«Я бросил курить, и это помогло мне легче уйти от выпивки»
Первыми, как ни странно, были вопросы о вредных привычках (раньше наши читатели чаще спрашивали о конкретных патологиях сердца, симптомах, лекарствах). Но все течет...
— Всем известный факт: курение — одна из главных причин инфаркта. Но бытует мнение: резко бросать курить нельзя, в том числе и после инфаркта. Так ли это? Многие врачи сами не могут отказаться от курения. А вы, Лео Антонович, курите?
— Главной причиной инфаркта является атеросклероз. А курение как раз играет большую роль в его возникновении. Атеросклероз — это препятствие в сосудах, бляшка, которая в какой-то момент закрывает 70% просвета сосуда. При нервном или физическом перенапряжении при дыхании не хватает кислорода, уменьшается его содержание в крови. Вслед за этим следует дисфункция очень многих органов. И возникает инфаркт. Курение способствует высокому артериальному давлению. На первом этапе это не так заметно. Но когда человек много курит, развивается гипертоническая болезнь, прогрессирует атеросклероз, ухудшаются все остальные функции органов.
А то, что резко бросать курить нельзя, — абсолютная чушь, тем более после инфаркта. Можно бросать в любой момент. Из вышесказанного совершенно очевидно, что для ослабленного сердца, которое перенесло инфаркт, крайне важно, чтобы было много кислорода, чтобы не было высокого давления, чтобы все органы работали нормально. Человек, бросивший курить (независимо от того, сколько лет он курил), уже через несколько дней начинает чувствовать улучшение. Да, многие врачи тоже не могут отказаться от курения. Но я не буду это комментировать, так как сам курил 20 лет, а бросил сразу в год Олимпиады в Москве. Произошло это совершенно случайно. На отдыхе я сильно отравился рыбой горячего копчения. Думал, что умру. Именно тогда и осознал: если не брошу курить, другого шанса у меня не будет. И очень быстро почувствовал разницу в физическом состоянии.
— Принято считать: курящие обязательно выпивают. Ваши отношения с алкоголем? Известно, что многие врачи таким образом снимают стресс, особенно после тяжелых операций.
— Я люблю итальянские, французские и белые грузинские вина. Но после однажды сказал себе: «Могу совсем не пить». И не стал. А то раньше утром встаешь и думаешь: если бы не пил вчера, было бы лучше. И где-то через полгода стал действительно хорошо чувствовать, и работоспособность увеличилась, и желание побольше сделать. Человечество не зря придумало выпивку. Но, во-первых, помните: не надо перебирать. Ведь что такое любой алкоголь? Его последствия — соляная кислота в желудке, которая ничего хорошего не несет здоровью человека. Когда соляная кислота перемешивается с едой, в организме начинают скапливаться вредные вещества, они проникают в кровь и начинают свое черное дело.
Во-вторых, конечно, надо пить только качественный алкоголь.
— То, что вы перестали курить, облегчило отказ от спиртного?
— Конечно, это помогло легче уйти от выпивки.
— Бытует такая легенда: алкоголь даже помогает сердцу, так как «прочищает» сосуды. И пьющие якобы не болеют раком...
— Это неправда. Легенда, не более, дабы оправдать пьянство. У меня перед глазами мой товарищ, академик, мой ровесник (не хочу называть его имени). Был очень крепким парнем, хорошим кардиохирургом: его операции длились по 8–9 часов. Но четыре года назад ушел из жизни. Как раз он очень много курил, много пил. В итоге вначале заработал себе рак легкого, его дважды оперировали. К этому присоединилась гипертония со всеми вытекающими последствиями. И лучшего примера не надо, когда человек сгорает от курения и алкоголя. Считаю это слабостью характера, когда человек, зная о пагубности увлечения, не может остановиться.
— Говорят: российский пациент — беспечный пациент: не идет к врачу, пока не прижмет. Изменилось ли сейчас отношение россиян к своему здоровью?
— Наш человек, будучи самым образованным на земле (я продолжаю это утверждать, так как много езжу по миру и знаю), в отношении своего здоровья действительно самый легкомысленный. Когда заболевает, спрашивает у соседа, у сослуживцев, что ему делать. Хотя совершенно очевидно: сегодня проще, чем в нашей стране, нельзя попасть к врачу нигде в мире. Но... Очень много предпринимается усилий, чтобы россияне не обращались к своим врачам. Идет охаивание нашей медицины. Делается это сознательно, благодаря чему в России угробили трансплантологию и другие направления лечения, которые у нас развиты гораздо лучше, чем, например, в Германии. Вот лишь два примера (в прессе они опубликованы): два бизнесмена только за один год из нашей страны вывезли больных на лечение за границу на сумму в 2 млрд евро.
