"Танец поденок"

Картина стала чемпионом проката сразу после выпуска. За год ее увидели 64 миллиона зрителей. Фильм был продан в 40 стран мира.

“В Чехии, накануне Пражской весны, картина “перешибла” все американские блокбастеры, — говорит режиссер киноленты Александр Прошкин. — Один высокопоставленный чиновник позже говорил мне, что “Холодное лето 53-го” дало надежду миллионам чехов на новую жизнь. Так что в свершившейся “бархатной революции” есть и мой кирпичик...”

Никто из съемочной группы не предполагал, что у фильма будет такой сумасшедший успех. “Я приехал на съемки с одним сценарием, — признается Александр Прошкин, — а привез совершенно иной фильм... Я думаю, картина проскочила в прокат лишь благодаря безвременью, которое тогда сложилось. Егор Яковлев, в то время редактор “Московских новостей”, попросил разрешения показать ленту ночью у себя в редакции... По Москве прокатились полуподпольные показы нашей картины. Я знаю, что “Холодное лето 53-го” нелегально крутили даже в клубе КГБ. А когда в кинотеатре “Октябрь” состоялась премьера фильма, около касс выстроилась конная милиция. Несмотря на оцепление, одну из стеклянных витрин все-таки разбили...”

Белые ночи для Берии

Первоначально режиссеру Александру Прошкину предложили снять фильм по обыкновенному детективному сценарию: банда уголовников, ограбив поезд, пытается спрятать золото в богом забытой деревне. Питерский сценарист Эдгар Дубровский назвал свой сценарий “Танец поденок” (поденки — насекомые, которые живут от нескольких секунд до нескольких дней). Шел 1987 год — люди жили по-старому, но новые веяния уже чувствовались. Режиссер решил провести параллель между своим “смутным” временем и 1953 годом, когда после смерти Сталина Берия выпустил из лагерей больше миллиона “бытовиков” и уголовников.

— Мое детство пришлось на это время, — говорит Александр Прошкин. — К нам в школу из детских колоний хлынул поток амнистированных “переростков”. Проучились они у нас недолго: через полгода снова оказались за решеткой. После амнистии специальным постановлением были упразднены “режимные” местности и паспортные ограничения. Тысячи уголовников ринулись в большие города. Я помню, какая была паника в то лето в Ленинграде: люди боялись выходить на улицы...

Одним из толчков к созданию картины послужило знакомство Александра Прошкина с Валерием Приемыховым. За полгода до съемок они встретились в Доме творчества в Пицунде. “Я в Приемыхова влюбился как в личность, — говорит режиссер. — Мне очень хотелось сделать картину, где в главной роли снялся бы Валера. И тут в руки попадает любопытный сценарий Эдгара Дубровского, где в чистом вестерне действовал главный герой — политический заключенный на поселении... Мы перенесли время действия на два года вперед, в июль 1953-го, и назвали фильм “Ближняя история”.

Сюжет, который лег в основу сценария, — вымышленный, но сотни политзаключенных в Лузге и Копалыче после выхода на экраны окончательного варианта фильма, который в итоге получил название “Холодное лето 53-го”, узнавали себя, своего брата, сослуживца. И заваливали режиссера письмами: “Как вы смогли узнать подробности моей жизни?..” Однажды после премьеры фильма в Мюнхене к Александру Прошкину подошел наш эмигрант, бывший московский адвокат, и тихо спросил: “Почему вы переврали фамилии — я это дело вел, — главный герой был не капитан, а майор...”

Высокие чиновники из МВД, прочитав сценарий, посчитали нецелесообразным выделять Прошкину из органов внутренних дел консультантов, поскольку милиционер в сценарии “был представлен в малозначительных эпизодах”.

— Я перед началом съемок встретился с одним из ветеранов МВД, — говорит режиссер. — Подполковник Гребельский был отцом моего товарища. Профессор-криминалист принимал непосредственное участие в поимке уголовников, которых выпустил Берия из лагерей после смерти Сталина. Он и стал моим консультантом. У нас в фильме должна была орудовать амнистированная группа уголовников. Мы с полковником просмотрели огромное количество материалов тех лет, к тому же он сам был прекрасным рассказчиком. Под его руководством мы досконально изучили язык уголовников, их сленг.

