Михалков обращался к аудитории (большую часть которых составили студенты московских вузов): «Братцы!». На что Говорухин заметил в свойственной ему вальяжной манере: «Вы все время обращаетесь: «Братцы, братцы!». А тут одни сестры». Сестры главным образом и задавали вопросы, которые только подтверждали слова Михалкова о том, что уровень культуры у нас на нулях.
Михалков напомнил про 400 кинотеатров, которые построят в маленьких городах, про 2000 ветеранов кино, для которых ему удалось пробить прикрепление к поликлинике. Напомнил, что 50 процентов наших граждан не имеют возможности ходить в кино, а кинематограф без большого экрана не имеет смысла.
Михалков вспомнил свою студенческую юность, когда в арсенале имелась скудная информация. А сегодня - смотри, что хочешь. Но возник новый феномен. Режиссеры начали снимать то, что раньше было нельзя.
«Секретарь обкома - вор. Вот она, правда. И эта правда стала заваливать зрителя», - тут Михалков еще раз напомнил всем, что он азартный актер. Он вспомнил все: стенания по поводу очереди на Серова, спектакли, переиначивающие классику: «Я против того, чтобы на гробу великого драматурга кто-то въезжал в пиар. Если ставятся «Три сестры», где главные героини - лесбиянки, а брат их – гомосексуалист… Братцы – это жулье! Закапываются имена. Когда ты экранизируешь, то должен думать не о фабуле, а об авторе. Надо читать записные книжки Чехова, изучать, с кем он дружил. Из этого вырастает то, что ты вкладываешь в конкретных персонажей. Ты экранизируешь автора, а не произведения.
Важно, чтобы странички шелестели, а не мышка, чтобы перышко скрипело, а не клавиши компьютера. Но я это не к тому чтобы в лапти и на лошадей». Цицерона молодежь не знает, а вот кто такие Борис Моисеев и Ксения Собчак осведомлены, негодовал Никита Сергеевич.
Мама учила юного Никиту: суди о своей жизни не по жизни тех, кто живет лучше, а тех, кто хуже. И ему смешны слезы девочки, переживающей, что «Бентли» не того цвета.
Сам он, оказывается, хотел снять фильм, где все герои в рвоте, писают на глазах у зрителя, матерятся, а в пику этому – бомонд пьет шампанское. И герои зовут режиссера перейти в их мир. Но кино, нацеленное на испражнения и лишенное сострадания - ничто. Жестокая правда без любви есть ложь. Вот он, водораздел между зрителем и творцами.
Вспомнил Михалков и «Левиафана» Звягинцева: «Сценарий не выдерживает никакой критики, но Звягинцев – большой режиссер». Другая крайность – гламур с потрясающе красивыми блондинками и роскошными «Феррари».
В пример Михалков все время приводил Дмитрия Дюжева, приехавшего на съемочную площадку с портфелем. Открывает его, а там – один сценарий, второй… На вопросы Никита Сергеевича, где снимается и кто режиссер, Дюжев ответил: «Маленький такой, в кепке». Даже имени не знал. А кино по Михалкову - штучная вещь: «Осветитель, посмотревший на часы в ожидании обеда, не должен работать в моей картине. Он отобрал энергию у другого».
Михалков говорил о том, как упал уровень режиссуры, и это напрямую связано с общим уровнем культуры: «Импульс прихода в режиссуру изменился. Человек говорит: «Блин, хочу снять, как Тарантино. Вот этот бежит, а тот, как ему дал!». Наша актерская школа остается лучшей. Но несчастный актер брошен режиссером, который не в состоянии ему помочь, не знает, как это сделать.
Душа Михалкова болит за общий культурный уровень не только тех, кто делает кино, но тех, кто его смотрит. И уровень задаваемых ему вопросов в стенах Госдумы только подтвердил эти тревоги.
Да и откуда уровню быть, если про мировой кинематограф, по словам Михалкова, мы не знаем ничего? Он обратился к залу: «Кто из вас видел хоть какую-то швейцарскую картину? У нас только американское кино и наше. Кто знает про иранское кино?»
