Зачем охранять памятники
— Александр Владимирович, аналитики назвали ваше назначение на новый пост органичным, объяснив это не только большим опытом работы в сфере охраны культуры, но также образованием и родословной: историк, коренной москвич. По-вашему, это важно для человека, который теперь в ответе за московское культурное наследие? Или есть более принципиальные вещи?
— Мне кажется, родословная как таковая ничего никому не дает. Кроме необходимости как минимум соответствовать тому, что было до тебя. Конечно, благодаря семейной истории есть глубоко личное отношение к родине. В данном случае это город Москва. Хотя, поверьте, я трепетно отношусь и к другим российским городам, где на протяжении трех с половиной веков жили мои предки.
Сегодня в Москве проживают около 12 млн. человек. Для сравнения: в 1920 году, когда мой прадед после Гражданской войны приехал в столицу, население города едва превышало 1 млн. Число жителей растет постоянно. Поэтому одна из наших задач — сделать так, чтобы Москва была не просто местом работы и добывания денег. Нельзя забывать об истории города, его традициях. Мы не должны допустить, чтобы удаленные от центра районы превратились в кварталы, где люди не чувствуют свою сопричастность городу. Поэтому очень важна тема популяризации объектов культурного наследия. А у нас она, к сожалению, пока не нашла отражения даже в базовом Законе о памятниках.
— То есть?..
— Существует аксиома: памятники нужно сохранять. Но все-таки возникает простой и логичный вопрос: а зачем? Ответа на него, официально закрепленного в каком-либо документе, нет. А не понимая глубинной сути заботы о памятниках, некоторые наши граждане предпочитают любить их заочно, так сказать, вообще. Но как только затрагиваются их личные интересы, то сразу происходит разительная перемена. Ограничивать конкретно себя во имя памятников они не хотят, а не получая желаемого комфорта, площадей или прибыли, доходят просто до остервенения. Причем это отнюдь не какие-то маргинальные лица — нередко вполне респектабельные, обеспеченные и образованные граждане, охотно рассуждающие в других ситуациях о бесценности наследия и сетующие о “гибели старой Москвы”.
— По-вашему, как только ответ на вопрос: “Зачем нужно охранять памятники?” — будет закреплен законодательно, люди сразу внемлют ему?
— Конечно, надеяться на это наивно. Нужен целый комплекс мер, в том числе принудительного характера, чтобы ситуация начала выправляться. Но действовать только штрафами и судами — это однобокая политика. Ловкие адвокаты найдут множество юридических лазеек, чтобы избавить своих клиентов от ответственности. Мы это наблюдаем постоянно, ведя в судах претензионную работу. Бессовестная изобретательность наших оппонентов подчас просто изумляет. С другой стороны, когда владелец памятника с уважением относится к нему, то он приводит его в порядок и достойно содержит без всяких понуканий с нашей стороны. С такими примерами можно ознакомиться в размещенных на нашем сайте альманахах “Искусство реставрации”.
Когда людям близка и понятна цель заботы о наследии, они и относятся к нему соответственно. Например, те же самые бизнесмены, лихо орудующие в исторической застройке, охотно жертвуют серьезные суммы на реставрацию храмов. Правда, движет ими не интерес к старой архитектуре, а в первую очередь мотивация сакрального характера. Для них, как и для всех наших граждан, понятна необходимость и правильность восстановления соборов и монастырей. А вот сохранение старых жилых домов благим делом не считается. Понимания их важности и ценности нет. Отсюда и зацикленность строительного бизнеса на сносе. Если со временем нам удастся хотя бы отчасти сформировать уважение к гражданской архитектуре — многие конфликты и проблемы будут решаться без судов, штрафов и пикетов. Они просто не будут возникать. Процесс это небыстрый. Но начинать его надо, и вначале следует определить официальную позицию по данному вопросу.
