Алексей Кортнев часто работает в машине — читает, переводит. Экономит время, которого вечно не хватает. Нет, он не пользуется услугами личного шофера, он научился читать за рулем: пока, правда, не на ходу, а на светофорах и в пробках. Когда сзади начинают нервно бибикать, он отрывается от работы и едет дальше. Современный музыкант обязан соединять несовместимые виды жизнедеятельности, иначе ему просто не выжить.
Точно так же он совмещает бизнес и творчество, театр и рекламу, спорт и пиво. А куда деваться, всегда ведь хочется попробовать что-то новенькое.
О распаде красивой, практически безупречной пары Кортнев — Рутберг журналисты судачили всю минувшую осень. Но ни Алексей, ни Юлия не утолили досужее любопытство деталями и подробностями. Каждый ограничился туманными фразами из серии “всему наступает конец”. Сегодня в жизни Алексея Кортнева многое изменилось, и он наконец готов рассказать о том, о чем раньше молчал.
— У вас имидж “белого воротничка”, чистенького, вымытого мальчика из приличной семьи. А сейчас вы почему-то такой непривычно небритый...
— Все равно эта небритость чистенькая и вымытая, я вас уверяю. У меня есть несколько дней, чтобы дать щекам отдохнуть: потому что нет выступлений. Ближайшее будет в четверг, тогда и побреюсь.
— Насколько вы действительно соответствуете “беловоротничковому” экранному образу?
— Думаю, что наш экранный образ — и мой личный, и всей группы — не сильно расходится с тем, что есть на самом деле. Мы люди достаточно аккуратные, не слишком пьем, не очень курим, ведем размеренный, спортивный образ жизни.
— Правда, что ваши родители сильно протестовали против вашего увлечения музыкой?
— Да. Мама и папа сильно переживали. Они не давили на меня, но я видел, что они в панике. Это проявлялось в их подавленном состоянии, в мягких, но нервических нотациях, которые я выслушивал. Но когда родители поняли, что этим делом я могу зарабатывать на жизнь и себе, и своему ближайшему окружению, они успокоились.
— Почему же тогда вы постоянно подчеркиваете, что “Несчастный случай” — не коммерческий проект и музыка не является для вас источником доходов?
— Это в большой степени правда. Мы то ли не хотим, то ли просто не умеем делать коммерческую музыку. Причем мода меняется, а мы по-прежнему остаемся за бортом большого шоу-бизнеса, в котором можно заработать приличные деньги. Для нас “Несчастный случай” — все-таки некое параллельное существование, потому что все музыканты группы добились успехов в других областях.
— Чем зарабатываете лично вы?
— Какое-то время я работал на радио, потом — на телевидении, сейчас довольно активно снимаюсь в кино, занимаюсь адаптацией англоязычной музыкальной продукции. Например, перевожу мюзиклы. Сейчас же страшная мода на этот жанр. А поскольку собственные, оригинальные, мюзиклы писать гораздо труднее, чем переводить англо-американские образцы, то возник большой спрос на подобные переводы. К сожалению, пока не могу сказать ничего более конкретного, потому что проекты, над которыми я работаю, находятся на стадии коммерческой тайны.
— Вы действительно когда-то имели собственное рекламное агентство?
— Нет, я трудился по найму в одном из трех крупнейших мировых агентств, которое обслуживает несколько сотен клиентов, в том числе известнейшие, гигантские корпорации. Я начинал, когда серьезные агентства впервые приходили на наш рынок и в панике искали людей, которые могли хоть что-то писать по-русски. Я работал на “Pepsi”, “Wrigley’s”, “Moccona”, делал ролики для “M&M’s” о приключениях маленьких вкусных конфеток.
— Когда вы переключились на кино?
— Первым моим опытом стал фильм Ивана Дыховичного “Прорва”, снятый году в 93-м. На сегодняшний момент я снялся в шести больших ролях и еще в некотором количестве маленьких. Сейчас работаю в двух сериалах: один — “Московская сага” по Василию Аксенову, у меня там роль друга главного героя, кадрового офицера с весьма несчастной судьбой. Второй сериал, видимо, будет называться “Прайм-тайм”, его снимает Елена Райская. Это современная детективная мелодрама. Сценарий отличный, но посмотрим, что получится в итоге.
