Вообще-то первая премьерная программа 102 сезона «Стасика» должна была включать в себя и новый балет испанского хореографа Гойо Мантеро AUREA («Золотое сечение»), однако из-за болезни балетмейстера премьера перенеслась на неопределенный срок, а вместо неё в третьей части вечера под названием «Дуэты» балетная труппа показала фрагменты из сочинений хореографов ХХ–ХХI веков. Вечер закончился неожиданной акцией: на прощание приглашённый Гетьманом в Москву на пост худрука балетной труппы этуаль Парижской Оперы Лоран Илер преподнёс своему директору и публике необыкновенный сюрприз. Много лет не выходивший на сцену в качестве танцовщика легендарный 58-летний артист вместе с другим премьером театра Георги Смилевски блистательно исполнил новый номер «Et cetera», эффектно поставленный для двух танцовщиков молодым солистом театра Максимом Севагиным, а потом обратился на русском языке с благодарственным словом к покидающему пост директору.
Что же касается основного блюда премьерного вечера - балета основателя балетной труппы Музтеатра Владимира Бурмейстера «Вариации», то возвращение этого шедевра на балетную сцену ожидалось всеми балетоманами с большим нетерпением. Этот необычный и редкий в творчестве мастера, известного наполненными страстями и выверенной режиссурой драмбалетными спектаклями, бессюжетный балет родился в Париже, в Гранд-Опера при весьма необычных обстоятельствах. После успешных гастролей Музыкального театра во французской столице в 1956 году, когда фурор произвёл поставленный Бурмейстером за четыре года до этого балет «Лебединое озеро», балетмейстер стал тем самым первым приглашенным на Запад советским хореографом, балеты которого стремились заполучить многие западные балетные компании. В 1960 году хореограф перенёс в Парижскую Оперу «Лебединое озеро». В 1961 году поставил для труппы лондонского «Фестиваль-балле» (будущий «Английский национальный балет») «Снегурочку» (тоже на музыку Чайковского). А в 1962 его повторно пригласили в Гранд-Опера для постановки истинно французского балета «Три мушкетёра», который должен был стать одним из первых в истории балетов, созданных по мотивам великого произведения Александра Дюма.
Успех Бурмейстера за рубежом вызвал зависть у его советских коллег. В результате интриг хореографа в 1960 году досрочно отправили на пенсию. «В 1960 году папе пришлось собрать всё своё мужество, потому что его уволили, прикрывшись формулировкой «на пенсию». Это в 56 лет! Конечно, папа страшно переживал, когда его попросили из театра, которому он отдал жизнь», - напишет в недавно вышедшей в свет книге воспоминаний «Тот самый Бурмейстер!», подготовленной для издания исследователем Ириной Дешковой, дочь Бурмейстера Наталья Владимировна Бурмейстер-Чайковская.
В таких обстоятельствах еще с декабря 1960 года и велись переговоры о «Трех мушкетёрах» с директором Гранд-Опера Жюльеном, о чём свидетельствуют дневники Бурмейстера, вошедшие во второй том упомянутого выше издания. Так, 9 декабря 1960 года Бурмейстер записывает в дневник: «Встречаемся в ресторане с Жюльеном. Разговор о «Трёх мушкетёрах».
Вернувшись в Москву, хореограф начал работать над балетом. «В его архиве сохранился детально проработанный режиссерский план спектакля, и осталось воссоздать придуманное на сцене», - пишет в своей книге Н.В. Бурмейстер-Чайковская.
И вот тут случилось непредвиденное. Приехав в Париж Бурмейстер узнаёт, что в Опере случился «переворот», причем, точно такой (мистика!), какой случился при постановке того же балета «Вариации», но уже в наши дни в Музыкальном театре. У труппы сменилось руководство. Директором Парижской Оперы вместо А. Жюльена стал Жорж Орик, который тут же зарубил постановку «Трех мушкетёров», пожелав видеть у себя на сцене остромодные в те времена бессюжетные балеты, наподобие балетов Баланчина.
Для начала приехавшего из Москвы Бурмейстера более часа «помориновали» в директорской приёмной. И когда его терпению пришел конец, и он решил уйти, в дверях показался незнакомый пожилой человек с остатками пены для бритья на подбородке. Так их встретил новый директор и композитор Жорж Орик. «Папа узнал, что планы театра изменились, и вместо «Трех мушкетеров» ему надлежит поставить какой-нибудь одноактный балет на музыку «Хроматических вариаций» Жоржа Бизе. Можно представить, что в этот момент испытал папа. Не дав директору никакого ответа, он взял время для размышления над столь неожиданным предложением», - пишет Н. Бурмейстер- Чайковская. Как жаль, что намерение поставить «Трёх мушкетёров» так и не было осуществлено, как не был осуществлен и другой проект, намеченный Бурмейстером незадолго до смерти - постановка для Музыкального театра «Спящей красавицы». Этого балета нет в репертуаре театра до сих пор!