Физики и лирики
— Вас послушать, так последние 20 лет охраной культурного наследия вообще не занимались…
— Занимались. Только вот системы государственной охраны памятников, созвучной современной ситуации, реагирующей на актуальные вызовы, четко регламентирующей процедуры, ориентированной на достижение конкретных целей с перспективным прогнозированием на 10—15 лет, — вот такой системы построено не было. Отчасти это объяснялось аморфностью федерального законодательства. Ведь в свое время базовый для отрасли 73-й федеральный закон писали лирики, а не физики. Поэтому в нем очень много прекраснодушных лозунгов при совершенно не проработанных механизмах их реализации. Все такие вопросы закон в 2002 году просто сбросил на уровень Правительства РФ. Но семилетнее отсутствие подзаконных актов фактически парализовало его действие. Лишь когда это дело поручили Росохранкультуре, то в 2009—2010 годах мы ситуацию переломили, выпустив в общей сложности 23 нормативных акта, сдвинувших дело с мертвой точки.
Теперь, когда удалось навести порядок на федеральном уровне, необходимо разработать и реализовать комплекс мер на уровне Москвы. Тут огромное поле для деятельности. Начиная с того, что московские законы о памятниках противоречат федеральному и требуют радикального пересмотра и исправления. На это, кстати, справедливо обращает внимание московская прокуратура. Такую работу провести надо, и многое у нас готово, есть поддержка в Мосгордуме. Сдерживает только судьба подготовленных ко второму чтению Госдумой радикальных поправок к федеральному закону. Если они выйдут, то снова придется менять московские законы. Не хотелось бы делать напрасную работу.
Но и на уровне подзаконных актов необходимо решить целый ряд задач. Надо создать понятные и единые для всех правила: что можно, что нельзя, в какие сроки, при каких условиях. В составе программы “Культура Москвы” мы готовим специальную подпрограмму по государственной охране, сохранению и популяризации памятников. Это будет не просто финансовый документ, распределяющий городские деньги. Мы должны четко понимать, какие цели достигаются с помощью бюджета, где мы привлекаем федеральные и внебюджетные источники, что необходимо отрегулировать для повышения эффективности контроля и стимулирования притока частных средств в реставрацию. Фактически речь идет о серьезном концептуальном документе.
— Какие-то тайны уже можете раскрыть?
— Тайн никаких не предполагается. Процесс нормотворчества должен быть открытым. Все концептуальные предложения будут размещаться на сайте, обсуждаться с экспертным сообществом. Конкретные проблемы, которые испытывает город, требуют адекватных механизмов их решения. Без демагогии и прекраснодушных мечтаний. Все конструктивные предложения будут учитываться.
— В любом случае вам придется расхлебывать кашу, заваренную еще до вас. Вот, например, как предлагаете решать наболевшую проблему исторического центра, где в свое время рядом со старинными особнячками лихо присоседился вычурный новострой?
— Управление историческим центром — сложнейшая задача, которую разные города мира решают по-разному. Да и у нас единого экспертного и общественного мнения пока нет. Есть, например, предложение сделать центр Москвы заповедником, все государственные и деловые структуры выселить за МКАД, больше ничего не делать, оставить все как есть. Правда, предвижу, что не все граждане захотят стать живыми экспонатами в музее под открытым небом. Да и что делать с самими старыми зданиями, которым необходим рачительный и обеспеченный пользователь? Кто будет их содержать, охранять, оплачивать коммунальные расходы, вести текущее содержание, финансировать реставрацию и пр.? Вот в ЦАО 44 дома-памятника стоят пустые. Климат у нас для архитектуры, мягко говоря, суровый. Тут и с новыми-то зданиями проблемы. Что уж говорить про старые объекты. Так вот, что дальше-то с ними делать, пока они не рухнули?
Вариантов, прямо скажем, немного — либо делать в каждом доме музей и содержать его за городской счет, либо привлекать бизнес, обязывая его реставрировать памятники и приспосабливать для современного использования. Но под какую функцию могут быть приспособлены такие памятники? Сегодня, когда центр перегружен, торговая и офисная функции уже не являются оптимальными. Приоритетными могут считаться гостиничная и жилая сферы. Но в зависимости от числа будущих квартир или номеров инвестору необходимо выполнить целый ряд городских нормативов. В частности, чтобы не громоздить машины на обочинах, окончательно закупоривая проезды, требуется пропорциональное число парковочных мест. А где их взять, ведь в центре дворы небольшие, да и застраивать их никто не позволит? Можно было бы уйти под землю, как это принято в Европе. Но по нашему законодательству создание подземного паркинга может быть квалифицировано как новое строительство, которое на территории памятника запрещено. В результате проект оказывается невыполнимым, и законопослушный бизнес, который мог бы отреставрировать памятник и вдохнуть в него новую жизнь, отказывается от него. В итоге либо дом пустует и разрушается, либо за него берется непорядочный инвестор, которого не смущают никакие запреты, поскольку сам памятник ему не нужен, а нужна его земля. Соответственно, для подобных дельцов цель оправдывает любые средства. Вплоть до уничтожения памятника под прикрытием разных серых схем.
