«Война и мир» 16+

Три мнения о том, как надо защищать детей от вредной информации

1 сентября вступил в силу Закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию». Не заметить этого было невозможно: на телеэкране при трансляции фильмов, передач и концертов появились значки «6+», «12+», «16+», а то и «18+». Сообщения о возрастной маркировке передач и песен можно услышать и по радио. А информационное агентство «Интерфакс» на главной странице своего сайта на всякий случай промаркировало все новости раз и навсегда: «запрещено для детей». То есть до 18 лет то, что говорят президент, премьер и депутаты, читать вредно...

Благое вроде бы дело: должны же родители знать, годится данный информационный продукт для потребления их отпрысками или не годится! Но... Почему трансляцию соревнований по тихому гольфу промаркировали как «12+»? Почему записанный в далекие 80-е безобидный концерт итальянского певца Тото Кутуньо нельзя смотреть и слушать детям до 16 лет? Почему снятый в еще советских целомудренных традициях детектив «Визит к Минотавру» тоже признан не годящимся для просмотра детям до 16 лет?

Вопросов много. «МК» решил обсудить первые итоги применения общественно значимого закона...

Три мнения о том, как надо защищать детей от вредной информации
Фильм «Война и мир» Бондарчука детям оказался вреден.

ОТ АВТОРОВ

Вице-спикер Госдумы Сергей ЖЕЛЕЗНЯК («ЕР»):

«ДУМАЮ, АЖИОТАЖ СПАДЕТ В ТЕЧЕНИЕ НЕСКОЛЬКИХ МЕСЯЦЕВ...»

— Роскомнадзор лишь 4 сентября обнародовал рекомендации для СМИ о критериях маркировки, хотя закон был принят еще в декабре 2010-го...

— Конечно, Роскомнадзору необходимо было уже к 1 сентября предоставить СМИ исчерпывающую информацию о том, каким образом на практике должны исполняться новые требования. Следует более четко синхронизировать деятельность парламента по принятию закона и правительства по подготовке подзаконных актов.

— Кто мешает думскому большинству после второго чтения делать паузу до появления проектов постановлений?

— Само постановление не может быть выпущено до опубликования закона, а процесс его разработки и согласования занимает в разных случаях разное время. Главная цель — сделать так, чтобы постановления и распоряжения выходили как можно оперативнее.

— Закон предусматривает аккредитацию экспертных организаций, к услугам которых могут обращаться СМИ. Сейчас они маркируют все как бог на душу положит?

— Ответственность за исполнение закона несут СМИ, и в этом смысле их действия абсолютно правильны: они определяют возрастное ограничение транслируемого или публикуемого продукта. Если возникают разногласия и разночтения или идет судебное разбирательство, привлекаются экспертные организации. Их около 15, но я считаю, что пул должен быть расширен. Чем больше экспертов, тем меньше упреков в том, что это «каста», тем быстрее будет осуществляться экспертиза.

— То есть сейчас разные каналы, выпуская на экран один и тот же фильм, могут поставить разную маркировку?

— Такое возможно. Но у телеканалов, как и у всех СМИ, идет интенсивный экспертный обмен мнениями. Кроме того, есть общественные организации, объединяющие СМИ, представителей индустрии, и в этом смысле будет интересно посмотреть на опыт саморегулирования. Например, закон и сейчас исключает маркировку передач, идущих в прямом эфире, потому что это нельзя успеть сделать в режиме реального времени. Но есть стандарты профессиональной деятельности, которые требуют при показе, к примеру, места преступлений, катастроф избегать чрезмерно жестоких сцен.

— А почему такой шум и возмущение вокруг этого закона?

— СМИ не были бы СМИ, если бы не использовали такой звучный информационный повод, чтобы увеличить собственную цитируемость, и политики не были бы политиками, если бы эту ситуацию активно не комментировали. Да и принцип «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится» продолжает быть актуальным: часть СМИ просто не обращала внимание на закон, пока он не вступил в силу. И, наконец, у нас в обществе существует серьезный ценностный диссонанс, и то, что для одних неприемлемо, для других — способ заработка, и им тяжело согласиться с любыми процедурными ограничениями в своей деятельности.

— То есть качество закона ни при чем?

— Не существует идеальных законов. Но не принимать его и полностью полагаться только на здравый смысл участников отрасли и саморегулирование невозможно. Мы видели, какое количество грязи и чернухи выливалось на часто неподготовленного слушателя, зрителя и читателя.

— Думаете, станет меньше?

— Уверен, что меньше, и это позволит сознательным родителям и ответственным СМИ выработать подходы, которые самую одиозную информацию, не предназначенную для детей, уберут от них подальше.

— В Интернет?

