“Я не участвую в войне, она участвует во мне”

Орденоносец и лауреат всех отечественных кинопремий, блистательный режиссер, оператор, сценарист, актер и композитор в одном лице показал войну, которую он видел. Его не интересовали батальные сцены, а лишь люди на войне.


Мы встретились с режиссером в воинской части в Ватутинках, в 449-м отдельном салютном дивизионе, где он принимал участие в учениях. Бывший фронтовик-минометчик Петр Тодоровский среди грохота и дыма чувствовал себя как рыба в воде. За плечами Петра Тодоровского — Саратовское пехотное училище, война и пять лет службы в затерянных среди лесов гарнизонах.  

— Армия дала такой навык, который остался на всю жизнь, — рассказывал режиссер. — Я могу варить, шить, подшивать, гладить, все, что должен был делать солдатик сам. Для меня важно, чтобы вещи были на своих местах. Чтобы я мог в темноте протянуть руку и взять все, что мне нужно.  

На кухне воинской части бывалый солдат Петр Тодоровский, облачившись в халат и белый колпак, давал поварам мастер-класс: готовил по всем правилам гречневую кашу. Именитый режиссер признался: самым любимым блюдом до сих пор остается гречневая каша с брынзой. В его памяти остался голодомор, который семья пережила на Украине в 1933 году, когда приходилось заваривать в кипятке веник.  

— В те голодные годы нас спасли заводские ребята, которые приехали из областного центра в глубинку менять лопаты, клещи, молотки на зерно и пшено. Они жили у нас в доме, однажды вернулись в дождь, уставшие, грязные, и признались: “Мы выменяли худущую корову, правда, она упала, не доходя полтора километра до деревни. У нас нет сил ее тащить, если хотите — попробуйте довести ее сами”. Мы с мамой, братом и сестрой побежали в ночь, нашли ее лежащей на дороге. С помощью веревок мы с большим трудом подняли буренку. Мать стояла на коленях, умоляла: “Манька, Манька, шагай”. Я, пацан, помогал переставлять ей ноги, сестра и брат поддерживали корову с боков. После того как мы довели ее до сарая, я помчался к реке, стал разгребать лед и выдергивать из земли жухлую травку. В общем, мы спасли буренку, а она спасла нас. Манька оказалась замечательной коровой. Молока давала столько, что мы даже купили сепаратор, стали делать масло.  

Сидя в казарме воинской части в Ватутинках, режиссер вспоминал первый день войны:  

— Это было воскресенье, мы играли в футбол. Возвращаясь со стадиона, на центральной площади заметили большое скопление людей. До нас донеслось: “война”. Дома застал рыдающую мать: старший брат служил в армии, на границе. Долгое время мы ничего о нем не знали, да и самим вскоре пришлось бежать: немцы выбросили десант в ста километрах от нашего городка Бобринец Кировоградской области.  

Покинув Украину, 16-летний Петр Тодоровский с семьей перебрался в Сталинград, где работал с 60-летним отцом на электростанции, которая давала основное освещение городу. Приходили эшелоны, и они разгружали по 12 часов уголь. Фашисты наступали, и в ноябре 41-го семье снова пришлось бежать в глубь страны.  

— Я помню, по обледеневшему трапу мы грузились на металлическую баржу, а кругом рвались снаряды. Чудом мы добрались до Камышина, сели в товарный поезд и после долгих скитаний поселились в заброшенной деревушке Шишке посреди голой степи.  

Два года до армии Петр отработал в колхозе. В деревне из мужиков остались председатель колхоза, сапожник с деревянной ногой и два инвалида-тракториста. О событиях тех лет мастер снял фильм “В созвездии Быка”. Режиссер показал, как проявлялись люди в нечеловеческих условиях военного времен. История стала автобиографической. В облике городского юноши Игоря легко угадывался сам режиссер. И, конечно, Тодоровский не был бы Тодоровским, если бы тонко не вплел в картину тему любви. В те годы будущий режиссер был увлечен деревенской девочкой Каей. Освоив балалайку, он играл ей сочиненные мелодии. Но песня их любви продлилась недолго. Петр успел закончить до войны 9 классов, и в 43-м его отобрали для учебы в Саратовском пехотном училище.