— Скажите, как вы сами относитесь к новострою в пределах исторического центра?
— На мой взгляд, за последние 15 лет центру города нанесен большой ущерб. Построено много разных зданий, в том числе и интересных. Но с точки зрения городской среды удач мало. Есть дома просто убогие по архитектуре — типовые европейские проекты уездного разлива, перенесенные в столицу без всякого соображения с местом. Есть дома современные, дерзкие по замыслу и решению, которые могли бы украсить любой новый район. Но, посаженные волей инвестора на плечи старинной застройки, они вызывают аллергию. Есть вычурные дома, всем своим видом кричащие: “Я богат!” — и нагло распихивающие в прямом и переносном смысле своих пожилых соседей. А когда такие дома еще и собираются вместе, то вместо единого городского ордера мы получаем ярмарку тщеславия, играющую мозаикой из стекла, металла, башенок, ничего не поддерживающих колонн и прочих лишних деталей, являющихся, как правило, свидетельством угодливости архитектора. На самом деле вопрос даже не в наличии или отсутствии новых построек как таковых, а в их качестве, мастерстве и таланте архитектора деликатно созидать в сложившейся городской среде.
“Рогам и копытам” суды не страшны
— Александр Владимирович, хотелось бы затронуть еще один важный момент — приватизацию памятников архитектуры. Нужна ли она?
— Приватизация памятников предусмотрена законодательством и существует на практике. Понятно, что, получая здание в собственность, его владелец с большей охотой будет финансировать реставрацию, чем когда он имеет дом пусть и в долгосрочной, но все-таки аренде. Риски, связанные с возможностью прекращения аренды, сдерживают активность пользователей. Они часто пытаются минимизировать свою ответственность по охранным обязательствам. В некоторых случаях нам приходится понуждать их заключать охранные обязательства через суд. Кроме элементарного нежелания платить “лишнее” (опять-таки к вопросу о понимании), у пользователей есть еще один скрытый, но очень важный мотив. Многие из них в перспективе желают выкупить свои объекты. По действующим правилам, перед продажей дом заново оценят и выставят на аукцион без всяких преференций для его арендатора. То есть, получив здание в развалинах и приведя его в порядок, арендатор увеличивает его стоимость и сам себе поднимает продажную цену. Фактически на аукционе ему предстоит повторно оплатить свои реставрационные работы. При этом другие участники аукциона оказываются в более выгодном положении — они-то платят в первый раз.
С другой стороны, я пока настороженно отношусь к приватизации памятников по причине отсутствия механизмов оперативного и эффективного воздействия на собственников. Существующие меры, на мой взгляд, недостаточно защищают памятник, который в результате продаж и перепродаж может оказаться в руках очередной фирмы “Рога и копыта”, которая просто его разрушит из своих алчных соображений. При аренде город сохраняет право расторгнуть договор и изъять памятник у недобросовестного пользователя. У собственника же это можно сделать только через суд, да еще и с компенсацией. Дело это очень небыстрое. Тем более что практика пока судами не наработана. Но даже имеющийся опыт заставляет серьезно задуматься о совершенствовании механизмов приватизации памятников.
В целом же, определяя стратегическую перспективу, нужно стремиться, чтобы добросовестных собственников и пользователей было больше. Смысл ведь не в том, чтобы мы собирали больше всего штрафов. Они у нас в Москве и так самые крупные по стране. Ну перечислим мы деньги в бюджет — радости от этого никакой. Наоборот, это трагическая математика. Ведь если есть основания для наказания, это значит, что кто-то где-то сделал памятнику плохо. Вот когда у нас не будет поводов для штрафов, мы сможем гордиться своей работой. Но для этого нужно решить целый комплекс проблем.
— Решите?
— А куда деваться? У нас выбора нет. Как в морской пехоте — только вперед.
— Ответ не лирика, а физика!
— Я практик. Не теоретик. Мы занимаемся практической работой. Время лирики прошло…