— Вы, разумеется, играете “хороших”. У вас внешность хорошего человека.
— Мне впервые доверили роли хороших. В “Прорве” я играл энкавэдэшника, в “Бегстве в рай” — сотрудника французских спецслужб, в “Грешных апостолах любви” — оберштурмбанфюрера СС. Все они были совсем плохие. Так что моя внешность все-таки позволяет играть обаятельных мерзавцев.
— Что заставило вас написать джингл к программе “Моя семья”?
— Меня заставил Сережа Чекрыжов, который писал музыку, а также человек, который делал программу, — Валерий Комиссаров. Программа совершенно чудовищная! Ужасная!
— Согласна. Но в общем-то и джингл соответствующий. Зачем понадобилось участвовать в такой передаче?
— Во-первых, когда она создавалась, я не знал, что она будет такая чудовищная. С Валерой Комиссаровым мы знакомы со времен совместной работы на АТВ, когда он еще не был таким дундуком. Во-вторых, я профессиональный текстовик, мне за это деньги платят. Сережа мне позвонил и сказал, что написал музыку, но имеющийся текст не устроил руководителя программы. И нужно срочно написать что-то другое. Я хорошо помню процесс написания: я ходил по квартире с радиотелефоном, а на другом конце Сережа записывал текст, который я придумывал на ходу. Все они уже сидели в студии и ждали, когда появятся слова. За полчаса непрерывной телефонной связи все было готово.
— Сейчас нет желания убрать свое имя из титров?
— Нет. Убирание своей фамилии из титров — это попытка прикрыться фиговым листочком. Скажем прямо, текст не виртуозный, но для программы “Моя семья” и для канала РТР — как раз то, что нужно. Не испытываю никаких моральных терзаний по этому поводу.
— Зачем вам сережка в ухе, и как она появилась?
— Она висит там как дань традиции, как воспоминание о молодости. Я с группой товарищей проколол уши, когда нам было лет по двадцать, и тогда это считалось страшным вызовом советскому обществу. На кухне в пьяном угаре мы повтыкали сережки себе в уши (причем это были сережки моей жены: и с бриллиантиками, и с сапфириками. Что нашли в шкатулке, то и повтыкали.) Прошло время, многие от своих сережек избавились, а я оставил. Я ее вообще никогда из уха не вынимаю, она уже часть меня — как родинка. Висит и висит, пока не ломается от какого-нибудь механического ударения.
— Вас то и дело бьют в ухо?
— Я сам себя периодически бью в ухо. Последний раз у меня вырвало сережку волейбольным мячом.
— Вы когда-нибудь комплексовали по поводу рано наметившейся лысины?
— Никогда. Она действительно наметилась рано, лет в двадцать. Но кличку Лысый я заработал гораздо раньше, чем облысел, потому что еще в юности начал очень коротко стричься: не так, как сейчас, а почти под ноль. Сейчас-то я сильно обросший перед вами сижу, потому что снимаюсь в кино, и там мне запрещают стричься. Обычно меня стрижет моя супруга — машинкой. Так что я экономлю на парикмахере.
— Раз уж речь зашла о супруге, я где-то прочитала вашу фразу: “Я развелся с тремя женами”. Широким массам известны только две — Ирина Богушевская и Юлия Рутберг. Кто третья?
— Если говорить точнее, я не развелся с тремя женами, а расстался с тремя женщинами, с которыми жил и которых любил. А женат я был всего один раз — на Ире Богушевской, она была первой. Третья — Юля. А вот вторая... Хотя не думаю, что сейчас есть смысл об этом говорить, поскольку дело уже прошлое.
— Ничего себе! Значит, общественность пребывает в заблуждении, считая, что Юля практически увела вас у Ирины Богушевской.