— Нас поселили в недостроенные казармы, стены внутри были покрыты инеем. На все помещение, где квартировали две роты, одна металлическая печка-буржуйка. Мы спали на нарах бок о бок втроем: Сережа Иванов, детдомовец Юра Никитин и я. Сверху одеял на нас накидывали шинельки, если ночью кому-то надо было встать по надобности — это была катастрофа. Но, несмотря на холод, бесконечную муштру на морозе, ежедневное взятие заснеженного оврага с условным противником, скудное питание, мы быстро адаптировались. Рядом был город Саратов. Вскоре у каждого из нас появилась любимая девочка. Чаще всего мы общались с нашими подругами через забор, целовались через железные прутья ограды. В молодости легко быть счастливым.  

Курсанту Тодоровскому выпало сказочное везение. За месяц до окончания училища их взвод — один-единственный — отправили пилить дрова для штаба Волжского военного округа.  

— Когда мы вернулись в училище, там остались один начальник и офицеры-преподаватели. А все курсанты, 3000 человек, ушли на Курскую дугу, там была мясорубка жуткая, почти все ребята пали смертью храбрых. Нас же девать было некуда. Присвоив звание младших сержантов, нас оставили в училище еще на один срок.
А через 11 месяцев, в 44-м, 19-летнего Петра Тодоровского и других курсантов военный эшелон уже вез на фронт. Об учебе в Саратовском пехотном училище, дороге на фронт и первом бое Петр Тодоровский в 1965 году расскажет в своем фильме “Верность”.  

После выпуска “на дорожку” молодым лейтенантам выдали сухой паек на месяц, который они уничтожили за две недели. Недолго думая, в июльскую жару они продали шинель и запасные сапоги. В окопе на переднем крае, на сыром песке, без шинели было зябко. Девятнадцатилетнему лейтенанту Пете Тодоровскому помог сержант Пичугов. В дальнем окопе он подвел его к привалившемуся к землянке бойцу... Добротная английская шинель убитого оказалась стараниями Пичугова на лейтенанте. Полы ее доставали Петру до самых пят. Тодоровский вспомнил примету: “Если что с убитого снимешь — сам погибнешь”. 23-летний сержант лишь рукой махнул: “Кто верит в приметы — у того и сбывается...” Сам Пичугов был необыкновенно везучим. Однажды пуля, попав ему в шапку, прошла по спирали, вытянув конусом всю вату, и вышла на макушке. Другой раз в распахнутой шинели Пичугов бежал в атаку. По пехоте немцы дали автоматными очередями: две пули прошили сержанту правую полу шинели, три — левую, самому Пичугову — ничего.  

В 93-м стрелковом полку 47-й армии 1-го Белорусского фронта ребята приняли командование взводами.  

— Помню, мы шли по полю, лежал наш солдатик, расплющенный танком, а рядом немец. Сержант сбрасывал с фрица каску, а у того черви уже съели все лицо. Так он нас, салаг, “закалял”.  

Вскоре троица неразлучных друзей распалась. Сережу Иванова из-за того, что он немного хромал, оставили в дивизии офицером связи. Сирота Юра Никитин от снайперской пули погиб в первом же бою. Напутствия же сержанта Пичугова в отношении Петра Тодоровского оказались верными. В той добротной шинели с чужого плеча лейтенант дошел до Вислы. А ранило и контузило его уже в новой одежке, выданной накануне.


— На войне все было: и бездарные командиры, и героические ребята, — продолжает рассказывать режиссер. — Помню, мы стояли в обороне, готовились к наступлению. Событием было то, что в наших окопах появились специально оборудованные ячейки, где стояли девушки-снайперы. Им нужно было выслеживать немцев, а им мешали работать — окружали, осыпали шутками.  

Режиссер, прошедший с боями от Саратова до Эльбы, знал, что первая любовь может прийти к солдатику между разрывами снарядов и обедом у полевой кухни. Ни зеленый свет сигнальных ракет, ни сырость траншей Великой Отечественной не может стать помехой большому чувству.  

Так, однажды, уже после войны, на улице, оглянувшись на знакомый голос, Петр Ефимович узнал в грубой продавщице пирожков Любу — “женщину товарища комбата”, в которую на передовой тайно были влюблены солдатики.  

