Страна Советов начинается в фойе второго этажа театра, и, судя по ажиотажу, страна эта востребована. Зрители, в основном дамского пола, с энтузиазмом фотографируются в выставленных интерьерах обычной советской квартирки. Сервант с недорогим сервизом напоказ и никаких гаджетов — слова такого еще не было. Селфи с ткаными ковриками на стене у койки, проигрыватели с винилом. Детские колготки в резинку сушатся на веревке. Что еще? Ну конечно, бутылка белой на столе и стопочки — можно приложиться.
— Между прочим, четыре двадцать тогда водка-то стоила, помнишь, Кать? — спрашивает женский голос у меня за спиной. — А сейчас что? Все дорожает, жуть.
А я думаю: сколько же это 4,20 руб. в твердой валюте по нынешнему курсу будет? Не-ре-аль-но посчитать! Таких цен нет и уже никогда не будет. Народ вздыхает и идет на свои места в зал: да, жили хоть и бедно, но цены и зарплаты без нулей были. Впрочем, в зале дают не хлеб, а зрелище. Постановка худрука Губернского ставку делает именно на это.
На «Энергичных людей» Василия Макаровича в постановке Сергея Витальевича пришла посмотреть и вдова писателя — Лидия Федосеева-Шукшина, естественно, в сопровождении супруга Алибасова. И тот, как молодожен, уточняет у телевизионщиков и газетчиков, включая меня, не являемся ли мы агентами эротических СМИ? Видимо, положение молодого супруга заставило побеспокоиться. Но не о странных причудах Бари Каримовича тут речь.
Повесть «Энергичные люди» повествует о типичном для СССР явлении — спекуляции, спекулянтах, чья энергия и деловитость позволяли жить им при развитом социализме не как всем. Хотя Шукшин под спекулянтами имел в виду другую категорию благополучно проживающих граждан — номенклатуру, не какую-то там фарцу. А тем временем кинокадры, бегущие по сценическому заднику, доказывают, что поколение, рожденное в новой России, и вовсе не знает, кто такие спекулянты.
— Спекулянты? — чешет репу молодой человек на экране. Извинительно улыбается. Подобных мимических ответов достаточно, чтобы убедиться — класс спекулянтов на территории РФ сгинул, вымер, как мамонт или рептилия какая. Дети, рожденные не в СССР, с молоком матери всосали уже другое слово — «бизнес» и все производные от него. Но закадровый голос дает нам понять, что у автора постановки свое отношение к этим понятиям — несколько ироничное. И, очевидно, таким образом режиссер свяжет времена и нравы, показав, допустим, сегодняшнюю Россию через вчерашний Советский Союз. Тем более что киноувертюра к спектаклю к этому располагает.
Но вот экран погас, уступив место сцене. На ней — три комнаты (вытянуты фронтально в линейку), два холодильника (типа «ЗИЛ»), один ВИА (вокально-инструментальный ансамбль, типа «Самоцветы»). Бородатый ударник будет читать текст от автора, расставляя перкуссией акценты в повествовании. А гитары с духовыми его поддержат. Ему и слово: «Жил-был на свете Аристарх Петрович Кузькин, и жила-была жена его Вера Сергеевна… Впрочем, почему — жили, они и теперь живут, а в этом и есть рассказ про их жизнь: какая случилась с ними и с их друзьями непредвиденная печальная история». Безруков точно идет по сюжету и тексту Шукшина: импозантного вида Аристарх (Сергей Вершинин) пьет с себе подобными энергичными гражданами и изменяет супруге с некоей Соней. Та, обнаружив у неверного записку любовницы, страшна в своей женской мести: она пишет письмо прокурору, в котором с потрохами сдает энергичного супруга и его собутыльников. Страх перед расплатой толкает энергичных людей на разного рода истеричные действия — от раскаяния до инсценировки покушения на жизнь доносительницы.
С избытком насыщенный действенный ряд оформлен и подзвучен шедеврами советской эстрады той поры. «Прощай! Со всех вокзалов поезда уходят в дальние края. Прощай-прощай!» Помните? Так, под мелодии и ритмы советской попсы пьют изощренно и грязно, меряются достатком, пугаются, спасают свою шкуру кто как может. И поначалу постановка, обещающая неожиданное прежде всего за счет музыки решение, как-то скисает, сцены затягиваются, и то, что вызывает смех, постепенно начинает утомлять зрителя. Так, одна сцена возлияний с пьяным разгулом и игрой в паровозик да перелетных птиц затягивается аж на 40 минут, и так почти со всеми сценами.
А Сергей Безруков в своем желании импровизировать на такую манкую тему как будто не может остановиться. Казалось бы, пьяную оргию и кураж уже показали в профиль, анфас, в три четверти и в разрезе, восхитив нас и пением, и изобретательностью сцен. Здесь есть безусловные удачи, тонкие детали — скажем, монолог Брюхатого с песней «Дили-дили-дон» (Александр Тютин) идет на фоне документальной съемки молодости героя, когда тот был не так энергичен и чист помыслами. Но от избытка художеств на одну тему энергия постановки теряет ритм, действие затягивается. А в результате получаем очень энергичное внешнее движение без движения внутреннего: социальный смысл, заложенный Шукшиным в повести, вообще уходит, едва обозначившись на старте. Ни о каких параллелях настоящего с прошлым речи нет, а режиссер предпочел в итоге все свести к любви всех ко всем и промеж собой — примирились жена с любовницей, энергичные алкоголики-подельники прекратили разборки. В общем, мир-дружба-сосиска из холодильника. Возможно, и эта бы мысль на фоне тотальной агрессии нашей действительности могла бы вполне убедительно прозвучать, если бы не тонула в постановочных излишествах. Они оказались вредны не только для художественной целостности премьерного спектакля, но и для актеров, которые очень стараются и интересны, — кроме упомянутых выше Александра Тютина и Сергея Вершинина это Сергей Куликов (Курносый), Михаил Шилов (Лысый), Олег Курлов (человек с простым лицом), Галина Бокашевская (Вера Сергеевна).