Через несколько дней Бурмейстеру передают ещё одно пожелание театра, вызвавшее у него шок. Возмущенный хореограф записывает в своём дневнике: «Неожиданный звонок из Оперы. Вызывает меня Фабр-Лебре. Кабинет Фабра в одном коридоре с Ориком. Беседа. Оказалось, что сюжета в новом балете не нужно, а просто только танцевать?!!! Впечатление, что передо мною директор Оперы, хотя он два раза бегал к Орику согласовывать вопросы. Плохое впечатление. Ответа не даю. Сдерживаюсь. Почему Орик, дав на все разрешение, сейчас меня не принимает? Меняется весь план спектакля – без руководителя… Возмущён страшно».
Однако балетмейстер и в таких обстоятельствах остаётся верен себе: «Я не умею ставить бессюжетных спектаклей, поэтому своему «Балету в белом», исходя из характера музыки, я стремился придать сюжетную основу. Она - в мечтаниях художника, поэта, музыканта – всё равно. Образы, возникающие в его воображении, материализуются на миг и снова исчезают, оставляя в его душе тот импульс, который потом претворится в стихи, мелодию или картину».
Sur un theme ( дословно с французского - «на тему») – такое название балет имел в Гранд-Опера (отсюда русскоязычное название «Вариации на одну тему», или просто «Вариации»). Главные партии на премьере в Парижской опере танцевали три состава. Это - Флеминг Флиндт, известный как постановщик балета «Урок», входившего в репертуарную афишу Большого театра, который танцевал в паре с Жозетт Амиель, а также Атилио Лабис с Клод Бесси и Жан-Поль Андриани с Клер Мотт.
«Балет «Вариации на тему…» не имеет сюжета. Тем не менее, Бурмейстер пронизал его нежностью человеческих чувств, которыми ему удалось увлечь и солистов, и весь ансамбль», - писала в те дни парижская «Комба». А газета «Юманите» 20 июля замечала: «Каждый жест в балете говорит за себя, каждое па, каждое положение создают рисунок и при падении занавеса видно, что если никакой истории по-настоящему не было рассказано, что это поэма о любви».
«Поэмой о любви» называла балет не только парижская пресса. По воспоминаниям современников, так называл его и сам Бурмейстер, отчего на просторах Интернета уже в наши дни зародилась легенда о ещё одном балете, будто бы созданном Бурмейстером в Париже под таким названием.
«Поэмой любви», в полном соответствии с задумкой балетмейстера, балет смотрится и сегодня. Перед современным зрителем на сцене предстает совсем не бессюжетная абстракция, какой немало, к сожалению, в репертуаре балетных театров сегодня, а романтическая история. По диагонали сцены, словно Альберт из «Жизели», закутанный в плащ, выходит романтический юноша, которого, как Поэта в фокинской «Шопениане» обступают фантастические белотюниковые видения, погружая в фантастическую грёзу. Одна из дев, с ниткой жемчуга на шее, как Сильфида Тальони, увлекает мечтателя больше других, и с ней он танцует изумительной красоты чисто классический дуэт, поставленный Бурмейстером очень музыкально и выразительно.
Как и Фокин, задумывая свою «Шопениану», в «Вариациях» Бурмейстер вспоминает о романтическом белотюниковом балете XIX века. Здесь много реминисценций из «Сильфиды», «Жизели». Французские критики, вспоминая поставленное незадолго до этого в Парижской Опере хореографом «Лебединое озеро», естественно, видели в балете отсылки и к его лебединым сценам.
Маргарите Дроздовой – одной из балерин Бурмейстера, танцевавших когда-то на сцене «Стасика» ( этот балет был перенесен на сцену Музыкального театра в 1964 году), - удалось как постановщику спектакля воссоздать ту романтическую атмосферу, в которую погружал зрителя Бурмейстер в Парижской опере больше полувека тому назад. В её постановке насмотренный зритель ретроспективно обнаружит те детали, которые позаимствовал у Бурмейстера, например, Пьер Лакотт для «реконструкции» в Парижской опере своей тальонивской «Сильфиды» почти десятилетия спустя.
Танцевавшие на премьере главные партии Денис Дмитриев и Ксения Шевцова в своих ролях тоже тонко прочувствовали эту завораживающую романтическую атмосферу. Мягкий, внутренне наполненный танец Дениса Дмитриева, его романтический облик, полеты и поддержки создавали на сцене хореографические образы мечтательного поэта, а исполненный грации и лёгкости танец Ксении Шевцовой напоминал о романтической природе дарования этой утонченной балерины и о необыкновенно широком спектре её возможностей.
Остаётся добавить то, что показанные в третьем отделении вечера дуэты, в основном повторяли то, что мы уже видели на Гала-концерте, отрывавшем в «Стасике» сезон. Незабываемые впечатления, как и тогда, удалось произвести Оксане Кардаш и Ивану Михалёву, превосходно исполнившим номер под названием «Таис» из балета Ролана Пети «Моя Павлова», а также дуэт из балета «Радио и Джульетта» Эдварда Клюга на музыку группы «Radiohead». Венчал же программу тот самый сюрприз от Лорана Илера, о котором я сказано выше. Общее впечатление от вечер а - самое радужное. Стараниями французского балетмейстера балетная труппа театра и его премьеры хорошеют на глазах. Качество танца становится на порядок выше, что свидетельствует о том, что с художественным руководителем балета театру явно повезло!
