Поразительные люди концентрировались здесь: медсестра Пелагея, сменившая имя на более благозвучное (по ее мнению) Полина, шофер Владимир, официантка Надя, нечистая на руку домработница Анна, вор Борис, чета заслуженных большевиков Радченко... Пелагея и Анна были родом из одной деревни, в процессе изредка вспыхивавших ссор Пелагея корила односельчанку: та, выражаясь детским языком, была предательница, открыла гитлеровцам местонахождение партизан в лесу. Но когда наведывался с проверкой (а было кого проверять) участковый Николай Захарович, о подлом доносе Анны Пелагея помалкивала.
Фармаколог Лидия Александровна Румянцева, о ней я поведу речь, маленькая, пухленькая, востроносенькая, с высокой халой волос на макушке, ютилась в пятиметровой комнатушке для прислуги (квартира располагалась в старом доходном доме). Сюда приходил к ней стеснительный друг — греческий коммунист, бежавший от преследований из своей страны, Лидия Александровна называла его на русский манер Василичкой. Он навещал ее раз в неделю или раз в две, у него была сбежавшая вместе с ним из Греции семья. Мне Василичка подарил редкую советскую почтовую марку с портретом Манолиса Глезоса, якобы изъятую из продажи в СССР: якобы греческая военная хунта пригрозила выпустить в ответ почтовую марку с портретом Троцкого, Берии или другого нашего государственного преступника.
Не знаю, как осуществляла и проявляла себя Лида на службе, а в нерабочее время выступала неутомимым пропагандистом марксистско-ленинских идей. С газетой «Правда», на кухне, где после трудового дня хлопотали аполитичные обыватели, читала вслух передовицы , подробно их комментируя. Если кто-то, не выдержав, удалялся в свои пенаты, Лидия Александровна без колебаний и ложной щепетильности следовала за ним, продолжая на ходу разъяснять политику партии. Если жертва пыталась уединиться в ванной и не запиралась на шпингалет, Лида вставала рядом с раковиной и читала. Если кто-то застревал надолго в уборной, Лида читала, стоя под дверью. Если ее неделикатно обрывали и советовали выйти на улицу и посмотреть, как претворяется на деле всемирно историческое учение, Лида начинала рыдать. Всамделишными крупными слезами.
— Мы, коммунисты, боремся за справедливость во всем мире, за торжество ленинских идеалов! — всхлипывала она. — Мы — знаменосцы великих свершений!
Пыл ее подугас, когда набрало обороты грянувшее после ХХ съезда КПСС разоблачение культа Сталина. Лида вынесла на помойку его собрание сочинений. А вскоре не стало Василички. Его сменил хмурый вдовец, почти тезка грека — Василий Дмитриевич, с ним Лида познакомилась в туристическом походе. Однако приверженность идеалам равенства, братства, социальной справедливости не исчезла.
Освободилась комната семейной четы Радченко, им предоставили отдельную «однушку». Напрасно моя мама и Пелагея убеждали Лиду обратиться в райисполком с просьбой улучшить жилищные условия, Лида слышать не хотела: «Не имею права жить лучше других, у страны масса нерешенных проблем!» Мама и Пелагея, без ведома Лиды, от ее имени, подали заявление в исполком. Лида рыдала, получив ордер: «Вы меня оскорбили! Не нужны хоромы!»
Старожилы коммуналки мало-помалу рассредоточивались по другим адресам, но связь между собой не теряли. Доходили слухи: Лида ударилась в мистику, превратилась в фанатичную последовательницу Христа, выступала популяризатором постулата бессмертия души (и явления призраков народу). Яро приверженная заветам атеиста Ленина пропагандистка стала до трогательности религиозной.
Лида позвонила и в течение часа рассказывала: — Мне, Андрюша, два месяца назад исполнилось семьдесят, старости не чувствую. Денег получаю с гулькин нос, а хватает и даже остается. Весь прошлый месяц по гуманитарной помощи кормили американцы, в этом месяце получила пропуска на французские обеды. И так много дают, я не съедаю, с собой уношу. Мне не надо, я сыта, недужные, едут со всей страны, я ведь председатель комитета помощи онкологическим больным. Только если отбываю надолго, вот, в прошлом году, дали бесплатную путевку на месяц в санаторий, тогда ключи оставляю соседям, могли пользоваться моей квартирой. Соседка хранит у меня на балконе два мешка сухарей, говорит: если наступят трудные времена, будем с хлебом. Она хотела мне на день рождения десять рублей подарить, я не взяла, мы же соседи, всегда друг друга выручаем, она была недовольна, что я не успела заранее ко дню рождения подготовиться, гости стали приходить, а я бегала в халатике, и еще была недовольна, что я накрыла два стола: один — картошечка, капустка, огурчики, а другой — жирное: салаты, селедочка, сало, колбаса, так эти, из-за второго стола, зашумели: тоже картошки хотим с селедочкой. Я думала: вообще не успею накрыть, гости с утра стали собираться, хотя я приглашала на пять вечера. Из других городов приехали, им куда деваться, не бродить же по городу, они сразу ко мне… Ну, и очень хорошо, принесли от соседей столы, стулья, пока все расставили, как раз к пяти успели. Даже одна старушка приехала, девяносто лет, ей недавно операцию на глаз сделали, ее ко мне привезла старшая дочь, а от меня забрала младшая, и глаз вполне ничего, она даже телеграммы сумела прочитать, которые я получила. А на другой день еще гости, опоздавшие, из другого города, с ними посидела, они помогли столы и стулья назад к соседям отнести. Два дня, получилось, отмечали.
