Настоящий насильник

     “Путин и Децл — надежда России!” — кричит лозунг со стены кривого барака на въезде в райцентр Качуг. Здесь асфальт заканчивается, до Бутаково еще сорок километров по тряскому сибирскому большаку. Глотая пыль в прокаленной легковушке, мы напряженно молчим. Сейчас, в трехстах километрах от Иркутска, наша затея с поездкой в затерянное таежное село выглядит полной авантюрой.
     Саша Егоров, бывший военнослужащий 160-го танкового полка, пожалуй, самая загадочная фигура в деле полковника Буданова. Пресса о нем почти не писала, но четыре скупые строчки его показаний в корне поменяли весь ход процесса. Он входил вместе с Григорьевым и Ли Ен Шоу в экипаж штабной машины, на которой в ночь на 26 марта полковник Буданов отправился в село Танги Чу в поисках мифической снайперши. И сразу возник вопрос: искал ли измотанный войной полковник убийцу своих людей или подвыпившему мужику нужна была на ночь женщина?
     Поначалу все факты указывали на вторую версию. По словам Буданова, о снайпере его информировали два жителя села Танги Чу. Их нашли. Один оказался глухонемым и физически ничего не мог рассказать, а второй, некий Рамзан Сембиев (в настоящий момент отбывает срок в Дагестане за похищение людей), утверждает, что говорил о доме грязно-белого цвета на улице Заречной, где жила пожилая женщина. Полковник же увез 18-летнюю Эльзу Кунгаеву из дома красного цвета, расположенного в Заречном переулке, то есть в километре от указанной улицы.
     Дальше больше. После похищения Кунгаевой под утро полковник Буданов открыл дверь своего вагончика (КУНГа) и отдал приказ экипажу штабного БТРа тайно закопать труп девушки.
     — Если скажете кому-нибудь хоть слово о том, что случилось, из-под земли достану и убью! — напутствовал своих бойцов командир.
     По словам свидетелей, Буданов был в плавках, Эльза без одежды, на одеяле и мятой постели влажные пятна с характерным запахом. Эксперты заключили, что белье с девушки было не сорвано, а аккуратно срезано (согласитесь, это необычно для человека, в ярости срывающего одежду с убийцы). А после того, как установили, что в ту ночь была произведена дефлорация (то есть разрыв девственной плевры) Эльзы Кунгаевой, сразу же встал вопрос об изнасиловании. Собственно, следствие на первоначальном этапе это считало уже установленным фактом. И это было настоящим позором для армии — один из лучших ее командиров оказался мародером и насильником.
     Через восемь месяцев после открытия уголовного дела за Сашей Егоровым в село Бутаково приехали люди в гражданских костюмах и увезли в райцентр Качуг, где он дал следователю Северокавказской военной прокуратуры новые показания, то есть признался, что надругался над мертвой девушкой. Преступление страшное по всем меркам. Однако реальных последствий для Саши оно не повлекло. Ему предъявили обвинения и тут же амнистировали. А еще через полгода, в мае 2001-го, процесс по делу Буданова принял совершенно другой поворот. Обвинения в изнасиловании, благодаря показаниям Егорова, с него были сняты, что в свою очередь позволило выдвинуть версию о невменяемости. Кроме того, свое заключение поменял и судмедэксперт Ляненко, производивший вскрытие. Первоначально он решил, что изнасилование было произведено за час до смерти. Во втором варианте, надругались уже над мертвым телом. В результате картина стала совершенно другой — болеющий душой за своих бойцов полковник в порыве отчаяния душит предполагаемую убийцу. То есть герой как бы приколотил себя к кресту, отчего его преступление вроде бы уже и не выглядит таковым, а даже скорее наоборот — благородный поступок.
     Впрочем, без странностей не обошлось и здесь. Два других участника захоронения, Ли и Григорьев, наотрез отказались подтверждать слова Егорова. И более того, суду было заявлено, что из них выбивали показания о том, что измывались над девушкой все трое. Странно вел себя на суде и сам Егоров. На вопросы отвечал с трудом и неопределенно: “Я не знаю... не помню”. В какой-то момент судья, прокурор и адвокат начали открыто препираться, как понимать те или иные междометия Егорова — большего от него добиться было невозможно. В конце концов совместными усилиями решили, что он подтвердил свои первоначальные показания. Таким образом Буданов стал невменяемым героем. То есть, как ни крути, а именно показания Саши Егорова из далекого иркутского села обеспечили полковнику фактическую реабилитацию и отпущение грехов.