— Нет, меня никто ни у кого не уводил. Ни разу в жизни — ни я кого-то, ни меня кто-то. Новые отношения всегда начинались только после того, как предыдущая любовь уже сходила на нет. Я не способен изменять любимому человеку.
— А ведь считается, что большинство мужчин полигамны.
— Наверное, я был бы полигамным, потому что я очень влюбчив и полово озабочен. Но я знаю, какие терзания это может причинить дорогому мне человеку. Я на это не пойду никогда. Муки от сознания того, что ты причиняешь боль близкому, перевешивают удовольствие, которое ты получаешь согрешимши.
— Вы всегда так четко контролируете свои эмоции?
— Я способен контролировать свои эмоции где-то минут через пятнадцать после того, как они уже выплеснулись наружу. Иногда случаются совершенно ужасные сцены с моим участием. Бывает, что мы жутко ругаемся с коллегами по группе. Мне потом стыдно, мерзко и приходится извиняться. Я очень вспыльчив, хотя у меня всегда хватало ума и силы воли признаться: “Пятнадцать минут назад я был не прав, я был говно. Простите, я не хотел”.
— В драку на улице тоже можете ринуться с пол-оборота?
— Нет. В физическом плане я в состоянии держать себя в руках. Последний раз дрался в восьмом классе школы. Мне уже лет двадцать не приходилось сталкиваться с физической угрозой, поэтому я не уверен, что вообще умею драться. В уличной потасовке вряд ли смогу хорошо себя проявить.
— Тогда вам очень повезло, что вы большой.
— Да. Я большой и убедительный. Ко мне просто не лезут.
— Вашему сыну Артему 14 лет. Вы очень молодой папа для такого взрослого мальчика.
— Сейчас наши отношения меняются, потому что Темка вступил в тот возраст, когда временной разрыв между нами стал стремительно сокращаться. Мы общаемся, как старший и младший товарищи. Но не слишком часто, к сожалению. Недавно у нас был опыт совместной поездки в отпуск, в горы. В такие периоды мы абсолютно сродняемся, становимся одним целым, говорим обо всем на свете.
— Он открыт с вами?
— Думаю, не до конца. Вернее, совсем не открыт. Он вообще парень очень закрытый, как и я. Я в детстве тоже с родителями общался по чуть-чуть. И я не стараюсь проникнуть внутрь его мира, я уважаю его суверенность, просто стараюсь поступать так, чтоб Темка мог сам оценивать меня и делать выводы. Он, слава богу, очень неплохо учится. У него быстрая голова: там хороший процессор стоит. Думаю, если он чем-то заинтересуется, то сможет добиться успеха в этой области.
— Вы сказали, что влюбчивы. Как вы действуете, когда влюбляетесь?
— Наработанных тактических схем у меня нет. Я полагаюсь на вдохновение, как Остап Бендер: провоцирую, создаю необычные ситуации. Мне кажется, что практически каждую женщину можно поставить в тупик своим поведением — не оскорбительным, а загадочным и непонятным. И это вызывает в ней интерес: некая недоговоренность, неадекватность реакций. Ну и, конечно, огромная доля самоуверенности. Я очень самоуверенный человек во всем, что касается быта. А вот в профессии наоборот: перед каждой новой работой я впадаю в депрессивное состояние, считая, что у меня ничего не получится. В отношениях с женщинами такого не происходит никогда.
— Ваши избранницы выглядят взрослее вас — не старше в смысле внешности, а именно взрослее. У вас не возникало такого ощущения?
— Может быть, да. Судя по всему, вы говорите об Ире и о Юле. Но и Ира, и Юля были настолько ошеломительно прекрасные женщины, что мне было совершенно все равно — сколько им лет, какой у них жизненный опыт.
— В семейной жизни вы ведомый или ведущий?
— Ведущий, конечно.
— Ни один мужчина не признается, что он ведомый.
