В песок
Все ему Бог дал — и зависть, и ум, и волю, только умением добиваться цели обделил. Жутко видеть, сколько энергии, напора, желания, сколько кипения и горения уходит в песок. Не умел, как надо, говорить с людьми: там, где нужно было намекнуть, ломил напрямик, напропалую, там, где твердое слово сказать, — юлил, ходил вокруг да около, чем настораживал и отпугивал. Не мог заставить ум работать в нужном направлении.
Невезучий
Когда со списком неотложных дел выходил из дома на улицу, навстречу попалась череда (он глазам не поверил и сосчитал): шесть женщин в синих сатиновых халатах, каждая несла по нескольку — одно в другое вставленных — новых, поблескивающих алюминиевых ведер. Разумеется, ведра были пусты.
Он проводил кавалькаду унылым взглядом и, вздохнув, повернул назад, скомкал список дел и выбросил.
Везучий
Считал себя везучим, воспринимал само собой разумеющимся, что успевает закончить дела до начала дождя; если же не успевал и приходилось ждать, пока ливень пройдет, то и это было к лучшему, потому что, пока ждал, умел в праздной болтовне со случайными собеседниками выяснить что-то для себя важное, а после дождя встречал на улице нужного человека, которого, если бы вышел на улицу до дождя, никогда бы не встретил.
Олигарх
Иногда мерещилось ему, что он очень беден. Скитался по магазинам, впивался в красивые вещи потухшим взглядом и горько переживал, что не может позволить себе их купить.
Отсчет от финала
Когда ему был год и два месяца, он, играя в кроватке, перевалился телом через заградительную сеточку и шлепнулся на пол, разбив губы и сильно ушибив плечо.
В старости одолевали боли в предплечье — и ни он, ни врачи не могли определить: от чего?
Эта серьезная боль настигла его, когда жить ему оставалось год и два месяца…
Начальник
Заболел живот. Он показал ему удостоверение и объяснил:
— Видел? Понял, кто я теперь? Брось свои штучки.
Живот поворчал и перестал болеть.
Заболела голова. Он поднес удостоверение к самым ее глазам.
— Прочитала? Поняла, что я за птица? Я начальник!
А с прыщом ниже спины не удалось поладить. Прыщ был неграмотный.
Клюня
Шел по улице и увидел в куче привезенного грузовиком и сваленного из кузова на землю удобрения шевеление. Разгреб вонючую кучу — наткнулся на голенькое, словно ощипанное тельце курицы. Освободил ее из месива, отмыл под краном, положил на солому. Покормил, насильно раскрыв клюв и запихнув туда размоченный хлеб. Мало-помалу курица стала оживать. Назвал ее Клюня. То ли из благодарности, что спас ей жизнь, то ли по природной сметке, она от него не отходила. Бегала за ним, как собачонка. Он ей скажет: «Клюня, идем за водой». Она — за ним. Он в магазин или на луг — она за ним. Сделал ей спальню: ящик и занавеску на нем.
Буду жить
Жулики объегорили старушку, обобрали и скрылись. Семья бабушку попрекала:
— Унесли наше богатство!
Бабушка рыдала, сказала, что повесится.
Это не утихомирило родственников:
— Тебя и хоронить теперь не на что!
Она подумала и объявила:
— Раз хоронить не на что, буду жить.
Живот
Раскрыл книгу, и после первых столь хорошо знакомых строк в глазах начали закипать слезы. Читал дальше, вздымалось волнение, но, странно, слезы отступили, подсохли. Сделал усилие, чтобы их подогнать к векам, — не получилось.
Почувствовал: живот мешает. Гасит спазмы. Ощутил толщину отъевшегося своего брюха. Просунул руку под рубаху и пощупал жирную сумчатую складку. Эту преграду и не могли преодолеть слезы.
Тактика
— Жизнь гуттаперчевая, — говорил он, — я раньше думал, она вязкая, ударишь по ней, предположим, кулаком — и прилипнешь. Другой рукой станешь отталкиваться — и эта рука увязнет, не выкарабкаешься из неподвижной массы. Оказалось, нужна другая тактика: не бить, а планомерно по нарастающей наступать, теснить, давить — и жизнь поддастся. Она послушная, как собака, и не понимает, кому положено ею помыкать, а кому — нет. Заяви права — подчинится. Главное — не ослаблять натиск и выжимать, как влажное белье.
Смысл
Настает миг, когда надо честно спросить себя: зачем живешь? И найти или не найти ответ. Он с малых лет задумывался о смысле жизни, но обрести вывод не получалось. Не хватало времени. Надо было получить аттестат. Потом — диплом. Потом — умерли родители. Потом надо было растить детей. А тут и его собственная кончина подоспела.
Помеха
Как ни странно, помехой корыстным планам стала внешность. После того как появлялся в домах предполагаемых фиктивных невест, те начинали млеть от удовольствия его видеть и завороженно шептали: «Не надо фиктивных отношений. Я согласна выйти по-настоящему».
Дороговато
На столе лежал длинный счет за междугородные телефонные переговоры. Итоговая цифра казалась неправдоподобной.
Он спросил:
— Откуда столько?
Жена ответила:
— С мамой разговаривала.
— Зачем так долго?
— Да недолго.
— Дороговато вышло, — сказал он.
— Надо говорить, пока есть с кем, — ответила она.
Бродячий пес
Смотрел на бродячего пса и думал: «Каким, интересно, воображает себя существо, которое ни разу не смотрелось в зеркало, не знает, как выглядит, не представляет, какие у него глаза и какая шерсть? Ощущает ли оно работу своих мыслей? Прислушивается ли к ним? Каким кажется себе со стороны? Красивым? Уродливым? Ни тем ни другим? Или таким созданиям вообще ничего не кажется?»
Несвежая сорочка
Мысленно называл свою стеснительность «эффектом грязной рубашки». Несвежая сорочка (разумеется, не настолько несвежая, что это бросалось бы в глаза, только он сам знал, что не менял ее, скажем, три дня) непонятным образом влияла на поведение: лишала самоуверенности, заставляла держаться скованно и даже робко. Наверно, втайне он побаивался, что его могут изобличить в неопрятности, и потому старался держаться незаметно, не привлекать внимания.
Обуза
Начал накрапывать дождик.
Раскладной зонтик был с собой, в сумке, но стоило представить, что нужно его извлечь, выпростать из чехла, выдвинуть коленце, нажать на кнопку, чтобы раскрыть, мыкаться с мокрой обузой, да, может, еще и в транспорте, а потом сушить и снова складывать, а он обратно в чехол и не полезет, вот и решил не доставать, ускорил шаги, пока не полило сильнее.
Испытание
Иногда он любил притормозить разговор — вдруг умолкал и, внутренне посмеиваясь, наблюдал, как терялся собеседник, как, сбитый с толку, начинал мельтешить, пытаясь привести общение к прежнему равновесию.
Отщепенец
Не то чтоб он был святым, но, совершая мерзости и гадости, потом переживал из-за этого, страдал, иногда не спал — чувствительность, которой напрочь были лишены его сотоварищи.
Неизбежное
Увлеченно, азартно даже готовился к смерти. Ездил к нотариусам, составлял и переписывал текст завещания, распределял доли, которые должны достаться наследникам — после того как квартира, в которой доживал, будет продана, выверял проценты, согласовывал детали; это помогало не думать о неизбежном.