Снимать картину решили в лагерных краях — в Карелии. Иностранцы, посмотревшие фильм, часто спрашивали у съемочной группы: во сколько им обошлись мастерски сделанные декорации? Они не могли предположить, что подобных заброшенных деревень у нас в России — тысячи... Натуру с низким северным небом, бескрайним озером, черными домами, простоявшими столетие, нашли в ста восьмидесяти километрах от Петрозаводска — в деревне Кудема. “Съемки пришлись на период белых ночей, стояла сенокосная пора, — рассказывает нам актриса Нина Усатова. — Основная съемочная площадка располагалась на берегу озера Руга, где высился огромный, крепкий дом из вековой лиственницы с большими подвалами, с настилом, по которому в амбар заезжала телега с лошадью. Вокруг стояли разрушенные дома. Деревню можно было назвать необитаемой, если бы из соседней деревни сюда не пригоняли пасти скот”.

“Папанов просил показать ему его могилку”

Это только у Шолохова побывавшего в немецком плену летчика Соколова в “Судьбе человека” не сажают за колючку, как велит инструкция. Герой Валерия Приемыхова, которого на поселении именуют Лузгой, то бишь “шелухой”, — капитан полковой разведки, пробыл в плену всего сутки, затем бежал и получил десять лет строгого режима плюс пять лет поселений.

— Валерий имел право говорить от имени репрессированного поколения, — считает режиссер. — Его-то и как актера никто не воспринимал, настолько он достоверно выглядел. Куда бы мы ни приезжали, к нему подходили рыбаки, водители, бичи с вопросами: “Что-то мне твоя морда знакома — ты не учился... не отдыхал... не сидел?..” В нем была загадка человека, который выхлебал в жизни все беды...

— Я в Валерия влюбилась еще в “Пацанах”, — говорит Нина Усатова. — Вот, думаю, — настоящий мужик. На съемках “Холодного лета...” он был сосредоточенный, неразговорчивый, снимался, как и жил, не щадя себя. Когда ему в прошлом году вручали “Нику”, он очень тихим голосом вспоминал родственников, земляков из Амурской области: “Скоро я с вами встречусь”. У меня тогда сердце кольнуло — думаю, что это он так сказал... А в августе я узнала о его смерти.

На роль бывшего инженера Николая Павловича Старобогатова Прошкин пробовал Георгия Юматова и Вацлава Дворжецкого. Последний сам сидел и посему многое видел и знал. Но режиссер столкнулся с парадоксом: опыт и знания только мешали Дворжецкому. Так уж устроен человек, что ему все тяжелое в своей жизни свойственно романтизировать. Беседуя с людьми, отсидевшими многие годы в лагерях, Прошкин слышал не ужасы, не кошмарные воспоминая, а смешные истории... Дворжецкий тоже не хотел ни разумом, ни чувствами возвращаться в ГУЛАГ.

— В ГУЛАГе Копалычей было немало, — говорит режиссер. — Смолоду они были очень активными, это люди дела — созидатели. Режим использовал такие личности, а потом они начинали мешать системе — их ломали и уничтожали.

“Старобогатов Николай Павлович, английский шпион, инженер в прошлом, главный...” — представляет своего героя Анатолий Папанов. Копалыч — из тех мирных людей, что всю жизнь обходились словами, без кулаков. Его забрали в 39-м: “был за границей — значит, шпион...” Четырнадцать лет он провел в лагерях, и все, что смог через пятнадцать лет принести его родным Басаргин, были оставшиеся от Копалыча очки в старомодной оправе...

Сам Папанов никогда не сидел. Но однажды, во время войны, на шарикоподшипниковом заводе, где юный Анатолий работал литейщиком, кто-то украл детали. “Замели” тогда всю бригаду. Просидев в Бутырках девять суток, Анатолий понял, каково быть несвободным. “Я всю жизнь боялся, что за мной придут... Забирали одного моего товарища за другим...” — рассказывал он Александру Прошкину на съемках “Холодного лета...”.

— Это чувство — “накоротке с бедой” — и побудило Анатолия Папанова взяться за роль Копалыча, — говорит режиссер. — А ведь его упорно отговаривали от съемок в нашей картине, он играл в театре, вел курс в ГИТИСе... Папанов настаивал: “Меня эта тема очень волнует — я в ней многое могу сказать...”

— Слух о том, что у нас в картине снимается Папанов, моментально разнесся в Карелии по всей округе, — вспоминает режиссер. — Как только мы принимались устанавливать свет, к нашему полуострову начинали съезжаться со всех берегов моторные лодки. Мы орали на них в рупор: откуда могли в 1953 году в кадре появиться моторки?.. Надо сказать, что народная любовь ему на съемках сильно мешала.