— В России на это работает огромное количество офисов, идет мощная реклама...
— Не только в России. Во Франкфурте-на-Майне, например, возле аэропорта через каждые 50 метров висят объявления на русском языке о том, где и какое лечение можно получить. И приезжающие в Россию зарубежные врачи ищут возможность договориться, чтобы из России наладить поток больных в свою страну. Вывозят в Германию и наших детей с врожденными пороками сердца. Причем везут их в клиники, где делают максимум 50 таких операций в год. Но я лично делаю в год до 500 операций детям. А наш центр выполняет за год до 3,5 тысяч операций. В 17 раз больше!
Вообще центр им. Бакулева — самая большая кардиоклиника в мире. В прошлом году только на открытом сердце здесь выполнили более 5 тысяч операций. А в США самые большие клиники делают не более 3 тысяч таких операций; в Европе самые большие клиники — до 2,5 тысяч. Международные рекомендации и говорят о том, что надо оперироваться там, где проводится больше операций.
И еще один штрих: в Германии и Израиле набирают врачей из России, которые часто и выступают агитаторами лечения за границей. А российский человек доверчив: он быстрее поверит тому, о чем прочтет в газетах, услышит по радио, чем своему доктору.
«Как правило, я знаю исход операции»
— Лео Антонович, о чем вы думаете перед сложными операциями?
— Думаю об операции, несмотря на то что выполнил их очень много. Каждое заболевание имеет свою особенность. При болезнях сердца в нашей практике очень много такого, что еще вчера не делалось, а сегодня стало возможным. За многие операции не брались потому, что не знали, как их делать. Это относится к тем редким заболеваниям, которые благодаря накоплению знаний начинают поддаваться лечению. Когда ко мне попадает такой больной, я сажусь капитально за книги, штудирую Интернет и т.д. Там, может, и не найдется прямая подсказка, но путем сопоставления ряда каких-то данных приходит решение сделать операцию так, а не иначе.
Профессию хирурга можно сравнить с профессией водителя. Если ты хорошо видишь и знаешь правила движения, с тобой будет все в порядке. В нашей профессии «хорошо видеть» — на первом месте, а «знать правила» — это знать анатомию. И если ты хорошо знаешь анатомию и хорошо видишь, то и результат операции будет хорошим.
Конечно, я внутренне настраиваюсь на каждую операцию и примерно знаю, сколько она будет продолжаться. И, как правило, знаю ее исход.
— И как долго может продолжаться операция на сердце?
— Они разные: могут занять и час, и несколько часов. Например, сегодня на одной из операций я останавливал сердце на два часа, на другой — на полтора часа. В итоге зашел в операционную в 8 утра, а вышел в 3 часа дня (за 7 часов провел 4 операции). Есть моя операция по поводу мерцательной аритмии — эта болячка распространена так же часто, как и варикоз вен. Имеет такие тяжелые последствия, как тромбоэмболия сосудов головного мозга. Человек плохо себя чувствует — у него головокружение, слабость и т.д. Но самое главное, что аритмия этого типа расшатывает сердце. Если в норме митральный клапан составляет 28 мм, то сегодня у пациента он был 50 мм. Это приводит к тому, что и другой клапан расползается. А когда такое случается, повышается давление в системе легких, что приводит к изменению всех органов, которые получают кислород.
— Медицина сегодня другая: у многих клиник есть хорошее оснащение, современные лекарства. Но отчего люди все чаще умирают от сердечно-сосудистых заболеваний?
— Человечество достигло высочайших вершин в медицине — это правда. Если бы сегодня встал умерший мой учитель Владимир Иванович Бураковский, я уж не говорю об Александре Николаевиче Бакулеве, они многого бы не поняли из того, что сегодня происходит в медицине. Потому что медицина двигается семимильными шагами. Это и клеточные технологии, и миниатюрные искусственные желудочки сердца для лечения сердечной недостаточности, и поразительные операции у новорожденных, и многое другое. Совсем недавно всего этого просто не было. Многое из того, что не лечилось, сегодня эффективно лечится.
