Бывшая звезда Большого театра, которая, с тех пор как переехала в Великобританию, появляется в Москве крайне редко, в этом сезоне выступает уже в третьем проекте, два из которых относились к современному танцу. Осипова возглавляет сегодня пятерку самых топовых балерин начала XXI века и прославилась именно как исполнительница классических балетных партий, но (так же как в прошлом Сильви Гиллем) продолжает оставаться одной из немногих «классичек», которые обожают contemporary dance и работают с лучшими хореографами этого направления.
А самым любимым из этих хореографов, несомненно, является работающий в Англии уроженец Южной Африки Артур Пита. Исполнив его балет Факада», именно Осипова вместе со своим тогдашним партнером Иваном Васильевым открыла для нашей публики имя талантливого португальца и с тех самых пор находится в постоянной орбите идей этого потрясающего хореографа: к настоящему времени она является исполнительницей поставленного им в Королевском балете специально на нее спектакля «Ветер», а также балета «Беги, Мэри, беги».
Как всегда у этого хореографа, перед нами сюжетный балет, в котором танец по сравнению с драматургией играет подчиненную роль, но отлично выражает и подчеркивает драматургические нюансы пьесы, помогает обрисовать характеры героев.
Посвящен спектакль такой популярной, особенно в фольклорном творчестве Средневековья, теме, как тема смерти. Всем известны утверждающие бренность бытия изображения «плясок смерти» на церковных фресках. Настоящие «пляски смерти» составляют содержание и нового спектакля Осиповой. Точнее, перед нами пляски со смертью, которые устроили в The Mother Пита с Осиповой.
Сказка Андерсена рассказывает о том, как мать пытается вызволить своего ребенка из царства смерти. И для того чтобы проникнуть туда, она отдает по пути разным персонажам все то, что они от нее требуют: Женщине в черном (а это у Андерсена Ночь) надобно пропеть все колыбельные песни, что пела мать своему ребенку; терновый куст требует, чтоб женщина обогрела его, впиваясь в грудь матери своими острыми шипами и выпуская из ее тела кровь; Озеро, чтоб перевезти мать к берегу царства Смерти, вынимает у нее глаза; а садовница Смерти меняется с ней волосами, забирая у нее длинные и роскошные локоны и оставляя ей седые пакли. Взамен они дают матери советы, как ей найти своего ребенка.
В итоге мать, заглянув в специальный колодец судеб (для этого Смерть возвращает ей глаза) и увидев в нем судьбу двоих людей, одну счастливую, другую наполненную горестями и печалями, все-таки отдает своего ребенка в руки Смерти, страшась, что его ожидает именно та горькая участь, которую она только что увидела. Заканчивается сказка у Андерсена такими проникнутыми идеями христианства строками: «Мать заломила руки, упала на колени и взмолилась творцу: — Не внемли мне, когда я прошу о чем-либо, несогласном с твоею всеблагою волей! Не внемли мне! Не внемли мне! И она поникла головою… А Смерть понесла ее ребенка в неведомую страну».
Пита перенес действие своего балета в Россию второй половины XX века: перед нами грязная с оборванными обоями квартира с приемником, который после гимна Советского Союза передает передачу для полуночников. Показывается также в балете обшарпанная кухня и ванная: все эти помещения крутятся, как в старом традиционном театре, на вращающейся сцене (художник-постановщик Янн Сеабра), потому что действие тут не выходит за пределы одной квартиры. И ванная комната с находящейся в ней ванной, например, уподобляется страшному озеру в сказке писателя, что вынимает у женщины глаза. Только озеро это персонифицировано — перед нами страшный, безглазый маньяк, который вырывает у Матери щипцами глаза и топит беднягу в ванной.
Подобны ему и другие персонажи спектакля: также похожий на маньяка Врач из «скорой помощи», который, как у Андерсена, и похищает ребенка, предварительно напичкав мать снотворными; одетая под русскую бабу безликая старуха (вместо лица у нее дыра — черная маска), которая заставляет мать плясать подбоченясь русские народные пляски (самая сомнительная с точки зрения вкуса сцена в этом спектакле, рассчитанном на западного зрителя); одетая в шляпку с вуалью дама, волочащая за собой лианы, которые обволакивают тело Матери, выпивая из него кровь (всю оставшуюся часть постановки Осипова проведет в окровавленной белой рубахе); выходящая непосредственно из зазеркалья седая ведьма, отбирающая у Осиповой волосы (до конца спектакля прима Королевского балета будет ходить с седыми паклями). Все это не разные персонажи, как у Андерсена. В спектакле Питы это лики Смерти, которая, облаченная в черное облегающее трико и такую же черную без глазных проемов балаклаву, наконец является и сама, держа в руках трупик младенца и везя в тележке скульптуры черных мертвых детей.
Вот здесь Пита даже не пытается соответствовать великому сказочнику, потому что изобразить так, как изображает Андерсен, потрясающий воображение райский сад из цветов и растений (а в каждом из них — человеческая жизнь и человеческое сердце, к стуку которого Мать в сказке прислушивается, чтобы узнать своего ребенка), конечно, невозможно. Хотя в остальном ему удается-таки создать картину, холодящую кровь.
Как видим, Пита в своей режиссуре почти во всем идет вслед за Андерсеном, отступая от сказки великого датчанина всего несколько раз: вместо пения колыбельных песен он заставляет Мать плясать, а кроме того, вводит в царство Смерти еще один очень значительный персонаж, с которым в потустороннем мире встречается Мать, — любимого (возможно, мужа) и отца ребенка, который, судя по военной форме, погиб во время войны (по-видимому, афганской, ведь действие по либретто происходит в России во второй половине XX века).
Меняет Пита и финал. Точнее, добавляет к трагическому, как у Андерсена (ребенок все же умирает), неожиданное окончание. Если в предыдущей «Факаде» девушка убивает (душит собственными руками) своего сбежавшего со свадьбы жениха, а потом исполняет на его могиле торжествующий ритуальный танец, то и в The Mother хореограф добавляет «щепотку» своего фирменного черного юмора. Спектакль заканчивается так: никаких ужастиков, кровавой каши, маньяков, вырванных глаз, мертвых младенцев, «десяти негритят» в тележке как будто и не бывало… Веселая и счастливая беременная девушка в нарядном платье (а не в окровавленной ночнушке), с аккуратной прической в пучок (а не с распущенными седыми космами) входит в свою квартиру и рассматривает дефицитные покупки, которые ей где-то удалось отхватить: ползунки, распашонки, пеленки — все, что понадобится будущему младенцу. Перед нами, оказывается, был совсем не кровавый ужастик, а всего-навсего навязчивые кошмары и фобии беременной женщины!
В этом «спектакле ужаса» играют всего два артиста: роль Матери исполняет сама Осипова, а во все остальные персонажи перевоплощается ее потрясающий партнер по спектаклю Джонатан Годдард. Под музыку расположившихся по бокам сцены за ударными установками постоянных авторов Питы — Фрэнка Муна (напомним, он создал музыку и к спектаклю «Факада») и Дэйва Прайса — эти двое ведут спектакль, в котором замечательная классическая балерина еще в большей степени выявляет те незаурядные драматические способности, которые раскрывались в ней и в спектаклях классического репертуара. Однако после роли в The Mother можно со всей определенностью констатировать, что перед нами не только прекрасная классическая балерина… Это мы знали и раньше, и с этой точки зрения спектакль ничего нового не добавил к ее портрету, да и добавить не мог, поскольку является по большей части драматическим, а не танцевальным. Перед нами крупнейшая в русском и мировом балетном театре драматическая актриса с неограниченным диапазоном возможностей.