Под впечатлением неожиданной встречи Петр Тодоровский в короткий срок написал сценарий фильма “Военно-полевой роман”. Запустить картину согласилась Одесская киностудия. На фильм было выделено всего 380 тысяч рублей.  

— Я читал сценарий и плакал, — признавался Николай Бурляев, сыгравший в фильме роль Саши Нетужилина. — Я понимаю, что это мое, что впервые мне жизнь предлагает мою роль. Герой Петра Тодоровского — это я. В то же время это и сам Петр Тодоровский. Образ Александра Нетужилина замкнул два наших сердца… Я расшифровал автора, что этот человек — это брат мой.  

Фильм получился светлым и чувственным, потому что все события в нем были достоверными. Режиссер помнил, как стояли с войсками в обороне на левом берегу Вислы. И проходя мимо землянки комбата, они — девятнадцатилетние солдаты — слышали, как заразительно смеялась белокурая женщина и играл патефон. На переднем крае это казалось чудом. А потом началось наступление, комбат погиб. И больше командир взвода Тодоровский эту женщину на фронте не видел, но осталась она в его памяти совершенно недосягаемой — фронтовой королевой.  

Сразу после выхода в прокат картину посмотрели 15 миллионов зрителей. Фильм собрал призы на фестивалях в Жданове, Берлине, Киеве, Вальядолиде, Сопоте, Праге и был номинирован на “Оскар-84” как лучший иностранный фильм. “Военно-полевой роман” и ныне считается одним из лучших фильмов о любви.  

После войны Тодоровский  закончил десятый класс, получил аттестат. Работая на заводе стеклотары, ходил к художнику, брал уроки рисования. В списках поступивших на операторский факультет ВГИКа он оказался последним.  

— Первый год был испытательный. Преподавателям надо было выяснить, одаренный ты человек или ты бездарный. Мне поставили “двойку” по мастерству, я был исключен, но все-таки дождался ученого совета. Помню, вышел преподаватель по оптике Паша Нагин, присел рядом и говорит: “Ну что ж, поезжай домой. А осенью привезешь портрет, пейзаж и жанровую сцену — у тебя будет переэкзаменовка”. Так я спасся.  

Закончил Петр Тодоровский операторский факультет ВГИКа с красным дипломом. А потом стал постановщиком, композитором и сценаристом собственных картин. При этом никогда не боялся правды жизни. Что еще раз доказал, взявшись в 1992 году снимать фильм “Анкор, еще анкор!”.


— Мне все время хотелось рассказать правду о своей молодости, — говорит Петр Тодоровский. — На фронте, а позже и в военных городках прошли лучшие годы моей жизни. Принимаясь за сценарий, я вспоминал знаменитые Песочные лагеря... Под одной крышей с солдатами, отгородившись плащ-накидками, жили командиры батарей и взводов. Весь наш досуг ограничивался танцами в полушубках в промерзшем помещении. В замкнутом круге гарнизонной жизни все было на виду: казарма, плац для учений, бараки, в которых жили семьи офицеров, один-единственный магазин, почта...  

И тут среди лейтенантов пошли разговоры, что командир полка привез с собой с фронта потрясающе красивую жену... Однажды полковник лежал раненый в госпитале, и за ним ухаживала молоденькая медсестра-сержант. Когда Винокуров взял ее к себе в часть, она была уже младшим лейтенантом медицинской службы и одновременно его гражданской женой. Совсем молоденькая женщина сидела в доме у полковника, как золотая птичка в клетке. В лучшем случае к ним приходил начальник артиллерии полка с женой. По вечерам они играли в карты. Когда нашу дивизию расформировали, я узнал, что молодая жена уехала от полковника на родину — в Пятигорск.

 Увидеть ее за все время совместной службы мы так и не смогли: дом у полковника Винокурова был обнесен высоким забором. Перечитав еще раз “Поединок” Куприна, я придумал для своего фильма историю о лейтенанте, который влюбился в молодую, красивую жену полковника.  

Название фильма пришло сразу. В процессе написания сценария Петр Ефимович сочинял и музыку к фильму. В одну папку ложился исписанный листок с текстом, в другую — листок с нотами. Аранжировку музыки помог осуществить режиссеру композитор Игорь Кантюков.  