А до этого ездила в Киев, к Дронову, ученый, который должен был баллотироваться в президенты Украины, но его не пустили, побоялись, он открыл пять способов сохранения здоровья, пишет Ельцину, Бурбулису, они его не принимают, недавно у него побывал посланник Вселенной, робот, он не сразу понял, что это робот, он ничем от людей не отличается, только голос механический и не ест ничего. Дронов уже много лет разговаривал по телефону с этим роботом, то есть не с роботом, а с тем, за кого этот робот себя выдал, Саша с Дальнего Востока, и вдруг этот Саша звонит ему с вокзала и говорит, что приехал, и Дронов его пригласил, а от вокзала к нему не меньше получаса добираться, и тут, буквально через пять минут, звонок в дверь, и стоит на пороге этот самый Саша, ну, он пригласил его войти, предложил поесть, а Саша отвечает: «Мы ничего не едим». Жена Дронова все же приготовила молочную лапшу, он поест и после каждой ложки бежит в туалет, освобождается. А потом стали ложиться спать. И этот Саша говорит: мы не раздеваемся. Ну, они его отвели в отдельную комнатку, сам Дронов лег и уснул, а жена рассказывает: телефон в той комнате, где лег этот Саша, зазвонил. И вдруг он сам входит — сквозь закрытую дверь! — и говорит: вашего мужа к телефону, звонит мой отец. И муж мой, не просыпаясь, идет вслед за ним — тоже через закрытую дверь! — в ту комнату и разговаривает. И точно, это звонит Сашин отец с Дальнего Востока и говорит, что Саша скоро, через несколько дней приедет, а Дронов спросонья: «Да он уже здесь». И прикусил язык, потому что отец спрашивает: «Как он может быть у вас, если еще не выезжал?» Очень интересный человек этот Дронов. Дал мне свои труды, чтобы я их размножала. Книжечка его стоит три рубля, я на ксероксе размножила, получилось по девяносто копеек.
Приезжал итальянец, которому явилась Дева Мария. Мне повезло, раздобыла билет на встречу с ним в «Лужниках», а потом мальчик, который дал мне этот билет, меня окликнул и дает еще один билет. Я была оба раза. Правда, из-за встреч с итальянцем пропустила занятия по Библии в церкви, но итальянца надо было посмотреть. А тут иду в метро, вижу объявление: желающие примкнуть к Ордену Девы Марии — приезжайте по такому-то адресу. Ну, я сразу и поехала. Обычная квартира, в обычном доме, сперва никого не было пришли люди, говорили о третьем послании Девы Марии.
А еще приехала ко мне Надя из Сибири. Она всегда у меня останавливается. Привезла в подарок чайный сервиз, а я говорю: мне не нужно, у меня все есть. Я, правда, соседке одолжила девять чашек, уже давно, она их все побила, у нее дети, ей чашек не хватает, ну, я ей звоню, говорю: вам нужен сервиз, еще по старой цене, всего за пятьсот рублей? Она сразу прибежала, забрала. Ну хоть бы мне предложила эти самые девять чашек, которые разбитые, нет, унесла всю коробку. А я ничего не продаю, ни за что деньги не беру, и удивительно получается: все, что отдаешь, к тебе возвращается. Пришел сосед, предлагает радиоприемник за пятьдесят рублей, а у меня денег таких нет, я и говорю: денег нет, а есть четвертинка водки. Он обрадовался, оставил приемник и с водкой ушел. Так что у меня теперь приемник и два телевизора. Мой телевизор портиться стал, что-то с кинескопом. Я в мастерскую отвезла. Полгода они ничего не делали, я уж решила: на запчасти разворовали, звоню и говорю: у меня день рождения, 70 лет, подарите мне мой телевизор. И что ты думаешь? Ну, конечно, не к дню рождения, а позже, везут. С тем же кинескопом, но три лампочки заменили. А пока он в мастерской был, соседи мне свой сломанный притащили, говорят: у нас его держать негде, а у тебя на то место, где твой стоял, как раз поставим. Теперь и мой собственный вернулся.
На кладбище езжу и в крематорий. К Василию Дмитриевичу. И к Василичке. Помнишь, грек ко мне приходил?
Записано 25 апреля 1992 года, а звонила Лида 22 апреля.
