Пять слонов: “Преступление и наказание”, “Идиот”, “Подросток”, “Бесы” и “Братья Карамазовы”. На перевод ушло 20 лет. “Всякий духовный опыт дает возможность относиться друг к другу лучше. А не уничтожать друг друга. И язык — очень действенное средство…” Чтобы говорить сейчас такие слова, чтобы иметь такой светлый и четкий духовный стержень внутри, Светлана Гайер прожила долгую, трудную жизнь. По рождению украинка, она в 15 лет двое суток подряд слушала выстрелы из Бабьего Яра, где в числе тех тысяч были расстреляны ее лучшая подруга со своей матерью. “Это не стало прошлым. Мне сейчас, когда я говорю об этом, так же больно, как 60 лет назад”. А потом из заключения вернулся отец Светланы — “с дырой в желудке”. Мать работала уборщицей, а 15-летняя Светлана одна ухаживала за ним целое лето. Потом он скончался от последствий пыток.
Из оккупированного Киева Светлана с матерью навсегда уехали в Германию. Такой простой ответ на тысячу вопросов, близких к столь актуальной сегодня теме национализма: “Я не могу связывать человека и народ, в котором он родился. Гитлер — это не Гете, не Шиллер, не Томас Манн”. До сих пор она благодарна Германии: “Я была уроженкой страны, которая с Германией воюет и которой Германия ощутимо проигрывает…” Но благодаря ее невероятному таланту к языку она получает стипендию имени Гумбольдта, учится в университете, потом идет преподавать и до сих пор занимается переводами.
Фильм снят очень просто, но за этой простотой стоят и тяжелая работа, и внутреннее душевное движение режиссера с русскими корнями Вадима Ендрейко. Снежно-седые волосы, как будто светом окружающие голову этой старой женщины. Сухие руки, глубокий взгляд. Уютная кухонька, аккуратная комнатка, где на столе у окна — печатная машинка. Две старушки — Светлана Гайер и ее подруга, обе охваченные светом от окна. Одна диктует, вторая печатает. Медленно, вдумчиво, трепетно относясь к каждому слову.
— По-русски нельзя сказать “я имею счет в банке”. “У меня есть счет в банке”, “у меня есть чашка”. И сразу теряется независимость. Я теряю все — только оттого, что у меня есть чашка. По-русски слово “милость” — нежное “м”, долгое “и”, мягкое “л”... А в немецком “gnade” звучит как упругий матрас. Перевод не дается безнаказанно, он — томление по недостижимому оригиналу… Достоевский писал, что главная особенность человека — тяга к свободе. Мы можем все оправдать гуманной целью. Но нет такой цели, которая бы оправдала преступление…
Камера аккуратно следует за Светланой Гайер всюду: на кухню, куда иногда съезжаются ее многочисленные дети и внуки, на рынок, где в плетеную корзину она складывает покупки. Наконец, на Украину… “У меня не было причины приезжать сюда эти годы”. Старая, сгорбленная женщина в платке под руку со своей внучкой идет по засыпанному снегом кладбищу — здесь похоронен отец, по Киеву — здесь она жила. Поезд, машина, украинские поля за окном… “Милый друг, иль ты не видишь, — повторяет стихи Владимира Соловьева ее голос за кадром, — что все видимое нами — только отблеск, только тени…”
— Я работал над фильмом 4 года, — рассказал режиссер Вадим Ендрейко, — я познакомился со Светланой, когда мне нужно было узнать кое-что о Достоевском. Мне сказали, что это знает только она. Так началась наша дружба, и я понял, что надо снимать фильм. Это тема не “секси”, получить финансирование было трудно. Но удалось. А я сам и моя жизнь изменились после того, как я познакомился с этой женщиной.