— Однажды около гостиницы мы с Анатолием Папановым ждали машину, чтобы ехать на съемки, — рассказывает Нина Усатова. — Вдруг слышу разговор двух местных мужиков: “Он, точно он”. Они подошли, что-то спросили у Папанова, чтобы услышать его голос, и расплылись в улыбке: “Точно, волк...” Потом скупили в книжном киоске кипу журналов, открыток, и Папанов добрых полчаса расписывался на этой макулатуре для всей деревни.

— Мне кажется, что он предчувствовал свою смерть, — тихо говорит режиссер. — Он все время говорил: “Саша, покажи мне мою могилку...” Я горячился: “Да бросьте вы, что за шутки такие!..” Но Папанов настаивал: “Нет, ты отведи меня...” Мы шли к холмику, где в фильме был “похоронен” его герой — Копалыч. Он долго стоял над могилой, молчал, думал. О смерти он говорил как очень мудрый человек, безо всякого мистического страха.

Получилось так, что мы закончили снимать фильм на несколько дней раньше, чем планировали, и Папанов тут же засобирался домой. Перед гастролями в Риге у него выдалось три свободных дня, мы стали уговаривать его остаться, отдохнуть: рядом было потрясающее озеро, чистейший воздух... Но ему нужно было успеть пробить для студентов общежитие.

Через три дня мы получаем телеграмму из Риги: “Почему задерживаете Папанова? Он срывает гастроли...” Мы стали звонить в Москву — к телефону в квартире никто не подходит... Потом нашли его дочь, вскрыли дверь и нашли его в ванне мертвым. Разгоряченный, он встал под холодный душ, и у него случился сердечный приступ... Я до сих пор не могу избавиться от ощущения, что судьба его героя — Копалыча — стала точкой в собственной жизни Папанова.

“Больше всего я не любила черные трусы своей героини”

Единственным человеком, кто способен был пробудить интерес к жизни у политического ссыльного Басаргина, стала нелепая рыжая деревенская девочка, которая, кроме северной деревни, ничего в жизни не видела. “Это был интерес не мужчины, не человека, который долгое время жил в изоляции, — говорит режиссер. — Это был человеческий интерес. Кроме девчушки Саши, Басаргин на острове не видит больше людей. Бывшего капитана и девчонку сближает жажда впечатлений. Угасающего мужчину притягивает в Саше энергия молодого существа. Басаргин, в свою очередь, единственный человек, который способен что-то открыть девочке, рожденной в захолустье”.

Актрису на роль девочки искали долго. Ассистент режиссера с примерным описанием деревенской девчонки методично обходила вузы. В Ленинградском театральном институте ей посоветовали заглянуть на курс Додина, кто-то видел там подходящую под типаж молодую особу. “Мне показали фотографии ужасно смешной девчушки с косичками, — говорит Александр Прошкин. — И я не задумываясь пригласил ее на пробы”.

“Удивительно, но трогательный человечек Зоя Буряк в театральном институте была двоечницей, — говорит Прошкин. — Ее собирались отчислять...” “Мы сидели в институте до глубокой ночи, — говорит в свою очередь одесситка Зоя. — У меня не оставалось времени на самообразование, на чтение книг, я ни на минуту не могла остаться одна... Дошло до того, что, проучившись два года на курсе Додина, я решила уходить. И тут меня пригласили на съемки фильма”.

Роль в фильме “Холодное лето 53-го” была у Зои Буряк не первая. Еще школьницей она занималась в студии киноактера и снялась в дюжине эпизодов к фильмам Одесской киностудии. Освоиться в съемочной группе “Холодного лета...” студентке помог Анатолий Папанов. Он видел, что Зое не по себе рядом с маститыми артистами.

— А вот Валерка над Зоей все время подтрунивал, — говорит Прошкин. — У нее были довольно странные увлечения. То она учила финский язык, то, не имея слуха, распевала всякие песни. Эти трогательно-ироничные отношения, которые сложились между ними, в сущности и перешли в картину.

— Да, я на съемках фильма одно время ходила с учебником финского языка, — говорит Зоя. — Выучив какие-нибудь любопытные фразы, начинала общаться с группой на карело-финском наречии. Это всех страшно забавляло, особенно Приемыхова, в котором была бездна юмора. С ним вообще легко было общаться...

В фильме Зое не меняли цвет волос, не замазывали веснушки, не красили губы, лишь распущенные волосы забирали в косички. Для съемок ей сшили светлое ситцевое платье, черные трусы и выдали на складе потертые кожаные туфли, застегивающиеся на пуговки.

