— Вы заявили, что готовы оплатить адвоката отцу Глебу Грозовскому. Почему?
— Мне позвонили журналисты и сообщили, что ФК «Зенит» не согласился оплачивать отцу Глебу адвокатов. А потом спросили – готов ли я это сделать? Естественно, я готов. Потому что адвокат – это не тот, кто оправдывает виновного. Напротив, он помогает защититься, если человек не может сделать этого сам. Да и объективным приговор без присутствия на процессе адвоката вряд ли может быть. Я не хочу вдаваться в детали, хотя считаю: обвинять отца Глеба в преступлении - это нонсенс. Конечно, и я могу ошибаться, ни в ком нельзя быть уверенным на 100 %. Но я точно знаю: без качественной защиты Грозовскому будет очень тяжело. И судя по тому, какие письма присылают мне мамы девочек, бывших со священником на острове Коневец (а они предлагают свою помощь в его защите), никаких непристойных действий родители не замечали. Хотя сами были там с детьми 14-15 лет.
— Значит, дети могли просто соврать?
— В юридической практике дела о сексуальных домогательствах являются самыми сложно доказуемыми. В советское время примерно четверть заключенных, сидевших в «Крестах», была по делу об изнасилованиях. Но одно дело изнасилование, когда механизм доказательств понятен. А другое, когда спустя несколько месяцев после поездки в лагерь, ни с того, ни с сего (а вернее, потому, что у девочки оказались какие-то болячки) вдруг родителями заявляется о домогательствах. Детская психология в этом возрасте очень сложная, и она может нарисовать человеку (даже без его вины) неправильные образы. Ребенок не может нести ответственности за свои слова, и законодательство не считает возможным привлекать детей даже за лжесвидетельство. Я не знаю, кто написал на Грозовского заявление. Но я знаю отца Глеба. И как христианин, не могу поверить. Я молюсь о том, чтобы доказательства свидетельствовали в его пользу.
— Я правильно понимаю, что если родители сейчас заберут свои заявления, то их не привлекут к ответственности за клевету?
— Конечно, ведь они писали их со слов детей. А родители – это законные представители несовершеннолетнего, и если показания давал несовершеннолетний, он не подлежит уголовной ответственности. То есть преследовать, даже административно, их никто не будет.
— Вы – активный борец с педофилией и детским порно. Не считаете ли вы, что из-за этой «волны» за решетку попадают и невинные люди?
— Считаю, и невинные люди порой попадают. Жаль только, что усердия в этой борьбе практически нет. До сих пор не разработана законодательная база, по которой можно привлечь педофила. Я вот смотрю по ТВ на мерзкую рожу мужчины, который прирезал 13-летнего пацана, и ужасаюсь… И они – поверьте – все несут на себе печать этого зла. Отец Глеб не такой, он светлый. Просто сейчас есть очень модная тема: наезд на священников. Она родилась в католических странах, где священники целибаты (то есть дали обет безбрачия), и где чаще бывают всякие отклонения. Но отец Глеб женат, у него двое своих детей и двое приемных. Для меня этот вопрос очевиден, и очень гнусно слушать заявления Следственного Комитета, что он не позволит вмешиваться в дело. Никто и не вмешивается! Но у обвиняемого тоже есть права. Их надо уважать.
— Вы хорошо знаете отца Глеба?
— Встречался с ним всего несколько раз. И пока не вижу доказательств его вины. По такому принципу любой мужчина может быть обвиненным в педофилии. Завтра придет ко мне какая-то школьница на экскурсию, я с ней поговорю, а она потом напишет: «Я приходила к Милонову, а он меня обнял, поцеловал и изнасиловал». Вы прекрасно знаете дело Майкла Джексона, последние годы жизни которого были отравлены судами за якобы домогательства к детям. А потом этот малолетний подонок, который на него заявил, сознался, что хотел выколотить из певца деньги. Хотя тот его обогрел, накормил и пустил к себе жить.
Еще я свято убежден в том, что не надо публично обсуждать такие дела. Зачем вокруг Грозовского подняли шумиху?! А если обвиняемого вообще оправдают? Как он будет потом жить с этим пятном? Уже сейчас в адрес отца Глеба раздаются реплики: «Ну, понятно, откупится, попы отмажут». И потом тоже будут косые взгляды.
В СССР дела о маньяках и половых преступлениях всегда засекречивали. Чтобы не было истерии, и поводов для действий у многочисленных подражателей, психически больных людей. Я тоже хочу внести такую поправку в законодательство. Понимаю, что, скорее всего, мою инициативу завернут, но я ее обнародую. Человек, ставший жертвой оговора, должен иметь право на презумпцию невиновности.
— А как вы все же относитесь к тому, что «Зенит» в этой ситуации отошел в сторонку?
— Я, в отличие от «Зенита», с отцом Глебом не виделся почти каждый день. Но я знаю его семью со слов своего духовного отца, настоятеля храма святого Петра в Петербурге. И когда он услышал эти обвинения, то сразу сказал: «Это неправда. Отец Глеб не мог». Для меня этого достаточно.