     Мы трясемся по разбитой дороге, напряженно молчим и непрерывно курим.
     — Путин и Децл — надежда России! — бьется в голове идиотский лозунг.
     И чем ближе к Бутаково, тем больше понимаешь, что нет у нас никакой надежды, чтобы разговорить бойца Егорова. Даже Путин и Децл нам не помогут. Наконец уже в густых сумерках въезжаем в облаке пыли на главную улицу села и останавливаемся у старенького клуба. В свете наших фар танцуют под магнитофончик пары. Парни голые по пояс, девочки в забавно-неуклюжих нарядах. А в стекло уже стучатся с просьбой о сигаретке, водитель из местных открывает дверь и вдруг напрягается, пытаясь привлечь наше внимание, — чуть позади, наполовину высунувшийся из мрака стоит он, Саша Егоров. Такой же, как и все, — полуголый, прокопченный до черноты, хмельной. Лишь одно отличает его — какая-то застоявшаяся угрюмость, скорее привычка, чем натура. И становится окончательно ясно, что наша задача почти невыполнима — этот мрачный человек не из тех, кто выбалтывает свои тайны...

     Триста лет назад пришли на берег реки Анги казаки и увидели почти чудо: из горы тремя потоками бил ключик. Три серебряные нитки сплетались в звонкий ручеек и текли в Ангу. Вода из горы оказалась необыкновенно вкусной (уже в наше время выяснили, что в ней много серебра). И решили казаки здесь строиться. Так появилось Бутаково. Возле ключа срубили церковь. Когда к власти пришел Сталин, церковь сожгли, а в село пригнали репрессированных татар. И в Бутаково стало два кладбища (православное и мусульманское). Это вторая местная достопримечательность.
     Третьей же был и есть Шаман, стоящий вот уже четыреста лет на обочине лесной дороги. Сибиряки народ изначально маловерующий, даже татары подрастеряли здесь свою истовость, но Шамана уважают все и, проезжая мимо, обязательно останавливаются “побурханить” — отсыпать махорки, отломить краюху, покапать молока. Повезли “бурханить” (то есть попить водки) к хозяину здешних мест и нас.
     Ствол огромной лиственницы обвязан бечевкой, за которую заткнуты сигаретки, на нижних ветках треплет ветер цветные тряпочки, в корнях разбросана мелочь. В этом дереве и живет дух этой части тайги. И судя по количеству пустой посуды вокруг, он давно уже горький выпивоха. Любит выпить и Виктор Иванович Липаткин, директор ООО “Бутаковское”. Если Шаман, выражаясь современным языком, виртуальный хозяин этих мест, то Виктор Иванович реальный. В “Бутаковское” входит четыре села, разбросанных по территории, почти равной Чечне. Живет в них всего тысяча двести человек. Самое крупное село — Бутаково, двести с лишним дворов. По местным меркам, село довольно зажиточное, почти у каждого жителя корова, а то и две, дорогой цементальской породы.
     Мы пытаемся осторожно подвести разговор к Егорову (никто не знает, что мы журналисты), расспрашиваем о местной жизни. Виктор Иванович жизнь хвалит, но всем известно, что платит он трактористу семьдесят копеек за час работы в поле. В страду выходит двести—триста рублей, зимой же все колхозники получают по шестьдесят рублей. Само хозяйство убыточное, и за ним давно уже числится безнадежная дебиторская задолженность на многие миллионы. Народ работать в колхозе не хочет, но идти больше некуда.
     До сих пор в селе как о небывалом событии вспоминают возвращение из армии Саши Егорова и троих его однополчан, служивших в Чечне. Тогда ребята получили по 120 тысяч рублей “боевых”. Деньги — по местным меркам — просто чудовищные. Гуляло все село. Все ребята обзавелись новенькими машинами. Но Саше не повезло: в пьяном виде он несколько раз переворачивался, и вскоре разбитую машину пришлось отдать за долги.
     — Да-да, это тот самый Егоров, который служил у Буданова, — чуть ли не хвастается перед столичными гостями Виктор Иванович. — Он и ездил закапывать девку эту. Я его с детства знаю, не мог малец надругаться над девушкой. Да он и сам всем по селу рассказывает, мол, заставили его прокуроры так сказать... Вообще у него неприятностей с этим делом выше головы... Правда, вот орден или медаль вчера ему дали за это, что ли? Гуляет по этому поводу уже второй день...
     Семья Егоровых одна из самых бедных в селе. Семь лет назад погиб в аварии глава и осталась мать Егорова одна с четырьмя детьми. Самый старший Саша, и до сих пор остается загадкой, как его забрали в Чечню. Но тем не менее, отслужив, Саша вернулся с деньгами. А через две недели после того, как получил деньги, пошла по селу его мама продавать маленькие золотые сережки с розовым камешком. Тогда на это никто не обратил внимание, но впоследствии из-за этого чуть не случился очередной межнациональный конфликт.
     Через несколько месяцев после армии Саша женился. Деньги быстро кончились. Нужно было искать работу. В колхоз идти бессмысленно. Так получилось, что единственным предпринимателем в селе был чеченец Осман Азиев, обосновавшийся в Бутаково еще 20 лет назад. После первой чеченской войны помог он перебраться в село некоторым своим родственникам. И образовалась здесь небольшая кавказская колония, человек тридцать. Чеченцы купили несколько старых домов, открыли магазин, начали потихоньку обустраиваться.
     И вот к этому Азиеву и пошла мама Егорова просить за сына, причем, чтобы понравиться будущему работодателю, рассказала о большой роли Саши в разоблачении полковника Буданова (указал, где зарыта Эльза Кунгаева). Чеченец обещал подумать (он как раз планировал заниматься лесом, хотел устроить в селе небольшое деревообрабатывающее предприятие). А дальше случилось несколько неприятных событий.
     Саша слетал в Ростов и дал новые показания. Столичная газета с рассказом об этом вскоре дошла до деревни и одна из местных чеченок — Роза публично отхлестала Егорова по лицу этой газетой, и пошел по селу гулять слух, что снял он эти девичьи сережки с розовым камешком с мертвой Эльзы Кунгаевой, над которой перед тем надругался. Сразу за этим чеченские ребята подрались с заезжими литовцами и местными на почве совместного употребления самогона. Драки у деревенского клуба, единственной тусовки бутаковской молодежи, случаются чуть ли не каждый день. Это своего рода обязательный пункт программы — если ничего не произошло, то наутро вроде и нечего обсуждать. Но эту конкретную потасовку (да и дракой это было назвать трудно, дали друг другу разик по морде и пошли вместе допивать, чего уж они там употребляли), вкупе с демаршем чеченки Розы заметила глава поселковой администрации Ирина Идрисова, сделала выводы и потребовала от районных властей выселения чеченов. Те в ответ начали роптать и жаловаться, Идрисову предупредили, горцам пригрозили, но ползучая злоба в селе затаилась с тех пор прочно.
     — С этого все и пошло. Знаете, живу как на пороховой бочке, — тоскливо жалуется подвыпивший председатель. — Уже всего боишься. Вчера вот только умудрились спьяну похоронить русского по паспорту на татарском кладбище, по мусульманскому обычаю, правда. Татары начали бухтеть, да вроде улеглось. Что их, тоже выселять? Ну когда такое тут было? Сибиряки ведь все, даже Осман вроде и не чечен уже, а наш родной, а тут на тебе, разделились... — Виктор Иванович тяжко вздыхает и в сердцах, забыв отлить Шаману, глотает горькую, словно воду.
     — А парень (Егоров) замкнулся, у клуба и не появляется. Сам слышал, как наши бабки материли его на улице. Чеченцы его, конечно, не трогают. Всего боятся, тоже можно понять людей, трясут, чуть ли не каждый месяц с обысками приезжают. Но, видно, не могут простить. А тут еще он орден какой-то получил (Сашу за отличную службу наградили медалью им. Суворова. — Прим. авт.), ну и вылез вчера обмывать к клубу, а я опять на нервах, как бы чего не вышло...
     Так и не удалось нам поспать в ту ночь. После сибирской баньки, за очередным застольем незаметно подкрался тихий рассвет, и пошли мы бродить по селу. У клуба ни души, слышно, как журчит серебряный ключик в конце улицы. Покой необыкновенный, и петушиная перекличка только подчеркивает его. И вот там, у этого ключика, мы вдруг и поняли как-то сразу, всем сердцем, что если отголоски чеченской войны докатились даже до этого таежного тупика, то что-то очень страшное и опасное происходит в государстве Российском, и в любой момент может быть сметен этот заповедный покой...

     А после этого была целая операция по втиранию в доверие к Саше Егорову, совместная поездка на Байкал, двухдневное поедание шашлыков и водки. Совершенно незнакомые люди, ничего не знающие о нас, однако чувствуя подспудно наш жгучий интерес, как могли помогали. И в конце концов мы смогли разговорить Сашу Егорова и даже сделать видеозапись всех его признаний. Каким образом это удалось, — тема для отдельной статьи, а может быть, даже рассказа. Сейчас же о главном.
     Как и ожидалось, Саша оказался замкнутым и угрюмым парнем. Мы под благовидным предлогом пригласили его на “малое море” (ту часть Байкала, которая отделена огромным островом Ольхон), и в конце концов на голом скалистом берегу и случился у нас откровенный разговор. В какой-то момент, видимо, окончательно расслабившись, он вдруг начал говорить откровенные и страшные вещи. Например, о том, что торговля оружием процветает в армии не только на боевых позициях в Чечне, но и в Чите и Улан-Удэ, где находится постоянное место дислокации 160-го полка. О Чечне ему было говорить особенно тяжело, видно, что натерпелся человек от всей этой истории. В конце концов мы задали ему прямой вопрос: делал он это или нет с Эльзой Кунгаевой.
     — Да ничего не было этого, вранье все...
     — А как же тогда твои показания?
     — Ну как, мы с прокурором просто договорились, чтобы я взял это на себя...
     — Для чего это нужно было? Почему именно к тебе подошли?
     _ Ну как же, Буданов ведь очень хороший командир. Правда, с головой у него не все в порядке. Он еще в первую кампанию был контужен. Ну мне и сказали, что нужно взять на себя все, чтобы выгородить его... А на самом деле Кунгаеву никто не насиловал...
     — Ну как же так, везде было написано...
     — Это просто говорят так. Никто ее не насиловал. Буданов просто задушил ее. Мне следователь в Ростове показал протокол, где написано, что никакого изнасилования не было...
     — Погоди, ну а зачем понадобилось тогда, чтобы ты взял на себя все это?
     — Ну, сказали так сделать... — пожимает он плечами...
     — И тебе ничего за это не было...
     _ Обвинили в надругательстве, но потом сразу по амнистии в связи с 55-летием Победы обвинение сняли, и все...
     Вот, собственно, и все. Прокуроры, получается, попросту обманули деревенского парня. Григорьева и Ли не смогли, а этого обвели вокруг пальца, — оказывается, изнасилования не было, а “хорошего командира” нужно спасать. И стал Буданов в глазах всего мира героем, а Саша Егоров в своей деревне чужаком с печатью изгоя.
     И еще. После этого нехитрого разговора в голове не укладывалось, что происходит в стране. Как жить дальше, если мародер и некрофил амнистируется в связи с 55-летием Великой Отечественной войны. То есть победа в той войне позволяет нам оправдывать негодяев из этой. Да еще постфактум давать боевые награды. Ведь если сидящий сейчас рядом с нами парень совершил акт надругательства, то он на самом деле больной человек, если вообще не маньяк. Его нужно как минимум лечить или изолировать от общества (а в отношении него, как известно, психиатрическая экспертиза не назначалась — не нужно это было следствию). А если он ничего не делал и взял это страшное преступление на себя, чтобы выгородить Буданова, то чего стоит честь такого мундира.
     ...В ту ночь неожиданно испортилась погода. Словно Байкал слышал наш разговор и неожиданно поседел, — всю ночь упорный холодный ветер гнал на берег белые волны. А мы сидели на этом берегу и думали, думали, думали...
    
     Р.S. Видеозапись с отказом от своих показаний ключевого свидетеля Александра Егорова по делу полковника Буданова будет продемонстрирована в самое ближайшее время на пресс-конференции.