И рассказал о фильме Маджида Маджиди про пророка Мухаммеда, пролившей правду на то, что такое ислам, который не вписывается в понятие «ИГИЛ» (запрещено в России - «МК»). «Когда мы увидим такую картину о Дмитрии Донском и Александре Невском, о том, что нам дорого?», - вопрошал режиссер. Понять, что такое ислам, Михалкову интересно. Но он увлекся стаей птичек на экране, двигавшихся в сторону эфиопских войск. У каждой в клюве – камушек. И все они полетели в неприятеля. Да, выдумка, но и поэзия. И шпилька в адрес Говорухина: «Но Говорухин в Думе сидит и не позволяет себе поэтического мышления. А выйдет на улицу…».
От культуры Михалков незаметно перешел к более обширным темам. Заговорил о том, что мы пропустили момент, когда на Украине выросло поколение, которое уже никогда не повернется в сторону России, что-то про сало сказал обрывочно. И тут же про Анну Каренину, о которой большинству известно лишь то, вышла замуж за старика, увлеклась молодым и бросилась под поезд.
«Мы потеряли ощущение опасности,- эмоционально говорил Михалков, - Люди, которые не воевали на своей территории, не знают войны. Косово, Сирия, Донбасс - это не касается меня... Если мы потеряем необходимость копить, мы исчезнем, как культурная нация».
Девушка Виктория, студентка МГИМО вышла к микрофону и представилась патриоткой страны. Она обратила внимание оратора на тяжелую внешнеполитическую ситуацию, активность пятой колонны в России, а потом поинтересовалась, не планирует ли Михалков экранизацию «Судьбы человека» Шолохова. Михалков в ответ вспомнил про свой давний и так и не осуществленный замысел - «Жизнь и гибель Александра Грибоедова»: «Из-за Карабаха не могли снимать. Мы доказали, что это было холодное политической убийство, проведенное англичанами. Грибоедов мешал им на Шелковом пути. Они все пустили в ход, использовали, в том числе и его зависть к Пушкину. Мы работали в архивах МИДа, нашли много документов. И натуру нашли… в Турции. Но какая сейчас Турция! Может быть, снимем в Тегеране».
Молодые слушатели не унимались, требовали от Михалкова «уроков их поколению». «С целью преподать уроки и показать героизм нашего народа и других тоже», призывали объединиться с заинтересованными международными коллегами. А у Михалкова и на этот случай припасен сценарий по Нюрнбергскому процессу. «Но если говорить по чесноку, – сказал Михалков, - что провоцирует нацизм и национализм? Невероятная метаморфоза, случившаяся в старом мире. Европейская культура последовательно предает сама себя, заповеди, по которым жило христианство. И все под эгидой толерантности. Как исламское население, приехавшее в Европу, должно реагировать, когда видит однополые браки? То, на что было табу, становится возможным, а потом обязательным. А как изменилась интонация обсуждения России в мире! Запросто можно назвать Россию «изгоем». Всплеск националистического духа, по Михалкову, – одна из форм борьбы с тем, что происходит в Европе: «Бритоголовые говорят: не хотим мы гей-парадов. Через информационный взброс меняется сознание народа».
«В кинематограф пришли люди, не читавшие книжек – вернулся к разговору о культуре Станислав Говорухин, - Режиссером не может быть человек, не одолевший всю русскую литературу». А Михалков поправил: «В одной русской литературе есть все. Одним Пушкиным поставлены все вопросы человеческого бытия. А я слышу, как молодой человек рассказывает то ли про «Медного всадника», то ли про «Каменного гостя»: «Там был мужик, на которого памятник наехал». А кто написал - не знает. И его мама тоже.
Президент говорит, что национальная идея – патриотизм. Как просто! Но как издеваются над этим. Патриотизм в том, что вышли несколько миллионов человек с портретами воевавших своих родных. А для кого-то проявление высшей свободы – очередь в «Макдональдс». Очень не хочется, чтобы жареный петух научил нас любить родину».
