Но сегодня наш разговор не только о размерах денежной компенсации за сданный добровольцем биологический материал (кстати, сегодня компенсация значительно урезана благодаря Федеральному закону «О донорстве крови и ее компонентов», вступившему в силу 20 января с.г.). Закон и подзаконные акты резко ограничивают плату за сданную кровь. И это сразу сократило приток добровольцев, готовых поделиться частью себя. Только в Москве 40% тех, кто на протяжении ряда лет был донором, после принятия закона не пришли на станции сдавать кровь. К чему это привело, известно: даже в столице из-за дефицита донорской крови откладывались плановые операции.
Какова ситуация с заготовкой крови в Москве сегодня, спустя ровно 9 месяцев после злополучного закона? Удалось ли выправить положение? И что мешает заготавливать кровь в объеме медицинской потребности (экстренные заявки сегодня удовлетворяются на 85%, а плановые — в пределах 60–65%). Эти и другие актуальные «кровные» вопросы мы и обсудим сегодня.
«Московским правительством очень оперативно приняты беспрецедентные меры поддержки доноров»
— Ольга Андреевна, насколько ограничения по оплате за сданную кровь, принятые в Федеральном законе «О донорстве крови и ее компонентов», повлияли на результаты ее заготовки вашей станцией?
— Вопрос сложный и комплексный, т.к. был принят еще и целый ряд других новых документов — последовавшие за этим законом постановления Правительства РФ, приказы Минздрава. К сожалению, все произошло в раскоординированном режиме: сначала вступил в силу закон о донорстве, но он подразумевал под собой создание более 20 подзаконных актов. Фактически же на этот момент ни один из этих подзаконных актов создан не был, поэтому условия работы служб крови были крайне осложнены по всей стране. Предполагался переход на преимущественно безвозмездное донорство, но никто не понимал, какой размер выплат сохраняется платным донорам; в каких случаях нужно оплачивать сданную кровь, каким должен быть пищевой рацион донора и многое другое. Новый закон, по сути, сломал все сложившиеся условия, стереотипы и традиции работы службы крови.
В Москве очень оперативной была реакция на случившееся: закон вступил в силу 20 января, а уже 11 февраля вышло постановление правительства города о мерах поддержки доноров в условиях действия нового закона. То есть на принятие всех решений потребовалось не более 20 дней. И это спасло ситуацию с донорской кровью. Московское постановление, по сути, позволило поддержать уровень донорской активности до значений 2012 года, которое за последние 20 лет было самым высоким. Удалось сохранить категорию доноров, пользующихся мерами социальной поддержки, а среди них подавляющее большинство кадровых доноров плазмы и тромбоцитов. Поэтому резкого снижения донорской активности не произошло, она остается на уровне 2012 года. Что и позволяет обеспечивать здравоохранение столицы высококачественными компонентами крови в таком режиме: детство и родовспоможение обеспечиваются на 100% заявок, экстренные заявки медучреждений удовлетворяются на 85%, а плановые — в пределах 60–65%.
— Но огромнейшая армия жителей нашего города и сегодня не идет сдавать кровь. Чем это объяснить?
— Более того, обращение к ним стать донорами вызывает негативную реакцию. Объясняю это отсутствием у людей социальной позиции. Считаю, сегодня проблема донорского движения из медицинской части перекочевала в социальную. В Москве есть все: 2 территории станций переливания крови и 16 отделений переливания крови в крупных многопрофильных больницах, планируется еще открытие двух отделений переливания крови. Думаю, в течение года-полутора это произойдет. Еще две больницы будут иметь собственные отделения переливания крови. Закуплено самое современное оборудование, чтобы обеспечить в достаточном объеме заготовку крови и ее компонентов. Есть также обученные кадры. Но нет активности у самих людей. То есть с медицинской точки зрения служба крови готова к тому, чтобы принять большие потоки доноров, обрабатывать компоненты крови и передавать их в медучреждения. Основная проблема именно в том, чтобы доноры, а это жители Москвы и приезжающие в столицу, приходили на станции и в отделения переливания крови. Главная проблема — отсутствие активности наших граждан. Она, наверное, в целом схожа вообще со снижением социальной активности. Так принято считать: даже очень важную для человека проблему кто-то должен решить, но не он сам.
— Меры социальной поддержки московских доноров вы считаете достаточными? И что надо сделать, может быть, на уровне Правительства РФ, чтобы подтолкнуть людей к сдаче крови? Ведь процесс осознания этой проблемы самими людьми достаточно долгий....
— Из мер социальной поддержки для москвичей сохранилось все, что предусмотрено в законе. И размеры социальной поддержки за кровь значительные. Причем донор имеет право на выбор: сдавать кровь безвозмездно без социальной поддержки и затем получать льготы, когда станет почетным донором России, либо получать меры социальной поддержки в процессе донации — размер достаточно большой. А процесс осознания важности сдачи крови... Он очень сложный и даже философский. Наверное, такая подготовка должна идти с самого раннего возраста, вестись воспитательная работа и в школах, и в общественных организациях. Но в Москве сегодня даже общество Красного Креста, которое раньше активно функционировало, не действует с конца 90-х годов. Всем москвичам необходимо осознать: никто из нас не застрахован от болезней, травм, несчастных случаев. Кровь может потребоваться любому в сложной ситуации.
«Подавляющее большинство работодателей отказываются проводить у себя Дни донора»
— Особенно хочу сказать о работодателях: их негативное отношение к донорству уже стало притчей во языцех. Существует система донорских выездных акций. В советское время на выездах заготавливалось более половины донорской крови. И сегодня институт выездного донорства функционирует, но… Подавляющее большинство работодателей любыми способами отказываются проводить Дни донора в своих учреждениях, объясняя это тем, что затрачивание времени на донорские акции и необходимость предоставления законных льгот работникам (в т.ч. дополнительных дней к отпуску) невыгодно работодателям. Это основная причина. Должен быть действенный механизм ответственности работодателей за проведение донорских акций, как это было во времена СССР. Сохранение и поддержание донорства — вопрос государственный, в том числе вопрос безопасности государства. Поэтому необходима выстроенная государственная политика, когда ответственность за обеспечение донорской кровью, пропаганду донорского движения несет не только медицинский персонал, но и руководители регионов, городов, предприятий. Кстати, среди медицинских работников много доноров.
Донорское движение сегодня по-прежнему хорошо развито в вузах и ссузах. И мы продолжаем ездить во многие институты и колледжи, готовы привезти свое оборудование и принять кровь у любого количества желающих прямо на месте. Но приход на сдачу крови потенциальных доноров — это не только решение самого человека, а еще и пропаганда донорства, чего сейчас в вузах практически нет.
— Но большинством студентов двигало, пожалуй, не столько осознание важности акции, сколько материальное вознаграждение. И сегодня для студента 3 тысячи рублей за сданные 450 граммов крови имеют большое значение...
— Сегодня все выездные акции проводятся в виде безвозмездных донаций, без мер социальной поддержки — это прописано во всех законах и подзаконных актах. Выезжая в вуз, мы не имеем права оплачивать сданную студентами кровь. Они получают компенсацию только на питание. Если студент за сданную кровь хочет получить деньги, он должен прийти на станцию переливания крови. Но и здесь произошло «урезание»: если в 2012 году эта сумма в Москве составляла 1000 рублей, то в соответствии с новым приказом Минздрава она снизилась до 550 рублей (до 5% от прожиточного минимума). Мы как региональная организация не можем сами определять размер компенсации на питание.
— Чем объяснить такое драконовское положение — не платить студентам на выездных акциях? Разве «экономия» в 500 рублей равнозначна ценности почти пол-литра человеческой крови?
— Стоимость компонентов крови значительно выше, чем эти деньги, если говорить даже о чистой экономике. Но если говорить о значимости крови для спасения людей, то она бесценна. Даже президент страны однажды подчеркнул, что сегодня для большого количества наших граждан денежная компенсация является очень важной. И переходить в одночасье на новые условия оплаты донорской крови в информационном вакууме было, конечно, рискованно. Кстати, новый закон о донорстве одобрен еще прошлым летом, и давалось полгода на подготовку подзаконных актов. Но и сегодня они вышли еще не все. И речь не только о студентах, регламентируется в целом работа службы крови. В Москве выбор у донора остался: быть платным, быть безвозмездным с мерами социальной поддержки или безвозмездным донором для получения льгот в последующем. Такая система более логична, но в каждом регионе есть свои собственные детали.
— Удается ли сейчас в Москве сохранять объем заготавливаемой крови на уровне прошлогодних цифр?
— В службе крови достаточно лукавая статистика: учитывается весь объем, который так или иначе подлежал переработке. В Москве мы все-таки в большей степени стараемся придерживаться цифр, характеризующих истинную заготовку компонентов крови, передаваемых в лечебные учреждения. У нас эти параметры приблизительно остались на уровне 2012 года и сегодня являются стабильными. В прошлом году в Москве состоялось 167 тыс. различных донаций. Литраж посчитан по федеральной статистике — он очень большой. Из этого числа половина — донации плазмы методом плазмофереза и половина — цельная кровь. И результаты шести месяцев этого года практически сопоставимы с полугодием прошлого.
Хотя сразу после вступления в силу нового закона о донорстве в Москве было значительное снижение донорской активности, но длилось оно буквально несколько дней. Свою негативную роль здесь сыграла и агрессивная информация со стороны СМИ. Впервые к нам люди просто не пришли, несмотря на то что московское правительство до выхода подзаконных актов оставило в силе всю поддержку донорам, которая была в прошлые годы. Но тем не менее 20 «пассивных» дней сыграли свою негативную роль. За это время рождались тысячи детей, происходило множество травм, выполнялась масса операций... А пациенты, например онкологические, не могут ждать ни одного дня. Благо у Москвы есть неснижаемый запас крови, который без внешнего притока доноров позволяет работать 2, а иногда и 3 дня. И все же в какой-то период в городе была ощутимой нехватка донорской крови, и она сказалась только на плановых операциях. К счастью, этот период был коротким.
«Для службы крови есть катастрофический период — это время летних отпусков»
— Количество доноров в целом по России, да и в Москве, все же год от года снижается. Какова ситуация в столице за минувшие полгода?
— Для службы крови есть катастрофический период — это период летних отпусков. В это время нынешним летом снижение донорской активности было даже больше, чем в прошлом году. Хотя здесь тоже все неоднозначно. Есть донор первичный и есть донор кадровый, который сдает кровь больше 3 раз в год. И есть доноры резерва — кто когда-то сдавал. Но их донации не такие регулярные. Это преимущественно доноры плазмы, их не так много. А кадровых доноров порядка 10–12 тыс. в Москве, и они обеспечивают более 98% донаций всей плазмы и тромбоцитов. А среди доноров цельной крови — преимущественно первичные доноры и доноры резерва, которые предпочитают летний период провести вдали от Москвы.
— А как вы отсекаете больных людей (ВИЧ, СПИД, гепатит и т.д.)?
— Существует несколько заслонов: если это донор первичный и мы о нем ничего не знаем, то у нас есть связь с такими регистрами, как регистр МГЦ СПИД, — в автоматическом режиме мы с ними обмениваемся информацией. Если человек зарегистрирован у них и приходит к нам, мы его сразу вычислим. (В базу, как правило, заносятся больные с подтвержденным диагнозом.) И в полуавтоматическом режиме к нам приходят сведения о заболеваемости гепатитом и информация от КВД. Это и есть первичный фильтр. А если человек еще не зарегистрирован в этих информационных носителях, но он уже болен, к тому же в Москве имеет временную регистрацию, а постоянно проживает в регионе, тогда мы о нем ничего знать не будем.
Первый фильтр — это и есть регистрация в нашей информационной системе. Такой человек проходит исследование крови (общий анализ), его осматривает трансфузиолог (идет оценка общего состояния кожных покровов, слизистых, оценка лимфоузлов, результатов анализа крови, наличие следов инъекций, пальпация органов брюшной полости). У первичных измеряется еще и рост, вес (люди с маленьким весом, до 50 кг, не допускаются до сдачи крови). Если никаких изменений врач не видит, то человека допускают до сдачи крови.
Следующее обследование проводится из образца донорской крови. Взятая кровь направляется в лабораторию, где в обязательном порядке проводится проверка на наличие носителей таких инфекций, как гепатиты В, С, ВИЧ и сифилис. Также проводятся неспецифические биохимические исследования, которые могут сказать о каком-то неблагополучии в состоянии здоровья пациента.
— Меня всегда интересовало, почему кровь первичных доноров должна находиться на карантине целых полгода?
— На карантин уходит не кровь, а только плазма, она действительно должна лежать без применения не менее чем полгода. У первичного донора во время сдачи крови может быть инкубационный период заболевания, когда мы не можем выявить какие-то маркеры вирусных инфекций. А за полгода они проявятся. Поэтому мы и настаиваем, чтобы первичный донор пришел к нам повторно, обследовался еще раз, вот тогда его плазма будет использована в лечебном процессе.
— А если первичный донор повторно не придет? Его кровь будет утилизирована? Когда-то такую кровь списывали тоннами...
— Вообще-то это очень большая проблема. С кадровыми донорами такой проблемы нет. Потому что доноры, например плазмы, приходят каждые 2 недели, и они обследуются регулярно. А вот среди первичных доноров крови повторная явка составляет не более 20%. Если человек повторно не пришел, в Москве есть два пути использования сданной им плазмы. Первый: передача ее на производство лекарственных препаратов (в процессе производства лекарств у альбумина предусмотрена стадия инактивации вирусов); второй: есть специальное оборудование, позволяющее провести обработку плазмы, что и приведет к гибели любого патогена, который будет обнаружен. Правда, это очень дорогое удовольствие. И биологические свойства плазмы при разморозке и обработке снижаются.
Тем не менее сейчас в 9 крупных стационарах есть оборудование, позволяющее эту плазму обработать и использовать в лечебных целях. Списания компонентов крови у нас практически нет. Возможно, в регионах где-то это есть, но с учетом того, что в Москве есть, пусть и несовременное, производство лекарственных препаратов (альбумина), списания практически единичные. Они бывают при проведении больших акций на выезде, где много первичных доноров, у которых заготавливается келл-положительная кровь, имеющая ограниченное применение в медицине. Но такие компоненты крови используются в проведении контроля качества, бактериологических исследований. Так что списанием это тоже в полном смысле назвать нельзя. Кровь — слишком большая ценность, чтобы использовать ее нерационально.
«Частное донорство в России запрещено законом»
— Гомосексуалисты сегодня тоже качают права на сдачу донорской крови. Ваше мнение?
— Наверное, это тоже больше социальный спектр проблем. Для нас любой донор по объему обследования все равно первичный. Почему многие боятся именно крови гомосексуалистов? Считается, и обосновано, что гомосексуалисты — это группа риска по носительству инфекционных заболеваний (гепатиты и ВИЧ). Это самое страшное, если говорить о крови, что и является противопоказанием к донорству. На приеме у врача ожидать честного ответа от таких людей не всегда приходится, особенно в условиях больших выездных акций, когда людям приходится заполнять анкеты, по сути, на виду у своих товарищей (по учебе, работе). К этому должны приложиться результаты исследования. Важно проводить их в полном объеме и на самом чувствительном оборудовании.
— Как вы относитесь к частному донорству? За рубежом оно практикуется давно.
— Во-первых, во внегосударственных учреждениях оно запрещено законом и не предусмотрено даже в новом законе о донорстве. Клиники негосударственной системы могут заниматься аутодонорством, то есть вести заготовку собственной крови пациента перед операцией. И она будет перелита только ему. Наша станция этого не делает, потому что она рассчитана на донорский поток — для обеспечения медучреждений. А вот клиники этим успешно занимаются. Особенно те, в которых есть отделения переливания крови. Передача в негосударственную сеть заготовки компонентов крови должна быть обеспечена очень жестким контролем. Компоненты крови, обследование донорской крови — чрезвычайно затратное дело и при этом очень ответственное. И для негосударственных учреждений здравоохранения вряд ли оно будет привлекательным, если соблюдать все правила.
За рубежом есть практика заготовки крови в частных организациях, но преимущественно не для лечебного применения, а для производства препаратов плазмы. У нас на сегодняшний день нет больших мощностей по переработке плазмы на препараты, возможно, когда-то это и будет. Но, подчеркиваю, это вопрос не сегодняшнего дня. Государственная практика заготовки крови наиболее оправданна. Зная службу крови изнутри и те проблемы, с которыми приходится сталкиваться, считаю, что сейчас практика передачи негосударственным учреждениям несвоевременна. Это связано с тестированием донорской крови, что для негосударственной системы будет делом чрезвычайно затратным. Негосударственным службам проще использовать госсистему для получения достаточного количества компонентов крови, а также направлять доноров-родственников в учреждения службы крови, имеющие все необходимое для работы.
Хотя сейчас и говорят о том, что за границей донорство безвозмездное, но оно условно безвозмездное. В разных странах есть скрытые льготы, о которых там не очень хотят говорить официально. Например, в Германии, если человек является донором, то он платит за свою медицинскую страховку в 2–3 раза меньше, потому что донорство — показатель его здоровья. Такая же практика и в скандинавских странах. Внешне донорство у них безвозмездное, но существуют льготы по парковке автомобилей, есть налоговые льготы и др. Для здравоохранения США большая часть крови заготавливается в странах Латинской Америки. Но во многих-многих странах есть и колоссальный дефицит донорской крови. Это официальные данные, которые звучат на конгрессах международного общества трансфузиологов (ISBT). В разных странах дефицит составляет от 50 до 80%. В нашей стране дефицит даже 10–15% уже воспринимается как катастрофа. Поэтому когда мы переносим чужой опыт в свою страну, всегда нужно со всех сторон оценить этот опыт и возможные риски.
«Чрезвычайные ситуации могут случиться в любое время и с любым человеком»
— Есть ли возможность просто так прийти к вам и сказать: «Я хочу заготовить донорскую кровь для себя — на всякий случай на будущее»?
— Наверное, это не очень обоснованно. Но есть другая ситуация: если врачи знают, что человек сам является донором, то для него будет сделано все, если он попадет в больницу. Мы всегда задействуем все свои резервы, чтобы такого человека обеспечить без задержки и проволочек донорской кровью. Жизнь очень коротка, она очень непредсказуема, и чрезвычайные ситуации могут случиться в любое время и с любым человеком.
— Больше ли сегодня больных людей и какие заболевания превалируют, если заглянуть в картотеку вашей станции?
— Выявляемость заболеваний абсолютно стабильная: превалируют общесоматические заболевания. А это сердечно-сосудистая патология, гипертоническая болезнь, заболевания желудочно-кишечного тракта. И как временные отводы — заболевания кожи. У доноров выявляем маркеры гепатитов и ВИЧ-инфекций, но показатель инфицированности такой же, как и у всей популяции. К нам ведь приходят обычные люди, они ничем не отличаются от других. Но вот технологии диагностики заболеваний шагнули далеко вперед. Если сравним данные десятилетней давности, то может показаться, что болезней стало больше. Хотя тогда именно выявляемость была меньше. Тогда и были описаны случаи инфицирования пациентов донорской кровью. В последние же 5 лет в московском здравоохранении не было ни одного случая инфицирования после переливания крови.
