧИСЬ!” И тебе воздастся. То есть попытайся мы сэкономить на железнодорожных билетах, и встреча Нового года получилась бы для каждого из нас, накануне обласканного аплодисментами и осыпанного цветами, совсем не такой, как она в итоге вышла... Я бы мог дать такой совет. Но мучит и не дает покоя: есть люди, которым, в том числе и после симметричного 1991-го, не из чего выбирать, для которых не встает вопрос: покупать подороже или подешевле. “Год Лошади — надо ехать”, — написал я некогда в подцензурное время, и фраза не была напечатана ни в одном юмористическом издании. А когда надо ехать — едут. Вот об этих людях я думал в замершем под Харьковом, неполном, без нескольких вагонов составе. Потом поезд тронулся — сперва назад, а чуть погодя, с новым электровозом, вперед — и повез уцелевших седоков навстречу перезвону Кремлевских курантов, знаменующему начало нового отрезка бытия.