— Вот я не признаюсь. Видите ли, я ведущий практически во всех областях своей деятельности. Я не хвастаюсь, но это действительно так. Хотя при всей своей “ведущести” я могу быть очень покладистым, я мою посуду, пылесосю ковры. Если женщина, которую я люблю, говорит, что она устала и не собирается готовить ужин, то я с удовольствием готовлю его сам. Я отлично понимаю, что рядом со мной человек, у которого просто иначе устроены гениталии, но он имеет точно такое же право на усталость, как и я.
— Вы обладаете редким даром поддерживать хорошие отношения с бывшими женами.
— Да. Потому что ни они, ни я не допустили подлости по отношению друг к другу. Конечно, были ошибки, огрехи, обидные поступки и мысли...
— Вы анализируете свои семейные разрывы?
— Конечно. В процессе разрыва я постоянно его анализирую, поэтому после него анализировать уже нечего. Все совершенно ясно.
— Можете обнародовать хотя бы малую толику анализа? Я имею в виду разрыв с Юлей.
— Думаю, что наша дружба, которая и по сей день ничуть не потускнела, постепенно выдавила, вытеснила из жизни любовь. То есть мы стали друзьями. И в таком качестве прожили последние года три-четыре — уже будучи не любовниками, а просто очень верными друзьями, которые готовы пожертвовать ради другого своим временем, деньгами, амбициями. Так было, так есть, и надеюсь, что так и будет в наших отношениях. Уверяю вас, что сейчас нам с Юлькой стало гораздо легче и интереснее общаться, потому что между нами исчезла стена недоговоренности.
— И кто же теперь стрижет вас машинкой?
— Меня стрижет моя любимая девушка, невеста, с которой мы скорей всего поженимся осенью. В смысле: скорей всего осенью, а то, что поженимся, — это точно. Я бы не хотел распространяться о наших отношениях, потому что они пока еще слишком молоды. Не хочется их сглазить.
— По крайней мере, подтвердите или опровергните слухи: ваша невеста — известная гимнастка Амина Зарипова?
— Да. Мы познакомились в клубе, друзья привели ее на наш концерт. Могу сказать только, что у нас все очень хорошо, мы строим большую квартиру, в которой собираемся жить. Вернее, пока ее строят без нашей помощи те люди, которые возводят дом. Но наш этаж уже готов. И знаете, первый раз в жизни я понимаю, что занимаюсь полезным делом. Раньше у меня не было никаких фундаментальных приобретений. В течение десяти лет, когда я зарабатывал довольно большие деньги, они просто уходили сквозь пальцы, непонятно куда, на пиво с креветками. А теперь есть место, куда их можно вкладывать. Появилось некое ощущение спокойствия.
— Похоже, в вас проснулся хозяин. Наверное, потому что рядом с вами впервые оказалась женщина-ребенок?
— Нет. Аминка моложе меня на десять лет, но она отнюдь не ребенок, а нормальный взрослый человек, очень интересный и необычный.
— До знакомства вы видели ее выступления по телевизору?
— Видел, конечно, но особого внимания не обращал. Как и большинство мужчин, я увлекался совсем другими видами спорта и художественной гимнастикой интересовался мало. А теперь у меня уже нет возможности смотреть на нее по телевизору, поскольку Амина давно не выступает. Она сейчас старший тренер молодежной сборной Российской Федерации.
— Забавно, наверное, иметь дело с женщиной, которая настолько пластична, что может завязаться в узелок?
— Да-да-да, это очень веселит. Она, например, может ногой поднять с пола предмет, наклонившись вперед и перегнув ногу через плечо. Получается как-бы шпагат в 360 градусов.
— Не поняла...
— Да. Я тоже не понимаю, как это происходит.
— Почему вы решили официально оформить брак, ведь в предыдущем союзе у вас таких порывов не возникало? Это пожелание Амины?
— Просто время идет, и хочется попробовать чего-то новенького. Например, зарегистрировать отношения.
— А может, и ребеночка родить? Или нескольких?
— Да, обязательно. Пока хочется одну дочку, а там — посмотрим, как пойдет. Может, потом и еще одну, и еще одну. Поживем — увидим.