— На Интернет закон тоже распространяется. Конечно, это не панацея, и сейчас вместе с интернет-индустрией мы обсуждаем комплекс мер по поддержке детского и безопасного Интернета, внедрению «родительского ключа», настроек на компьютере, которые позволят блокировать доступ несовершеннолетних к определенным ресурсам. Более 60% времени дети проводят у компьютера вне контроля взрослых, и нужны технологические решения, которые бы позволили определять круг информации, доступный ребенку.

— А песни? Я не слышала, чтобы в западных странах на радиостанциях перед трансляцией песен объявляли, к какой возрастной категории они относятся.

— В подавляющем количестве случаев на радио вообще не может попасть песня, содержащая нецензурную лексику. Точно так же, как там не смакуются некоторые особенности сексуальных отношений...

— Иногда смакуются.

— Уверяю вас, что вопросы, связанные со вниманием к информации, доступ к которой получают дети, в Европе и США находятся на гораздо более проработанном уровне. Россия же, к сожалению, долгое время была своеобразной сливной ямой мирового Интернета, где под лозунгом «Интернет — зона свободы» можно было демонстрировать все что угодно.

— Вы собираетесь отслеживать, как работает закон?

— Такие договоренности есть, и мы вместе с профильным министерством, Роскомнадзором и уполномоченным по правам детей, общественными организациями будем мониторить исполнение закона и, если потребуется, вносить в него изменения.

— Когда все привыкнут и начнут воспринимать маркировку как нечто само собой разумеющееся?

— Думаю, ажиотаж спадет в течение нескольких месяцев, и мы будем иметь дело с сознательным большинством, которое предлагает идеи по совершенствованию закона, но исполняет его требования, и бунтующим меньшинством, которое есть в любом обществе. Если деятельность этого меньшинства будет наносить ущерб здоровью и жизни детей, государству придется реагировать.

ОТ ЭКСПЕРТОВ

Виктор МОНАХОВ, старший научный сотрудник сектора информационного права Института государства и права РАН:

«КАЖДЫЙ ДЕЙСТВУЕТ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК...»

— Как вы оцениваете степень готовности власти к вступлению закона в силу?

— Как явно недостаточную. Этот закон, к сожалению, лишь один из многих, которым предоставлена отсрочка от вступления в юридическую силу, чтобы подготовить их к нормальной жизни (в данном случае — почти на два года!). Но принятие необходимых мер зачастую откладывается исполнителями «на потом», а надлежащего контроля за подготовкой к самостоятельной юридической жизни со стороны «родителей»-законодателей не осуществляется.

— Почему на некоторых теле- и радиоканалах маркировке подвергается реклама? Она же выведена из-под действия закона...

— По общему правилу отношения по распространению рекламы, содержащей информацию, угрожающую детям, этим законом не регулируется. Но реклама как отдельный вид информационного воздействия, в том числе и на детей, в наше время уверенно занимает первое место. Поэтому существует специальный Закон «О рекламе», содержащий систему норм, нацеленных на защиту детей. Практика их применения анализируется антимонопольными органами и арбитражными судами. Рекомендую обратить внимание на письмо ФАС России от 28 августа этого года «О защите детей в рекламе». Оно как раз посвящено разъяснению некоторых важных моментов, связанных с вступившим в силу с 1 сентября законом. В этом смысле ФАС опередил Роскомнадзор — хоть всего за несколько дней, но «до того», а не «после того».

Кино «Эволюция Борна» американцы промаркировали «13+”, а россияне — «18+».

— Чем, на ваш взгляд, руководствуются телеканалы, ставя ту или иную маркировку на художественные фильмы и телепередачи?

— В законе четко сказано: маркировать должен производитель и распространитель контента. Подчеркну, речь идет не о том, что, мол, «за их счет», а именно собственными силами — «самостоятельно». Правда, далее это «домашнее задание» производителю и распространителю контента немного расшифровывается: «в том числе с участием эксперта, экспертов и (или) экспертных организаций». Однако четких представлений о механизмах и формах этой объемной работы пока ни у кого нет. Каждый действует на свой страх и риск, в пределах своих представлений о должном и необходимом.

Так что нервотрепку соответствующих медийных лиц в последние дни августа понять можно. По сообщениям радиостанции «Эхо Москвы», ВГТРК не исключала того, что известный всем нам мультипликационный сериал «Ну, погоди!» с 1 сентября придется показывать только в ночном эфире (маркировка 18+). Потом оказалось, что речь шла не о классическом мультфильме советского кино, а об его порнографическом «тезке».

— Недоумение по поводу новых правил вызвано отсутствием традиции или несовершенством закона?