Но неправда, что сейчас умирает больше больных от сердечно-сосудистых заболеваний. Если говорить о нашей стране, то за последние годы реально улучшилась диагностика благодаря тому, что приобретено большое количество хорошего современного оборудования. В 1991 году в России выполнялось меньше тысячи операций катетерного лечения, а в прошлом году было пролечено более 90 тысяч человек. Есть очень много и других позиций, где в десятки раз произошло увеличение объема таких операций.
Но при этом суммарно мы делаем только 30% от того, что должны делать. Если мы закроем тему специализированной помощи по сердечно-сосудистым заболеваниям, то средняя продолжительность жизни в России вырастет на 10–12 лет с лучшим качеством. Мы идем к этому довольно быстро. Президент России поставил задачу: к 2017 году в два раза увеличить объем высокотехнологической медицинской помощи больным людям. Не знаю, что будет в ближайшие годы в связи с известными экономическими и политическими обстоятельствами. А так могли бы решить эту проблему в текущем десятилетии.
В любом случае само появление такой помощи и открытие новых кардиоцентров привели к тому, что значительно улучшилась диагностика. Врачи стали чаще выявлять людей с сердечными заболеваниями. Раньше они просто умирали, и никому о них не было известно.
— В чем принципиальная разница между отечественной и мировой кардиологией?
— Она, конечно, есть. Кардиология как часть клинической медицины в России и еще во Франции всегда имела гуманистический оттенок. Да, у нас всегда было меньше техники (хуже оснащение), но обращалось больше внимания на выхаживание пациентов. Сегодня наши ведущие клиники оснащены очень хорошо, ничем не уступают зарубежным. Правда, в части тиражирования высокотехнологичной помощи мы, конечно, отстаем от тех же США. У них 870 клиник делают операции на сердце, у нас пока 120 клиник. Но я оптимист по жизни и считаю, что и у нас положение исправляется.
— А импортозамещение в медицине вас не пугает? Считаете, из-за этого не будет катастрофы с лекарствами и оборудованием?
— Наш центр наиболее зависим от импорта: закупается более 90% изделий и инструментария. И есть очень много позиций, которые в России пока не производятся. Например, в нашей стране не производятся аппараты искусственного кровообращения; искусственные легкие, пока не все хорошо и с инструментарием. Но у нас уже есть отечественные сердечные клапаны, шовный материал, появились некоторые хорошие инструменты российского производства, электрокардиостимуляторы. Больные не останутся без помощи. Думаю, на какое-то время и часть импорта будет сохраняться. Катастрофы не будет.
— Лео Антонович, вы прооперировали не одну сотню «возрастных» сердец. Но молодые, особенно влюбленные, нередко тоже говорят: «У меня по нему (по ней) болит сердце». Как это объяснить с научной точки зрения?
— В действительности работа сердца — чистейшей воды химизм. Когда молодой человек стоит с букетиком и ждет свою подругу, у него пульс может повышаться до 200 и 220 ударов! Потом они встречаются, обнимаются, и пульс снижается до нормы.
Чтобы сердце не болело
(три главных совета от кардиолога Лео Бокерии)
Совет первый: соблюдение режима. В жизни человека должен быть некий порядок. Если четко следовать правилам, будешь здоров и жить долго. И сам будешь счастлив, и будут счастливы близкие, тебя окружающие.
Совет второй: воспитание характера. Утро начинайте с позитива. Когда вы встали, вспомните хотя бы одно дело, которое доставит вам удовольствие. Этим самым вы и своим близким, кто рядом живет, настроение поднимаете, и на работе внесете позитив.
Совет третий: созидательный труд. Пишете ли вы о чем-то, оперируете ли, учите ли других как педагог и т.д., у вас всегда будет надежда, что и завтра что-то еще сделаете.
До такой философии я дошел сам. Считаю себя абсолютно счастливым человеком, потому что в профессии состоялся как хирург. У меня замечательная семья, горжусь своими дочерьми — они обе кардиологи, доктора медицинских наук. У меня семь внуков. Мы с женой познакомились на первом курсе института, учились в одной группе. Никогда не ругались. У нас не бывает серьезных размолвок. Она тоже врач, терапевт широкого профиля. У меня много реальных друзей. Мы можем год не созваниваться, но когда созваниваемся и встречаемся, радуемся друг другу как родные. Вот лично мое мироощущение.
— В каком состоянии ваше собственное сердце? — спросили мы Лео Антоновича под занавес. — И кому бы вы его доверили?
— С моим сердцем все в порядке, пока не жалуюсь, — ответил он. — А свое сердце я могу доверить только своим дочерям.
