В МХТ поставили роман Клычкова, которому Есенин посвятил знаменитые строки

Неизвестного театру «Сахарного немца» поставил ученик Сергея Женовача Уланбек Баялиев

Серые мундиры, белые ночные сорочки, черные рясы попов. Такими монохромными красками рисует человеческую трагедию во время Первой мировой ученик Сергея Женовача режиссер Уланбек Баялиев. В основе спектакля малоизвестный роман новокрестьянского поэта и писателя Сергея Клычкова «Сахарный немец», который не только впервые ставится на Малой сцене МХТ им. Чехова, но и вообще впервые появляется на театральной афише. С премьерного показа — корреспондент «МК».

Неизвестного театру «Сахарного немца» поставил ученик Сергея Женовача Уланбек Баялиев
Фото: mxat.ru

Необычное название спектакля, новый для многих автор и сложнейшая речь повествования — это первое, с чем сталкивается зритель после того, как видит на сцене огромные деревянные ширмы, похожие на забор, шумно двигающиеся в горизонтальной плоскости. Тут же кирзовые сапоги, которые кто-то уже никогда не наденет. Слева висит колесо. Оно крутится, символизируя жизнь, а справа, в глубине, рядом с сапогами, есть еще одно, статичное.

Путешествие начинается со знакомства. Перед нами солдаты двенадцатой роты. Обычные крестьянские мужики из села Чертухино, само название которого отсылает то ли к чертовщине, то ли к черте, которую преступит главный герой. Он, кстати, родом из того же места, а зовут его Зайчиком, точнее, Миколаем Митричем Зайцевым (Валерий Зазулин). Он молодой офицер, которого недавно произвели в зауряд-прапорщики. Солдатская жизнь, как известно, не сахар: сырые землянки, тоска по дому, а тут еще и новый приказ — напасть на немцев из воды. Живыми им не выбраться, а значит, и дом не увидеть, жен не обнять, родителей не навестить. Остается только причащаться. Впрочем, мальчика-Зайчика, у которого «мечтунчик пристал к голове», Богом поцелованного, оттого и стихи пишущего, отправляют на побывку перед операцией.

Но дома он покоя не находит. Хоть мать с отцом в одеяла кутали да чаем потчевали, но новости рассказывали отнюдь не веселые. Клаша (Надежда Жарычева), которую он сильно любил и с которой некогда обвенчался в старообрядческой молельне, вышла замуж за другого. Пелагея (Ксения Теплова) — жена Прохора Пенкина (Дмитрий Сумин), солдатского товарища Зайчика, — тоже оказалась не самой верной. Она мечтала о детях: «Крысы прогрызли пеленки, которые лежали в сундуке, а больше ничего не тронули». Она их сшила, когда замуж за Прохора вышла, но ребенок все не появлялся.

Муж приходит на побывки все реже, а желание в лоне «молодой бабы» все крепче. Сгорая от тоски и жажды материнства, она и соблазнила свекра. Но тот, не выдержав напора молодой, умер, оставив под сердцем невестки новую жизнь. Недолгим было счастье Пелагеи — пришлось поменять белую сорочку на траурное платье и перетянуть тугую веревку через всю сцену. Пуповину, связывающую мать с долгожданным чадом? Нет — смерть, наказывающую за порочность и грехопадение.

Так жизнь и идет: жены плачут, солдаты гибнут, война калечит судьбы всех без исключения. У каждого за пазухой свои грехи и грезы. Оттого-то и «немец сахарный»: у старообрядцев сахар символизирует грех.

У зрителей появляется череда вопросов: как за ухабистыми архаизмами разглядеть дорогу логики и смысла? Почему Уланбек Баялиев инсценировал такой непростой роман? Разматывать непростой клубок лучше с главного узла — Сергея Клычкова. Он, выходец из крестьянской старообрядческой среды, в свои 48 лет стал одной из самых ярких фигур русской литературы ХХ века, наряду с Сергеем Есениным. Именно ему великий поэт посвятил знаменитое стихотворение «Не жалею, не зову, не плачу». Клычков участвовал в восстании 1905 года, в 1914-м ушел на фронт Первой мировой войны, был дважды приговорен к расстрелу, а в 1937-м погиб от рук новой власти из-за ложного обвинения в антисоветчине.

— Я очень люблю прозу Клычкова, — говорит Уланбек Баялиев после спектакля. — В ней нет лобовых сюжетных построений; такое ощущение, что это лабиринт жизни, в котором ты плутаешь вместе с героями. Сегодня спектакль звучит очень даже современно. Он ведь не только о войне и смерти, но и о смысле жизни, и о любви.

Зайчик убил всего одного немца, но не справился с этим грехом. Немец после выстрела цеплялся за колесо жизни, но крутить его уже не было сил. Его жизнь прервана… как и жизнь стрелявшего в него Зайчика, только что преступившего черту. Тут становится понятен смысл статичного колеса — символа смерти.

Опубликован в газете "Московский комсомолец" №28156 от 20 декабря 2019

Заголовок в газете: Отчего немец сахарный

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру