16-летняя Мацуда Канон: «Карьеру музыканта подсказали мне звезды»
Удивительная вещь: нашей юной собеседнице родители даже имя придумали музыкальное, чем только не пожертвуешь... красавица Канон (это и есть имя) учится на втором курсе гнесинской десятилетки, уже взяв, между прочим, первые премии на конкурсах «Щелкунчик» в Москве (2006), в Нью-Йорке...
— Мой дядя (мамин старший брат) — известный в Японии астролог. Он увидел мой гороскоп после рождения (а родилась я на острове Сикоку) и сразу сказал, что мне б неплохо заниматься музыкой (и конкретно — фортепиано). Мало того, предсказал, что у меня будет связь с Москвой. Имя тоже выбрал дядя... точнее, так: мама выбрала звучание, а дядя подставил к нему два смыслообразующих иероглифа. В данном случае Канон означает «красивый звук».
— А что, в Японии так доверяют мнению астрологов? Просто у нас они считаются шарлатанами.
— Но вы же видите: все совпало, — это мама уже добавляет, — и способности в дочке открылись, и в Москву мы попали. А ведь случайно вышло: японский педагог пригласил к себе коллег из Гнесинки, одна из них — замечательный педагог Елена Иванова — и стала нашим основным наставником. Очень нравилось у нее заниматься! Выбрали музыку, а то ведь прежде Канон увлекалась и балетом, и плаванием...
— Канон, вас не раздражали многочасовые занятия?
— Может, и было сначала, но концертная практика — серьезный стимул. Я до сих пор занимаюсь минимум по 4 часа в день. И потом творчество — это не только игра на рояле, это еще и чтение книг, посещение театра. Без этого не состоишься как личность. Сейчас читаю Ремарка, разумеется, на русском. Так что мне приятно быть здесь, хотелось бы и высшее образование получить в Москве. В Японию уезжаю только на каникулы... Кстати, именно в это время в прошлом году мне удалось выступить с Российским национальным оркестром Михаила Плетнева, такое событие!
— А вообще в Японию тянет?
— Скорее наоборот. Когда бываю в Японии — начинаю скучать по России.
— А ничего, что здесь опасно? Так обычно считают иностранцы…
— А я не хожу по улицам в позднее время. И стараюсь не допускать негативных эмоций. Сюда приехала — небо серое, деревья черные, холодно на улице, но в школе отопление, и люди такие добрые, теплые — мне помогали все! В Японии все это иначе. Да и в плане образования тут лучше: в Японии нет специальных музыкальных школ — начальных и средних, можно лишь брать частные уроки. Сейчас я играю Рахманинова и не представляю, как играла бы его, обучаясь только в Японии. Так что Москва сейчас мне нравится больше, чем Япония.
— Нет желания принять гражданство?
— Это, кажется, невозможно, если ты хочешь сохранить гражданство японское. Кстати, по этой же причине я выступаю как японский, а не российский пианист, хотя, по сути, являюсь представителем русской фортепианной школы.
Бруно Соэйру: «В Португалии неприлично заниматься музыкой»
...Обаятельный 29-летний Бруно, чем-то схожий с молодым Маккартни, учится на третьем курсе Гнесинской академии. Его биография — с точки зрения музыкальной — сплошное «недоразумение»: стал заниматься на фоно аж в 19 лет, для наших пианистов штука немыслимая (один Володось на памяти, обратившийся к инструменту в 16)!
— Вас-то какими ветрами занесло в Россию?
— А я случайно попал на мастер-класс Д. Башкирова в Лиссабоне и пришел в полный восторг от того, как он играет... А было это спустя год, как вообще впервые подошел к инструменту.
— Пардон, а до 19 лет о чем думали?
— Учился в общеобразовательной школе... Играть ни на каких инструментах не умел; иногда лишь пел в рок-группах. Родители (мама у меня журналист, а папа бизнесмен) мечтали об университете — чтоб пошел на врача или на инженера. Оценки в школе были хорошие и поступил бы без проблем, но... решил идти своим путем. Плюнул на вуз, из-за чего с родителями возникла большая... пауза.
— Выгнали из дома?
