Рассказ
В мае месяце глава семьи Свинопасовых Владимир Григорьевич (которого жена ласково называла просто Горьевичем ввиду постоянно преследовавших его неудач) объявил, что хочет присоединить к уже имеющимся в наличии 72 квадратным метрам городской квартиры 10 соток загородных владений — с последующей культивацией и высаживанием на облюбованной территории разнообразных плодовых деревьев и кустарников.
— Будет рай земной, — пообещал Владимир Григорьевич.
Жена взмолилась:
— Зачем он нам? Мы и на дачу к родственникам в выходные не ездим, столько дома дел: краны текут, потолок треснул, паркет отлетел. У себя бы в квартире порядок навести. А тут взвалить на плечи дополнительную обузу…
Но муж остался непреклонен:
— Детям нужен воздух, это раз. Мы нуждаемся в овощах и фруктах — вон какие цены в магазинах, это два. В-третьих, надо думать о будущем. Может, через наш участок проляжет шоссейная или железная дорога. Вон сколько магистралей кладут во все концы. Тогда у нас клочок земли выкупят. По бешеным ценам.
Жена возразила:
— Если речь о деньгах, откуда наскребем, чтобы купить землицу?
Тут и открылось главное. Предводитель семейства сделал лицо непроницаемым:
— В этом суть моего гениального плана. Ничего платить не будем, а захватим. И когда расцветут сады на убогой пустоши, пусть кто попробует нашу собственность отнять.
Жена онемела. Дети — дочь помладше и сын-старшеклассник — не понимая, что происходит, но ощутив нависшую тревогу (и неохватность распахнувшихся перспектив), дружно заголосили.
Отец приголубил дочурку и сказал:
— Не плачь, будешь занята полезным и очень важным трудом. Начнешь оправдывать законность наших действий. Говорить: я, ребенок, хочу витамины и кислород…
Взглянув на супругу, муж продолжил:
— А ты сочиняй аналогичные бумаги и рассылай во все инстанции. Мотивировка такая: предпринят акт доброй воли в целях заботы о будущем.
Затем Владимир Григорьевич ободряюще похлопал сына, юношу с пробивающимся пушком на верхней губе, по плечу:
— Тебе поручается осуществлять, так сказать, силовую сторону мероприятия. После того как вобьем колья и натянем ограждение, станешь нашу землю стеречь и оберегать. От возможных агрессоров.
— От кого? — не сразу уразумел паренек, который под грузом возложенной на его неокрепшие плечи ответственности гордо распрямился.
— От всех. Потому что агрессоры — все вокруг. От соседей, приставов, галок и воробьев. Чтоб не склевали урожай. Вооружим тебя…
Он недоговорил, поскольку мать встала грудью на защиту:
— Только не это! Не хватало еще, чтоб в незрелые годы взялся за оружие!
— Граблями и лопатой, — пошел навстречу супруге муж-стратег.
В выходные поехали выбирать ареал и недолго колебались и мучились, хотя вариантов возникло множество, а глаза разбегались и разгорались. Даже супруга эмоционально зажглась при виде гектаров, пригодных для присвоения. Размахивая руками, она взялась утверждать, что надел близ озера предпочтительнее делянки в открытом поле — потому хотя бы, что воду для орошения носить ближе, да и купнуться в жаркую пору — невообразимая благодать.
— А зимой — рыбалка, подледный лов, — мечтательно согласился супруг. — И достаток в доме: полный холодильник свежей рыбы.
Но возобладал здравый смысл. Остановились на нейтральном, устроившем всех компромиссе: лесной опушке неподалеку от ручейка. В этом выборе была масса позитива и преимуществ перед прочими, пока отвергнутыми возможностями.
— Мы к ним еще вернемся, — обещал Владимир Григорьевич, — когда полностью облагородим приглянувшийся нам оазис. А пока и этого кусочка дикой природы хватит. В лесу — грибы и ягоды, ручеек можно запрудить и устроить бобровую ферму, сами оденемся в меха и откроем Касторию в городской квартире, это же немыслимые прибыли! Клондайк!
Закипела работа. Владимир Григорьевич взял отпуск, жена бюллетень, сына отпросили из школы под предлогом того, что учебный год кончается. Нарубили из рябинового и березового молодняка жердей, изготовили штакетник, вколотили и натянули меж столбиками телефонный провод, частично взятый из дома (его откусили с легкой душой, потому что в течение ближайшего времени не собирались пользоваться городской системой связи), частично срезанный с подвесной перекидушки, пущенной вдоль просеки, обнаруженной неподалеку и ведущей, вероятно, к не ясно какому населенному пункту.
Саженцы деревьев позаимствовали с усадеб соседних дачных товариществ и у фермерских кооперативов, во множестве расплодившихся повсюду. Собрались было привезти из хлева одного такого кооператива корову, чтоб давала свежее молоко и удобрения, но по зрелом размышлении постановили, что проще наведываться в этот хлев и выдаивать нескольких буренок — и молока больше, и кормить рогатую скотину не нужно, а запах удобрений отравляет первозданное бытие.
С каждым днем обнаруживалось все больше преимуществ привольной жизни. Оказалось, денег вообще не требуется: продукты можно брать с полей и из окрестных магазинчиков. За электричество и горячую воду платить не надо — работала на украденном бензине украденная дизельная установка.