— И первое, и второе. У нас сильны традиции запретов всего и вся, и основной родовой изъян закона — сквозящее в его строках упование на то, что формальными запретами можно обеспечить достижение его целей. Про формирование альтернативного — позитивного, развивающего детское сознание, — контента речи практически не идет. Другой принципиальный изъян, на мой взгляд, связан вот с чем. Все законы можно условно разделить на два типа: законы общества и законы государства. Первые в большей степени направлены на решение сугубо государственных проблем, а вторые — по преимуществу на решение проблем общества. Законы общества должны исполняться при участии и госструктур, и институтов гражданского общества, а в идеале — именно силами гражданского общества. Закон, о котором мы говорим, — типичный закон общества. Что же мы видим? Ответственность за его реализацию возложена на безликий «федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный Правительством РФ»...

— Насколько наш закон соответствует аналогичным, действующим в развитых странах?

— Вот близкий для нашей правовой системы опыт Германии. Первая редакция Закона «О распространении опасных для молодежи печатных материалов» была принята там еще в далеком 1953 году. Именно на его основании в Германии была постепенно сформирована достаточно эффективная система защиты подрастающего поколения от опасных печатных материалов, ориентированная не только на запреты, но и на созидательную общественно-государственную работу с молодежью. А за чистоту видеоряда там отвечают нормы Закона «О правовой защите молодежи в общественных местах», который обещает нарушителям строгие наказания, вплоть до лишения свободы на срок до одного года.

В Великобритании главный игрок на этом информационном поле — независимая неправительственная организация «Британский Совет по классификации фильмов» (BBFC). Его независимость — прежде всего финансовая. Он живет за счет отчислений производителей видеопродукции. Общественный совет уполномочен властями классифицировать фильмы и видеоигры. Классификации, разработанные советом в отношении фильмов и компьютерных игр, изложены в регулярно (раз в четыре года) обновляемом объемном руководстве, основанном на исследовании общественного мнения. В частности, его последняя версия разрабатывалась по результатам опроса 8700 представителей британской общественности.

— Было ли учтено мнение экспертного сообщества при разработке нашего закона и нормативных актов к нему?

— Если такой учет и имел место быть, то он был минимальным. Работа над проектом велась без должной профессиональной и общественной экспертизы. Готовился он тогда, когда фраза «парламент — не место для дискуссий» была, что называется, «в законе». Летом Роскомнадзор срочно сформировал Экспертный совет по массовым коммуникациям. Это всего лишь совещательно-консультативный орган, решения которого носят рекомендательный характер, но все же лучше, чем ничего. Первое заседание Экспертного совета прошло 23 августа, обсуждалась как раз оценка готовности редакций и учредителей СМИ к вступлению в действие обсуждаемого нами закона. Сейчас Роскомнадзор формирует еще один нужный для его реализации орган: экспертную комиссию по спорным ситуациям. Предполагается, что члены комиссии помогут госоргану в рассмотрении и решении наиболее значимых вопросов, возникающих в результате действия закона, а также получат право рекомендовать Роскомнадзору, кого из экспертов аккредитовать, а кого — нет.

ОТ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ

АЛЕКСЕЙ ВЕНЕДИКТОВ:

«МЫ ПРИДУМАЛИ КОЛЕСО, ПРИЧЕМ КВАДРАТНОЕ»

На просьбу прокомментировать достоинства и недостатки этого закона большинство руководителей электронных СМИ ответили вежливым отказом, очевидно, не желая идти на конфронтацию с Роскомнадзором. И только главный редактор «Эха Москвы» Алексей Венедиктов не пошел на попятную, а высказал все, что думает.

— Ваше отношении к этому закону в принципе: он вам мешает, помогает?

— Я бы разделил вопрос на две части — отношение к маркировке и отношение к закону. Еще лет 7 назад мы с Константином Эрнстом обсуждали необходимость маркировки. То есть идея правильная, на мой взгляд, потому что родители в первую очередь должны знать, кому предназначен этот продукт. Но есть вторая история: заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет. Это плохой, неряшливо сделанный закон, оставляющий огромное количество дырок и лазеек для тех, кто хочет, грубо говоря, прижать какое-нибудь средство массовой информации. Более того, это высококоррупционный закон, ведь понятно, что какие-то игроки на рынке, пользуясь его несовершенством, могут добиваться закрытия, приостановления и ликвидации своих же конкурентов. А все из-за того, что закон написан в спешке . Поскольку я был участником обсуждения проблем в Министерстве связи и в Роскомнадзоре уже после выхода этого закона, то мы видели, как тот же Роскомнадзор несколько раз на дню менял свои рекомендации к маркировке: они тоже не понимали, как этот закон нужно применять. Напомню, что недавно наша оскароносная картина «Война и мир» Бондарчука шла по Первому каналу с маркировкой «16+». Это что такое?! А это соблюдение нормы закона: есть сцены жестокости, есть Наташа Ростова, молоденькая девочка, у которой начинаются отношения с более взрослыми мужчинами, и т.д. И раз в законе так все прописано, что любой родитель мог просто взять Первый канал за горло, написав возмущенное письмо, то, конечно, в данном случае канал перестраховался. И правильно сделал! Еще один пример. Сейчас на экраны вышел четвертый фильм «Эволюция Борна», который собирает огромную кассу во всем мире. При этом его отмаркировали «18+», а американцы, которые его снимали, поставили «13+». Выходит, наш народ более инфантилен с точки зрения тех, кто маркирует, и вообще не способен понять, где юмор, ирония, а где уровень жестокости?