Для съемок выбрали самый захолустный городок, который находился около деревни Назарово, между Щелковским и Ярославским шоссе. К стенам казарм подступали вековые сосны, штаб полка располагался в глинобитном бараке, все удобства были на улице.  

— Когда мы зашли в малюсенький магазинчик купить колбасы, продавщица нас спросила: “А вы записывались?” — рассказывает режиссер. — Оказывается, они заказывают продукты в расчете на количество людей, живущих в гарнизоне. Мы подружились с командиром части, офицерами и их женами. Молодые женщины, держа на руках детей, проклинали на все лады гарнизонную жизнь...  

— Артиста на роль “своего” полковника я подбирал долго, — рассказывает Петр Тодоровский. — Он запомнился мне гигантом: под два метра ростом, с достоинством, хорошими манерами. Он разъезжал по части на шикарном “Виллисе”, который ему подарил американский командир дивизии при встрече на Эльбе. Командир полка казался мне тогда старым, а ему было-то всего лет сорок, не больше. Я изменил ему в фильме фамилию — полковник Винокуров стал Виноградовым.  

Сначала на роль командира полка я хотел пригласить Кирилла Лаврова, но он недотягивал по росту; потом думал о замечательном актере Петренко, но решил, что полковник Виноградов должен быть более элегантным; наконец, я увидел грустные глаза Валентина Гафта...  

“Почему у вас и командир полка, и командир дивизии — такие аморальные типы?” — часто спрашивали Тодоровского зрители в погонах на творческих встречах.  

— То, что многие офицеры привозили с войны женщин — походных жен, — было сплошь и рядом, — говорит режиссер. — Особенно военные возмущались тем фактом, что и командир дивизии, которого играет Станислав Говорухин, привез с фронта молодую жену. А это была чистая правда. Только в отличие от киношного Виноградова он оформил отношения с ней по закону — развелся со старой женой. А мой горемыка-полковник, Герой Советского Союза, оказался между молотом и наковальней. Приехала жена Тамара с двумя детьми, которую он не видел четыре года, отвык от нее, а любит-то он молодую... А тут еще ничтожный смершевец, тыловая крыса, оказывается главнее боевого полковника, командира части. Разрубить этот узел мог только выстрел в висок.


— Жену командира полка, которая может влюбиться в лейтенантика, я представлял себе очень хорошо, — продолжает рассказывать режиссер. — Я подумал, что на эту роль должна подойти Ирина Розанова, которая замечательно сыграла у меня в “Интердевочке” одну из проституток. И не ошибся. Ирина согласилась сниматься не раздумывая. Я сохранил героине Розановой ее настоящее имя. Молоденькую медсестру на самом деле звали Люба.  

Когда я сказал Ирине, что на роль лейтенанта Полетаева хочу пригласить Евгения Миронова, она ахнула: “Петр Ефимович, он же совсем мальчишка, а у нас в фильме постельные сцены...” Розанова очень сомневалась. Я посмотрел еще раз фильм “Любовь”, где Женя играл главную роль, и убедился в своей правоте: передо мной — замечательный актер. Я позвал Миронова, говорю: “Ирина тебя стесняется”. Он пришел на репетицию, распахнул дверь, не раздеваясь подошел к Ирине, поцеловал ее в губы... Молодчина: Миронов сразу проявил свое мужское начало, дал Розановой знать, что она ему нравится, что все будет замечательно.  

А вот у лейтенанта Полетаева в фильме много было от самого Петра Тодоровского. Сразу после войны будущему режиссеру в далеком немецком городке, где он был назначен комендантом, пришлось осваивать аккордеон.  

— Пришел ко мне ординарец: “Товарищ лейтенант, вы все время что-то насвистываете. Я вам гармошку нашел, может быть, попробуете...” — рассказывает Петр Ефимович. — И вытаскивает огромный 120-басовый аккордеон. Я, честно говоря, видел этот чудо-инструмент только в кинофильме “Тимур и его команда”. Сел, потихоньку подобрал правой рукой песню “На позиции девушка...”, потом левой нащупал нужные басы. Тот фронтовой аккордеон у меня до сих пор на даче хранится...  

Когда я писал сценарий, подумал, что жена полковника Виноградова, которая не выходила из дома, и молодой лейтенант, не имеющий доступа в апартаменты высокого начальника, могли познакомиться в хоре. Смотры полковой, дивизионной, корпусной художественной самодеятельности объявлялись постоянно. Поступал приказ: “петь, плясать, декларировать” — и в клубе военного городка собирались все от мала до велика. Каждое выступление тогда начиналось с песни о Сталине.  

На Север я “отправил” лейтенанта Полетаева тоже не случайно. В свое время я сам ездил в комариный край от Московского военного округа заготавливать дрова. Лес валила дивизия пленных немцев. Я пробыл там три месяца... Полковник по тем временам имел право выслать его куда угодно.  

“А если Аня Крюкова жива, представляешь, какой скандал будет?!” — ужаснулся после премьеры фильма журналист Юрий Григорьев, с которым режиссер вместе служил в тех самых Песочных лагерях. Он прекрасно помнил мадам Крюкову, которая ради продвижения мужа по службе спала с вышестоящим начальством.  

Многие офицеры дивизии, вернувшись из Германии, из первого же отпуска привезли в лагеря молодых жен. Аня оказалась в их числе. Она была старше лейтенантов лет на пять, а ее муж имел звание капитана. Все знали о похождениях Ани Крюковой — не догадывался только ее муж. С дальних стрельбищ он приносил ей цветы...  

— Елена Яковлева очень точно сыграла Аню Крюкову — именно так, как я ее себе и представлял, — говорит Петр Тодоровский. — Лена сразу почувствовала, что у нее весьма выигрышная роль. У ее героини был яркий характер, актрисе было что играть.  

Машинистка из спецотдела армии, известного как Смерш, тоже была взята режиссером из жизни. Молоденький лейтенант Петр Тодоровский испытал на себе домогательства развратной дамы.  

— Возвращаясь с учений, я проходил мимо землянки, где жила маленькая, с оплывшими боками машинистка спецотдела, — рассказывает режиссер. — Она вырастала на моем пути как будто из-под земли и настойчиво зазывала меня в гости. Я был командиром взвода, говорил ей, что с утра до вечера загружен работой... Однажды она пришла в клуб и увидела, что я танцую с девушкой, — я подумал: “Все, плохи мои дела”. Смершевцев все страшно боялись. Они могли на любого из дивизии написать донос. Но мне повезло: машинистка переключилась на кого-то другого... Из разговоров я знал, что она нередко, воспользовавшись пьяным состоянием офицеров, затаскивала их к себе в землянку и фактически насиловала. Именно так поступила срисованная с нее героиня фильма с сержантом Серебряным. Когда он постарался забыть о неприятном визите, она ему пригрозила: “Сегодня ты придешь ко мне и на всю ночь... Или больше не придешь ни к кому никогда”.  

По навету машинистки особого отдела сержант, прошедший всю войну, получил восемь лет лагерей.


Пили по-черному в армии из-за оскорбительного несоответствия мечты и реальности, из-за невозможности что-нибудь изменить. Гвардии капитан Лиховол пил по иной причине. Он, как и многие герои в фильме, имел реальный прототип.  

— К нам в часть в Германию после войны пришел высокий, худой капитан Новиков, — рассказывает режиссер. — У него всегда был “железный” пробор, начищенные до зеркального блеска сапоги. Никто о нем ничего не знал: мы жили в части, а он — в городке. Вдруг ночью по тревоге в феврале 47-го нас подняли и приказали срочно грузиться в эшелон. Вся наша батарея оказалась в одном вагоне. Ординарец капитана Новикова двумя плащ-накидками отгородил для него в углу вторую полку. Едем, вдруг ночью слышим: кто-то запел дурным голосом. От Новикова мы лишнего слова никогда не слышали — молчаливый он был страшно, — а тут вдруг... Мы не заметили, как ординарец подал капитану с вечера на вторую полку бочонок с вином. Он спустился к нам, мы разговорились. Выяснилось, что капитан — замечательный человек. На фронте под Ленинградом он получил тяжелейшее ранение. Ему сделали операцию и чудом вывезли в Нарьян-Мар. На Севере в больнице ему ломали неправильно сросшуюся шейку бедра... Видя, что офицер не может спать от жутких болей, медсестра стала давать ему наркотики. Ей приходилось доставать их тайком из кабинета главврача. Когда наркотики закончились, медсестра начала приносить ему самогоночку и спирт. Пристрастившись к спиртному, капитан Новиков стал запойным алкоголиком.  

Будучи трезвым, капитан рассказывал нам поучительные истории; был он человеком образованным и начитанным, прекрасно играл на губной гармошке.

 
На месте, в Песочных лагерях, он уходил в запой на 10—15 дней, потом не брал в рот спиртного месяца два, и все повторялось. Когда капитан напивался, он садился писать письма. Одно письмо он адресовывал Кире Петровне — медсестре, которая ухаживала за ним в Ленинграде; другое — Антонине Трофимовне из Нарьян-Мара, которая воровала для него морфий. В тот момент он действительно хотел их видеть рядом...  

Утром, протрезвев, спрашивал у лейтенанта, с которым делил комнатку: “Я письма писал? В штаб полка относил?..” Все привыкли, что Новиков ни свет ни заря в шинели на голое тело вскакивал в седло и мчался догонять посыльного. Почта была в 35 километрах от нашего военного городка, в шесть утра из штаба забирал ее дежурный на лошадке... Это правдивая и очень больная история.  

В фильме фамилию гвардии капитан, которого замечательно сыграл Владимир Ильин, получил в память о командире роты Саратовского военно-пехотного училища, где учился Петр Тодоровский.  

— Бывало, командир роты Лиховол поднимал нас по тревоге в два ночи, — вспоминает режиссер. — Показывал на овраг в трехстах метрах от казармы, объявлял, что на другой его стороне стоят немцы, мы бежали по пояс в снегу в лобовую атаку... Возвращались в 4 утра мокрые, замерзшие, вымотанные до предела. Я подумал, что моему капитану в фильме вполне могла бы подойти фамилия Лиховол.  

Фильм “Анкор, еще анкор!” получил приз “Ника” Российской академии киноискусств, его признали лучшим игровым фильмом 1992 года. Петру Тодоровскому шли и шли письма.  

— В основном были лестные отзывы о картине, — рассказывает режиссер. — Писали и те, кто служил в военных городках, и те, кто уже вышел на пенсию. Благодарили за правду о той армии, о том времени. Но были и ругательные послания. Мне писали: “Ты оболгал нашу армию, ты замарал честь офицера!..” Однажды на одной из телепередач офицер, сидящий в зале, задал мне вопрос: “Где вы видели такой военный городок, что у вас в фильме?! Это все неправда, просто высосано из пальца”. Я ему ответил: “Я сам служил в трех таких городках: в Песочном и двух под Брянском. Все мои герои мне очень близки. Я вместе с ними жил в таких же военных городках, так же пьянствовал, в угаре маршировал ночью на плацу... Я ничего не придумал”.  

— Военных можно было понять, — говорит Тодоровский. — 70 лет о нашей армии слова плохого нельзя было сказать — вся правда тщательно скрывалась. У меня был приятель, который после премьеры сказал мне: “Фильм у тебя хороший, но второй раз я смотреть его не буду: я очень люблю нашу армию...” А ведь я снимал фильм о любви!


Долгое время у мэтра в столе хранился сценарий, основанный на реальных событиях, произошедших в конце войны. История была настолько страшная, что режиссер все время откладывал ее “на потом”. До тех пор, пока поисковики из Коломны не нашли могилу родного брата Петра Тодоровского. Илья ушел в армию сразу после школы и, как думали родные, начало войны застал на границе.  

— Мама, отец и сестра ушли из жизни, так и не узнав, где и как погиб Илья. И вот три года назад раздался звонок, и молодой парень говорит: “Петр Ефимович, я нашел место, где погиб ваш брат”. Я сел в машину, поехал в Коломну. Руководитель поисковой группы мне поведал, что они раскопали ров в Новгородской области и там обнаружили 90 тел красноармейцев. По номеру найденного ордена Красной Звезды определили, кому принадлежит награда. Так Петр Ефимович узнал, что его брат погиб 22 января 1942 года. В центральном архиве Министерства обороны в Подольске режиссер нашел маленькую фотографию Ильи. Выяснилось, что за три месяца до начала войны его направили в Киевское артиллерийское училище. Погиб он старшим лейтенантом, успев отличиться в боях.  

Фильм “Риорита”, названный по имени популярной в годы войны мелодии, был снят за 39 смен — 20 ночных и 19 дневных. Петр Тодоровский показал войну, которую он видел, но мало кто ныне знает.  

— Я видел, как командир корпуса ночью бил командира полка, говорил, что если он не возьмет деревню, утром он его расстреляет.  

Это была правда военного времени. Как и история бывшего надзирателя лагеря для политзаключенных, который рядом с подвигом и смертью так и остался гнусным “вертухаем”. Впервые одним из главных персонажей картины Петр Тодоровский сделал отрицательного героя, которого блистательно сыграл Константин Воробьев.
Съемки проходили под Минском, где было много заброшенных полигонов.  

Чтобы происходящее на экране казалось достоверным, мастер отобрал для фильма-притчи незасвеченных, молодых актеров: Дмитрия Ульянова, Анатолия Гущина, Якова Шамшина. Не нюхавшему пороха “молодняку” режиссер рассказывал о буднях войны.  

Первоначально картина называлась “На память о пережитых страхах”. Такую надпись на подаренной фотографии оставил Петру Тодоровскому фронтовой друг Пичугов. Его фамилию он дал героям “Риориты”: отцу и троим его сыновьям.  

Церемониальный расстрел дезертира в сопровождении духового оркестра; изнасилование немки; размазывание головы негодяя о кирпичную кладку — все эти сцены режиссер наблюдал в своей фронтовой жизни.  

Снимая фильм, Петр Ефимович погружался в воспоминаниях в свою молодость, где не раз оказывался на краю жизни и смерти, где бойцы и медсестрички были беззащитны перед силой любви.  

В “Риорите” Тодоровскому удалось приоткрыть новую страничку в летописи Великой Отечественной войны. Но не все желали видеть изнанку фронтовых будней. Были те, кто окрестил картину неполиткорректной.  

— Очень много было у этого фильма противников, в основном среди ветеранов, которые ухитрились, совершив подвиг, дожив до наших дней, скрыть от себя эту правду, — говорит Валерий Тодоровский.  

Премьера фильма “Риорита” прошла в Доме кино. После просмотра картины зрители приветствовали режиссера стоя. Петру Тодоровскому в фильме удалось ответить на главный вопрос: отчего неисчислимо гибли на той войне? Оказалось, не только от вражеских пуль… Фильм оказался актуальным и в наше время.  

Как поэт Левитанский, режиссер Петр Тодоровский мог бы сказать: “Я не участвую в войне — она участвует во мне”. Для него это тема бесконечная. Потому что на фронте как нигде проверяется человек. В окопах нельзя скрыться, нельзя обмануть, нельзя подставить вместо себя другого. Это очень честная, откровенная и нелегкая тема.  

Самым любимым, дорогим и ожидаемым праздником для мэтра остается 9 мая. В этот день судьба подарила ему сына. На этот день выпала Великая Победа.  

— Мысленно я переношусь в 45-й год. Тогда 8 мая наша 47-я армия вышла с боями на Эльбу. После ожесточенных боев, рева самолетов и грохота артиллерии вдруг наступила тишина… Бойцы услышали пение птиц. Река была уже не “водной преградой”, а холм — не “высота”, которую надо занять любой ценой. Повалившись в молодую изумрудную траву, мы скинули грязные портянки, завшивленные телогрейки. На руку моему другу села бабочка, и только тогда я окончательно осознал: войне конец!  

Об этих первых, счастливых послевоенных днях рассказал в 1970 году Марлен Хуциев в фильме “Был месяц май”, где Петр Тодоровский сыграл главную роль старшего лейтенанта Яковенко.  

В загородном доме у Петра Ефимовича, в “красном” углу, на полке рядом с иконкой стоит фотография любимого брата Илюши, около которой круглосуточно горит свеча.
Так у мамы режиссера, с того момента, как Петра забрали в военное училище, во дворе под навесом все время горела плошка с паклей, пропитанная смазкой. Розалия Цалевна Островская постоянно ходила на станцию, в краевой центр, брала новый пучок пакли и поддерживала огонь. Петр Ефимович уверен, что мамина любовь и ее оберег спасли ему жизнь.