Итак, испорченные работы в Сахаровском центре сопровождают теперь таблички с текстом следующего содержания:
«Здесь висели работы, посвященные войне в Украине. Война — это, в первую очередь, горе страдание, смерть. Фотография дает возможность увидеть это. Но в нашем обществе есть люди, настолько отравленные ненавистью, что публичный разговор о трагедии этой войны становится невозможным. Работы Александра Васюковича и Сергея Лойко были повреждены. Мы не стали их восстанавливать, так как не можем гарантировать не только сохранность работ, но и безопасность посетителей».
В Центре фотографии им. братьев Люмьер отказались от борьбы за свое детище, чтобы избежать дальнейших неприятностей.
Руководитель московского «Театра. doc», драматург Елена Гремина пережила многое. В ее театр приходили люди в форме, кинологи и взрывотехники, искали бомбу, хотя заведомо было известно, что ее там нет. Все это было связано с показом украинского документального фильма о событиях на Майдане, читками запрещенных Минкультом пьес, спектаклем "Болотное дело".
Теперь Елена Гремина пришла к выводу, что нельзя самим отменять выставки и спектакли только потому, что «какие-то ряженые устроили перформанс у твоих дверей»:
«Нельзя самим закрывать белыми листочками испорченные более смелыми акционистами фотографии, раз ты уж решил их выставить. Нельзя проигрывать на своем поле и соглашаться с тем, что их акции более успешны. Так создаются прецеденты, что люди искусства даже в негосударственных институциях поддаются давлению. «Надавишь на них — и они все сделают».
Я очень себя ругаю за то, что не высказалась тогда, «когда все начиналось», когда первую ласточку выпустили и запретили мат на театральной сцене. В то время, как есть международная норма — возрастной ценз и предупреждение о ненормативной лексике, и зритель сам решает, покупать билет на спектакль или нет. А наши театры все как один (за парой исключений) поснимали с репертуара свои, сделанные с трудом и отдачей спектакли, корежили те, что шли. А ведь это было реально возмутительно — театры, в том числе и их маститых худруков как бы отшлепали, объясняя, что не им решать, что именно идет или не идет на их сценах. А публику тоже отшлепали — ах вы наши несмышленыши, мы мы за вас решим, нефиг вам выбирать. Это было возмутительно, но никто не возмутился. Что-то говорили, мол, вот государственные театры... А вот пришли в негосударственные галереи и центры. Пришли и добились своего — закрыли, сняли. Поняли, что получается, и придут еще. И от нас все еще зависит, где мы их остановим».
