СУД ИДЕТ.
ДЕНЬ 11-Й
ПОДСУДИМЫЙ СОРОКА
32 года, окончил Каменец-Подольское высшее инженерно-командное училище. Служил в Приднестровье, Абхазии, Чечне. Владеет навыками работы со взрывчатыми веществами на высочайшем уровне. В особом отряде в числе прочего проводил учения по минно-подрывному делу.
В четверг и пятницу на суде по делу об убийстве Дмитрия Холодова давал показания майор Александр Сорока, заместитель командира особого отряда специального назначения 45-го полка ВДВ Морозова по специальной подготовке.
Вслед за Сорокой был допрошен полковник Павел Поповских, обвиняемый в организации преступной группы.
Подсудимые прекрасно подготовились к части процесса, которая называется “свободным рассказом” — эдакое соло на заданную тему. В этом “соло” предполагаемые члены преступной группы могут поведать все, что они думают о деле, привести значительные, по их мнению, факты, оспорить доводы обвинителей и прочая. Естественно, все это согласуется с адвокатами, тщательно выверяется... Не зря Мирзаянц браво отрапортовал суду: “Я спокоен, как дельфин в воде!”
Но вот когда подсудимым начинают задавать вопросы — а право на это имеют судья, прокуроры, защита и потерпевшие, — “дельфины в воде” нередко теряют уверенность. Начинают нервничать. Процесс для них на самом деле — как минное поле, где любой неосторожный шаг, любая нестыковка может дорого стоить...
В четверг, до того как с “соло” выступил Сорока, на вопросы отвечал Константин Мирзаянц. Старался держаться выбранной линии: во всех спорных ситуациях прав только он сам. Больше того — из его долгих тюремных дум родилась версия: никакого жетона от камеры хранения у Холодова не было! Диме сразу передали дипломат. Причем виноваты в убийстве, возможно... сотрудники ФСК. Интересно, с каким чувством прочитает эти показания член редколлегии “МК” Вадим Поэгли — ведь Дима показывал ему жетон перед тем, как отправиться на Казанский вокзал...
Впрочем, что жетон, если Мирзаянц пытался выступать как бы от лица... Димы Холодова. Назвав его непрофессиональным журналистом — путал факты, бросал тень на армию, — подсудимый заявил: “Эти статьи его заставлял писать Гусев, он сам совсем не хотел их писать”. Что же, Мирзаянцу, конечно, виднее.
Но порой майор терял контроль над собой и переходил на не совсем понятный язык. “Я тебе дам по башне, получу по бакланке, но ты тогда съедешь” (оказалось, он так однажды обратился к следователю). “У меня после этого лампочку стрясло” — это о своей контузии...
Больше всего Мирзаянца раздражали вопросы о его алиби 17 октября; о фиктивных, по мнению обвинителей, “взрывных” учениях. И о следственном эксперименте, когда он виртуозно изготовил мину-дипломат. Майор гораздо увереннее поливал грязью следователей и людей, давших невыгодные для него показания, чем вносил ясность в туманные моменты.
К концу допроса Мирзаянца нельзя было назвать спокойным. Он стал сравнивать себя уже не с дельфином, а с более мелким млекопитающим: “Что я парюсь, как хомячок, в этой клетке?!”
* * *
Следующим выступал Александр Сорока. Сообщив, что “все материалы в деле были фальсифицированы или подогнаны”, он подробно рассказал об учениях по минно-подрывному делу 4 октября. Описал даже, какой водяной столб поднялся из ямы при взрыве. Но почему-то забыл, где брал доверенность на боеприпасы, кому из командиров докладывал об учениях, куда сам уехал вечером — в Москву или в Кубинку?
Но самой щекотливой темой для Сороки тоже стало алиби в день убийства. Морозов буквально два дня назад утверждал, что 17 октября он вместе с Сорокой находился в фирме “Спорт”.
У входа Морозов с Сорокой якобы встретили известную ныне певицу Аниту Цой с ребенком. Вот по поводу Аниты-то и разгорелся сыр-бор. Судья спросил Сороку: видел ли он когда-нибудь Аниту Цой “живьем”? “Нет, — ответил Сорока, — только по телевизору”.
Помогать коллеге бросился Морозов: мол, с тех пор Анита внешне сильно изменилась. Но в конце концов сошлись на том, что Сорока не помнит, был ли он с Морозовым в фирме, а Морозов — был ли с ним Сорока.
* * *
Но с наибольшим интересом все, конечно, ждали выступление полковника Поповских. Ведь именно ему вменяется организация преступной группы.
В феврале—октябре 98-го года он дал подробные показания, канва которых такова. Министр обороны Грачев с конца 93-года просил “заткнуть глотку и обломать ноги” Холодову. Дальше предложения “заняться Холодовым” поступали к Поповских от командующего ВДВ Подколзина и его зама Зуева. Тогда Поповских, внутренне противясь этой задаче, рассказал Морозову о том, что надо просто поколотить Холодова — например, нанять хулиганов, чтобы они поставили Диме “фингал” под глазом. История получила бы огласку, и это могло бы остановить министра обороны.
Вчера полковник Поповских сделал новое признание: все показания, которые он давал на эту тему, — вымысел. Он “начал выдумывать то, чему не последовало бы никакого подтверждения”, намеренно путал факты, специально ссылался на события, которые в указанное им время просто не могли произойти. Зачем же это понадобилось Поповских? Зачем он, по его выражению, “решил угодить следствию”?
Поповских объяснил это тем, что в 98-м году ему срочно понадобилась операция на щитовидной железе и для “сохранения жизни” он дал ложные показания. К тому же на Поповских, по его словам, повлияли угрозы — якобы со стороны следователей — расправиться с его сыном и перевод в камеру, где сидели “неприличные люди”.
В общем, обвинение в адрес Поповских, по мнению полковника, “одни домыслы и вымыслы”.
Вчера Павел Поповских продолжал жаловаться на здоровье и на слабую память. Не совсем, правда, понятно, как начальник разведки ВДВ при “слабой памяти” мог в 98-м году строить свои показания “от противного” — ведь для создания “ложной версии” ему нужно было помнить все реальные факты...
Под конец пятничного допроса Поповских полностью отрицал контакты по “делу Холодова” с Грачевым. И высказал свое мнение о публикациях Димы и о “Московском комсомольце”: “МК” не выписываю и не люблю”. Статьи Холодова, по мнению Поповских, были “неглубокими, но слухи, сплетни, которые он излагал, иногда имели под собой основание”.
Поповских также намекнул, что вещдоки по делу Холодова были... намеренно уничтожены сотрудниками редакции! В понедельник допрос полковника со слабой памятью продолжится.
Прошедшие школу особого отряда спецназначения хорошо умеют обезвреживать мины. Но — мины боевые. Испытание на “минном поле” процесса по делу Холодова будет для них гораздо серьезнее...