— Нет, мы жили вместе, но несколько месяцев не общались совсем. Они на меня не обращали внимания, я — на них. Причем я не единственный ребенок: моя старшая сестра микробиолог, то есть прямая противоположность, я же после школы пошел петь в рок-группы, параллельно работая в магазинах.
Спустя время мама все ж подошла к Бруно: «Сынок, раз ты любишь музыку, что ж делать... надо искать выход». Она отправилась к знакомому музыковеду советоваться, тот сказал как отрезал: раз любит — пусть учится. Наш герой допускал, что начинать уже поздно, но в Португалии оказались в наличии школы, принимавшие и взрослых людей. Бруно заходит в класс и думает: какой бы инструмент взять? Но тут напомнила о себе главная мечта детства — стать сочинителем. А фортепиано для композиции подходит как нельзя более. Вот так все и закрутилось... Но не надо думать, что парень для музыки «человек с улицы»: слух-то превосходный, вон знает в совершенстве четыре языка и по-русски говорит почти без акцента, дар...
— Меня удивляет другое: как вас, 20-летнего человека, не тошнило от многочасовых занятий на фоно?
— Знаете, вдохновляет опыт Арама Хачатуряна, который сначала поступил на биологическое отделение Московского университета, а в 19 лет все бросил и перешел в Гнесинку. Никакие трудности меня не пугали: напротив, очень хотел подолгу сидеть за инструментом, великое счастье!
— Нет, не понимаю, а почему ж ваши таланты не были замечены ранее?
— Да потому что в Португалии не особо глубоки музыкальные традиции. Считается, что музыкант — это совсем неприличная профессия. Я вспоминаю такую зарисовку из детства. У человека спрашивают: «Чем ты занимаешься?». — «Я музыкант». — «А еще чем занимаешься?». И по отношению к ребенку речи не могло идти о серьезных занятиях. Закрытая тема абсолютно. Я мечтал себе тихонечко, но понимал, что все это мне не светит. Повзрослев же, решил за свое счастье побороться.
...Итак, после Башкирова Бруно круто проникся русской школой игры на фортепиано, сам разыскал записи Рихтера, Гилельса. Кстати, за последние десять лет отношение к классике в Португалии стало меняться в лучшую сторону: регулярно проходят мастер-классы, концерты всех звездных солистов в Фонде армянского нефтяного миллиардера середины XX века Гюльбенкяна. Но, по мнению Бруно, все равно туда ходит «элита», которой как раз хватает, чтоб наполнить полуторатысячный гюльбенкяновский зал. Ну а наш герой однажды увидел афишу Элисо Вирсаладзе, дающей мастер-класс в городке неподалеку от Рима.
— Я ничего о ней не знал доселе, но прочитал в биографии, что Элисо — ученица Нейгауза (а Нейгауз — педагог Рихтера, которого я обожаю). В общем, собрался и поехал в Италию. Поначалу слушал мастер-класс как зритель, потом подошел, познакомился, объяснил свою ситуацию... стал усиленно готовиться и в течение нескольких лет приезжал, занимался с ней. И тогда стало ясно, что если учиться как следует — надо быть в России, а не просто брать уроки с русскими педагогами в Европе. Так что здесь я уже четыре года.
— Снимаете квартиру?
— Живу в общаге. Конечно, было тяжело: комнаты небольшие, живем по трое, очень шумно — люди занимаются с 9 утра до полуночи. Но со временем начинаешь ценить все это... ведь даже общага — привилегия.
— Ценить?
— Безусловно! Был изрядный шок, когда только приехал; сейчас попривык. Люди могут запросто толкнуть в метро и испытывают от этого удовольствие, то есть не только не заботятся о ближнем, а насквозь эгоцентричны, заняты собой. Впервые увидел попрошаек, бомжов...
— Бомжей.
— Да. Жуткая история. В Португалии у нас все так спокойно, так красиво и замечательно, но я понял: мне надо пройти через куда более жестокий быт, чтобы что-то понять. Понять, что далеко не все живут так сладко. А если буду защищен от дурных эмоций, то не вырасту как личность, не обрету богатый опыт...
— Но вам остался лишь год доучиться, что дальше?
— Планы могут быть разные, но я уже поступил в американскую магистратуру, чтоб постигать композицию в кино (это моя основная мечта). Боюсь, фортепиано не станет основной профессией, быть пианистом-солистом все-таки не мое... Надо сочинять! Тем более, будучи в России, очень полюбил кино как жанр.
— Родители к вам переменили отношение?
— Разумеется. Как начались концерты — стали очень гордиться и поддерживать во всем. А что до вашей страны — я уверен, жизнь еще с ней свяжет, я буду сюда возвращаться, чтоб заниматься музыкой с русскими детьми (кстати, сейчас частным образом преподаю языки — этот рынок у вас куда более востребован, чем фортепиано). Россия странная и манящая. Мне нравится высказывание Черчилля, характеризующее ее как тайну тайн. Это на час разговор. Я по крайней мере стал чуть лучше понимать, почему Римский-Корсаков, Рахманинов, Прокофьев писали ТАКУЮ музыку: здесь иное представление о жизни, о чувствах, о судьбе — и нигде более, может быть, в мире нет столь глубокого и таинственного понимания... А минус в бесконечных перекосах, вызванных культом капитализма, пришедшего на смену советскому строю. Надеюсь, эти мучения ради будущей стабильности...
18-летняя Квак Е Ин: «Одна б я жить в России не смогла»
...Студентка гнесинского колледжа Е Ин живет в Москве аж с 6 лет (родилась в Сеуле). Южную Корею (в отличие от Португалии) не назовешь страной без музыкальных традиций — академическая музыка стала чуть не национальным фетишем, к ней на государственном уровне относятся сверхсерьезно.
— Правда ли, что 100% детей обучаются игре на музыкальных инструментах?
— Конечно. Начинают осваивать все: кто-то берет скрипку, кто-то фортепиано; другое дело, многие потом бросают, ведь обучение не настраивает на непременно профессиональную карьеру.
— А почему ж вы приехали сюда — в Корее нет хороших вузов?
— В России своя фортепианная школа, здесь уникальная система непрерывного образования — от детсада до аспирантуры... Вот родители (мама — певица, папа — бизнесмен) и решили ехать сюда. Правда, поначалу боялись: ходили устрашающие слухи, что для иностранцев здесь место опасное. Но вот уже 12 лет живем все вместе в Москве.
— А не хочется пожить самостоятельно, без родителей?
— Да что вы, я даже не представляю, как это возможно. Как без поддержки и помощи? Пока мы снимаем квартиру, но, уверена, что родители останутся в России надолго: у папы здесь свой бизнес, а мама работает дирижером в хоре при небольшой протестантской корейской церкви (метро «Академическая»). Я же, возможно, потом уеду в другую страну...
— Нынче очень высокая конкуренция среди пианистов (в том числе пианистов-азиатов)...
— А я не уверена, что стану концертирующим пианистом: меня очень влекут мюзиклы как жанр — в Корее сейчас бум на это. Вот и хочу организовать процесс, сочинять музыку... Но и фортепиано не брошу. Хотя конкуренция, вы правы, колоссальная: хорошо играют сейчас буквально ВСЕ. При этом мало кто становится настоящим художником.
— Говорят, азиаты способны иными глазами оценивать европейскую музыку, находя там...
— Не знаю, не знаю, я же сызмальства живу в Москве и музыкально мыслю как европейский человек, к Корее отношения почти не имею. Нет, бываю там один раз в год на отдыхе, но не более.
— Не ощущается после Москвы Корея некой культурной провинцией?
— Отвечу так: в Корее сейчас начинает прорастать новое поколение музыкантов, которые учились именно в Корее, а не в Европе или Америке. Это прогресс. Я же вернусь на родину, чтоб продвигать там мюзикл... но только, когда закончу здесь консерваторию (куда буду поступать в этом году). Москва вообще для меня вторая родина, по ней всегда буду скучать, если уеду. Но как было 12 лет назад необъяснимое чувство тревоги, находясь здесь, так оно никуда и не делось. Надо постоянно быть начеку. Но, даже чувствуя дискомфорт, Москва мне нравится больше, чем... Корея.
— А можно сформулировать — чем?
— Здесь нет такого напряжения, как в Корее, в плане того, что они там все время без отдыха работают-работают-работают...
— А здесь все без отдыха воруют-воруют-воруют...
— Ну не знаю. В Корее все повторяется, все предсказуемо. Здесь дышишь легко, здесь — свобода.