Приходили какие-то люди, интересовались:
— Вы кто такие и что здесь делаете?
Сын хватался за грабли, но отец его останавливал и мирно отвечал любопытным:
— Мы — облагораживатели земли.
Первый сигнал неблагополучия прозвучал, когда приехали солдаты на грузовой машине с желтой табличкой на борту кузова: «Осторожно, люди!». Оказалось, срезанная перекидушка вела в воинскую часть, там удивлялись: больше месяца никакие секретные приказы ниоткуда не поступают, а направленные в штаб запросы остаются без ответа.
Впрочем, покой робинзонов ремонтники особо не потревожили, провод назад требовать не стали, натянули новый, а колонистам по их просьбе оставили в подарок катушку кабеля в обмотке, который должны были проложить под землей, чтобы не возникало больше разрывов и погодных повреждений, но лень было копать траншею, вот и восстановили прежнюю подвесную систему, а кабель — не выбрасывать же. Этот кабель сыграл заметную роль в укреплении обороноспособности форта — пропущенный поверх телефонного, он представлял собой надежный заслон.
Затем случилась еще неприятность. Дочка напилась воды из ручейка, у нее схватило живот. Медицинская помощь в сельской местности оказалась не на высоте. Пришлось взять в заложники ветеринара из конюшни местного олигарха. Лекарства, которыми исцеляли скакунов, подействовали лучше человеческих снадобий.
Но главные сложности начались с наступлением осенних дождей и ночных холодов. Жена сказала: пора возвращаться, и без того благоденствие в курортных условиях затянулось.
Глава семьи ответил: с опушки он не уедет, поскольку еще не все грибы в лесу собраны и не все коровы выдоены.
Но вскоре форт оказался в осаде: приехали танки и бронетранспортеры и, угрожая пушками, потребовали вернуть военное имущество, из-за пропажи которого в бюджете оборонного ведомства образовалась брешь. Фермеры грозили подать в суд, ибо несли немалые убытки: были вынуждены демпинговать на рынке, распродавая свой товар по заниженным ценам — ведь воришки наладили разветвленную сеть сбыта украденного творога и масла. Олигарх тоже добивался компенсации: его породистый жеребец, недолеченный и недополучивший допинг, проиграл скачки в Австралии. Из школы приехали учителя, обеспокоенные тем, что сын-старшеклассник, сев на молочную иглу, не получает полноценного образования.
Владимир Григорьевич в ответ ввел антикризисные меры и провозгласил ответное эмбарго. Он сказал, что не станет вкладывать заработанные трудовыми усилиями деньги в запруживание ручья и создание боброво-добывающего заповедника (а ведь построенные этими умными животными домики могли приносить огромные дивиденды в случае сдачи их внаем дачникам), а пускает сбережения на проведение референдума, и выдал сыну и дочери на агитационную кампанию довольно значительные суммы. За это они должны были на семейном саммите признать, что главой семьи является он, а не жена, таким образом, выполнять следует его, а не ее предначертания.
Но голосование не состоялось. Ударили морозы. Брезентовая палатка обледенела и каменно стучала откидывающейся полой на пронизывающем ветру. Этот стук напоминал костяные шаги смерти.
Сын, вспомнив, чему его учили в школе, спросил отца:
— Ты вообще-то читал сказку о трех поросятах?
— Считаю вопрос провокационным и навязанным западными спецслужбами, — стуча зубами от холода, ответил отец.
— Обвиняю тебя в нецелевом расходовании резервов! — объявил сын. — Надо было вкладывать в строительство теплого домика или хотя бы в ремонт городского жилища. А ты? Профукал. Вменяю тебе в вину хищение… и коррупцию, — немного подумав, прибавил он. — На такой основе не построишь справедливое государство.
Это обвинение, а главное, экономический анализ, то есть сметливость и разумность подростка, сразили Владимира Григорьевича. Он понял: талантливому отпрыску надо продолжать учиться. «Ведь дети — наше будущее, от того, какими они вырастут, зависит наша старость. Мы же не можем в полной мере рассчитывать на пенсионную систему, которая так успешно реформируется», — подумал потрясенный захватчик и где-то даже конкистадор.
И вот они всей семьей, нагруженные законсервированным провиантом, простудно кашляя, вернулись в городскую квартиру с облупившимся потолком и отлетевшим паркетом. Все четверо сразу приникли к батарее и долго грелись. А потом с наслаждением приняли по очереди теплый душ. Жаль, связь с внешним миром не работала. Отрезанный телефонный провод лишил семейство этого блага цивилизации.
Через недельку Владимир Григорьевич съездил на место недавнего стойбища. Он надеялся вызволить из опоясывающей изгороди недостающий отрезок. Но на занесенной снегом опушке вовсю шли боевые действия: военные рыли траншею (и заодно искали подземный бункер, где, быть может, были спрятаны подлинники Серова и Айвазовского, пропавшие из местного офицерского клуба), фермеры, наперекор им, возводили поверх траншеи коровники.
Слезы навернулись на глазах Владимира Григорьевича — и тут же превратились в фиктивные бриллианты-льдинки. «А ведь как хорошо начиналось, — пронеслось в его гениальной голове. — Надо будет впаять жене срок. А то взрастил агента иностранного олигархического влияния…»
И он поплелся на железнодорожную станцию.