— Нам дают эти маркировки, но разве они обязательны, чтобы их соблюдать? То есть, с одной стороны, это делается от балды, так как непонятно, кто эксперты, а с другой: как применять-то закон будут?

— Правоприменение у нас всегда репрессивное, как вы знаете, и это еще одна проблема. В результате судьи будут руководствоваться плохим законом, отдающим им на усмотрение все что угодно. Что такое жестокость? «Колобок» — это жестокость? А Том Сойер — как призыв к бродяжничеству?.. Говорю как отец: маркировка нужна для нас, для родителей. Я должен представлять себе, как производитель сам оценивает свою продукцию. И если мне кажется, что данная продукция вредит моему ребенку, я как родитель обязан буду следить, чтобы он это не смотрел. Так что сама по себе маркировка меня нисколько не смущает. Но известно, что запретный плод сладок. Создается впечатление, что все принято для того, чтобы дети шли именно на эту продукцию. Они увидят «16+»: «Ага, пошли туда!».

— И все-таки мне непонятно: как же будет применяться этот закон?

— Очень просто. Какому-то из родителей покажется, что то кино, которое идет, маркировано неправильно. Оно отмаркировано, скажем, «12+», а там идет рубка на мечах, и Айвенго натурально кому-то сносит голову. Этот родитель напишет письмо в Роскомнадзор или в прокуратуру, Прокуратура должна будет отреагировать, после чего люди не будут вылезать из судебных исков, даже если они будут их выигрывать.

— Теперь про радио. Когда была трагедия в Татарстане, где полицейские насмерть запытали человека, в новостях «Эха» сообщалось прямым текстом: «Изнасиловали бутылкой из-под шампанского». Помню, как Александр Минкин, в том числе и на вашем радио, возмущался по этому поводу, говорил, что ведь такое могут слышать дети. Он прав?

— Да, мир жесток, и дети должны знать, что мир жесток. Другое дело, что нужно очень аккуратно выбирать выражения анатомических и физиологических подробностей. Но это дело профессионалов. А то еще говорят: давайте мы не будем детям рассказывать, что на улице ругаются матом. Но они выходят на улицу и это слышат. И понимают, что мы им лжем. Мы — родители, пресса, государство — лжем. После чего, конечно, уровень доверия этого поколения к государству, СМИ, родителям будет ниже. Надо просто выбирать слова, но не скрывать события.

— Но, выходит, вы же могли заменить ту формулировку, ведь велик и могуч русский язык.

— Ну, Александр Минкин обладает литературным языком. Пусть он предложит эту фразу, и мы с удовольствием будем его цитировать.

— Дело не в литературном языке. Минкин правильно написал, что изнасилование и истязание — разные вещи. Теперь о другом. Недавно я выступал на радио «Свобода», и там перед программой голос свыше произнес: «Передача предназначена для людей старше 18 лет». Это было очень смешно. Вы тоже так маркируете свои программы, а потом хохочете?

— Мы не смеемся, потому что это касается закона. Скорее, это печально, чем смешно. Согласно инструкции Роскомнадзора, мы четыре раза в сутки предупреждаем о том, что в целом программы на нашем радио — это «12+». Такого нет нигде в мире, чтобы общедоступные СМИ так обозначали своего зрителя. Но поскольку есть требования, мы это делаем. А программу «Кейс» мы номинировали «18+» и перенесли на 22.00. Многие судебные дела, которые там обсуждаются, касаются жестоких убийств или сексуальных домогательств, поэтому мы эту передачу перенесли на более позднее время совершенно спокойно. Но, с другой стороны, ситуация действительно идиотская, потому что, подчеркиваю, ни в одной стране мира — от США до Ирана, от Пакистана до Франции — радио вообще не маркируется. То есть мы придумали колесо, причем квадратное. Россия — родина квадратного колеса, а депутаты Государственной думы — молодцы!

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру