- Ирина Дмитриевна, с момента размещения вашего письма прошла практически неделя. Кто-нибудь из адресатов отреагировал на него?
- Напрямую — нет, но мы и не предполагали, что кто-то из высоких лиц буквально напишет нам ответное послание. Однако эффект от открытых писем всегда довольно сильный, так произошло и в этом случае.
- Вы полагаете: то, что давление на Макаревича за неделю ослабло, - ваша заслуга?
- На что-то письмо повлияло. Мне кажется, что если бы оно не было написано, грязная волна начала бы разрастаться и непонятно, к чему привела.
- Анонимный шум в соцсетях — нормальное явление, стоит ли отвечать на него открытыми письмами президенту?
- Но ведь это же президента соцсети призывали лишить Макаревича госнаград. Конечно, не думаю, что Путин откликнулся бы на этот призыв. Но нас насторожило то, что та травля Макаревича, которая развернулась в соцсетях, была подхвачена и некоторыми депутатами, партиями, и профессиональными СМИ. Возникло ощущение, что это — генеральная репетиция погромных кампаний. Безумное предложение отобрать награды — худшая из традиций тоталитарных обществ. Поэтому одной из задач нашего письма было — привлечь внимание, к тому, что происходит с нашим обществом. Оно заболевает. Показать обществу, что подобные вещи в цивилизованном мире просто невозможны. Как ни странно, если судить по полемике, которая возникла после нашего письма, для многих недопустимость травли поначалу оказалась полной неожиданностью. Они считали, что так можно делать, почему бы и не затравить?
Поэтому я считаю, что наше письмо на что-то повлияло. Там был тезис о том, что негоже центральным телеканалам транслировать безумные и вредные для общества инициативы. Гробить репутацию уважаемого человека и своего телеканала заодно.
- А самому-то Макаревичу защита была нужна?
- С ним мы ничего не согласовывали, он узнал о письме, когда оно уже было опубликовано. Насколько я понимаю, наша поддержка ему была приятна. Мне кажется, ему было важно видеть, сколько достойных людей подписалось под ним.
- А сколько?
- Ой, я сбилась со счету. Инициатива исходила от пятерых человек, а потом присоединились очень многие. Хотя мы и не гнались за количеством.
- Это письмо не размещено на фирменном бланке, но все равно воспринимается, как письмо вашей партии. Это, случайно, не пиар «Гражданской платформы» за счет фигуры Макаревича?
- У нас все теперь считается пиаром, мало кто верит в то, что у людей бывают принципы, убеждения, моральные ценности. Да, Макаревич — член федерального гражданского комитета нашей партии, наша обязанность, как товарищей, его защитить. Но если бы мы хотели пропиарить партию, то упомянули бы ее название.
Впрочем, даже если вы считаете письмо пиаром, отвечу, что это — не худший вариант public relations. Пиар тех, кто нападал на Макаревича, был качественно хуже.
- Позицию Андрея Макаревича по Крыму многие считают непатриотичной. До того, как вступиться за него, вы лично модерировали «Конгресс интеллигенции» с легендарным выступлением историка Андрея Зубова, жестко осудившего присоединение Крыма. Не боитесь, что к вашей партии приклеется клеймо «антироссийской» и «антипатриотической»?
- А почему к человеку, который высказывает свое собственное, отличное от других, мнение сразу пытаются приклеить ярлык не патриота, шпиона, врага? Это, как раз, - самая худшая традиция тоталитарных обществ.
Моя позиция заключается в том, что если мы не хотим войны (а ее, кажется, никто не хочет), то нужно взвешивать риски от подобных акций. Мне кажется, что Россия сейчас серьезно рискует, и если мы действительно патриоты — то эти риски, опасности нужно обсуждать, оценивать. Благодушно аплодировать и кричать «ура» по указке — это не патриотизм, а любовь к начальству. То, что Андрей Макаревич высказал свою точку зрения, — подлинный патриотизм, потому что в данном случае тот, кто любит Родину, должен выражать озабоченность и искать безопасный для страны выход из сложной ситуации.
А те, кто сейчас первыми бегут устраивать овации и травить тех, кто этого не делают, если им удастся раздуть истерию в обществе, рано или поздно сами могут оказаться «врагами народа», история это уже наглядно демонстрировала.
Я не вижу оснований для того, чтобы патриотизм узурпировался верноподданными, готовыми составлять «расстрельные списки». Поэтому мы и решили написать это письмо. Нельзя допустить внедрения единомыслия в стране принудительным способом. Нельзя вместо того, чтобы бороться с терроризмом, коррупцией, плохими дорогами и нищенскими зарплатами — бороться с инакомыслием.