— Объемных темных трусов не могли найти ни в одном магазине, — смеется Зоя. — Сшитая в мастерской “нижняя деталь женского туалета” мне страшно не нравилась. Но художник по костюмам убедила меня, что именно эту модель “выше пупа” носили девушки в то время в деревнях. С исторической правдой пришлось смириться...

— Тяжело далась сцена погони и борьбы, когда вашу героиню Сашу пытался изнасиловать урка Витек? — спрашиваю я у Зои.

— В этом эпизоде я снималась с Сергеем Власовым, который работал в театре у Додина. Он часто приходил к нам на курс, мы хорошо знали друг друга и сцену сняли легко. А запомнился мне больше в этом эпизоде холодный ветер, который обдувал мое мокрое платье. Когда я убегала от бандита, бросалась в воду. Снимался эпизод за эпизодом. Когда злодей Власов гнался за мной по лесу, у меня должно было платье оставаться мокрым. Художник по костюмам меня все время брызгала водой. Когда во время очередного дубля она приближалась ко мне с лейкой, у меня начинали стучать зубы... Вечером в гостинице меня начало знобить, Сережа Власов принес коньяк. Но мое обложенное горло это уже не спасло, к утру поднялась температура. И сцена попытки изнасилования закончилась для меня ангиной.

В сценарии был прописан небольшой сюжет про мать с дочкой. Как только режиссер увидел Нину Усатову, роль немой Лиды стала прорисовываться, обрастать новыми штрихами.

Роль немой Лиды сначала Нину Усатову не привлекла. Когда ассистентка режиссера Прошкина принесла ей в студию сценарий картины, Нина озвучивала на киностудии “Байку” с Георгием Бурковым.

— Я прочитала сценарий, — говорит Нина Николаевна, — и почувствовала к роли отторжение... Александр Анатольевич настаивал: “Нина, прочтите еще раз сценарий, роль-то хорошая...”

— Нина Усатова тогда не была еще народной артисткой, — говорит Александр Прошкин. — Работала она в областном театре и только недавно появилась в Ленинграде. Как и Приемыхов, выглядела она очень достоверно. В ней была заложена удивительная выносливость и драма русской женщины, которая безропотно переносит все несчастья. В маленькой деревеньке, где было-то всего шесть домов, она сразу стала своей, тут же нашла общие темы для разговоров с рыбаками, бабами, которые приходили на озеро полоскать белье.

— Мои героини — тетки, которые везде свои... — говорит улыбаясь Нина Николаевна.

Осваивать язык глухонемых Усатова ездила в один из специализированных интернатов.

— Учительница Татьяна Андреевна меня вполне сносно научила говорить пальцами, — продолжает рассказывать Нина Николаевна. — Но для картины решили взять самые простые, бытовые жесты.

Кстати, после премьеры Усатову стали часто приглашать выступать в клубы при интернатах, где живут глухонемые люди. Она и для этих обездоленных людей стала “своей в доску”.

“Татуированные груди зэков — это “задницы” голубых фуражек”

Александра Прошкина до сих пор критикуют за то, что у него в фильме нет профессионально поставленных трюков. А режиссер все драки в картине специально “смазал”, чтобы сделать их грязными, неэффектными. Шайка бандитов, прорвавшаяся на остров, по замыслу режиссера, должна была представлять модель общества того времени. Прошкин стремился показать, насколько уголовная иерархия была близка к власти. Как метко заметил как-то Солженицын, “татуированные груди урок по сути были “задницами” голубых фуражек”.

В банде специально собрали разноплановых уголовников: одни попадали в лагерь отпетыми негодяями, других судьба ломала уже на нарах. У каждого уголовника в шайке была “своя” наколка, соответствующая его положению в уголовном мире.

Вора в законе — Барона — блестяще сыграл Владимир Головин. Не обошлось в банде и без “шестерки”. Роль Шурупа в фильме исполнил лихой Данька из “Неуловимых мстителей” — Виктор Косых. В Шурупе больше всего гонора, но каждый член шайки, считая “шестерку” полным ничтожеством, старается заткнуть его. Сергей Власов сыграл в банде патологического насильника, которого не уважают даже в уголовном мире.

Оказался среди мокрушников и щипачей и бывший офицер, которого перемолола лагерная мясорубка. Бандита Крюка сыграл актер киевского театра Алексей Колесник. Понимая, что хода назад нет, его герой сознательно идет на насилие. Нет в банде более жестокого человека, чем бывший военный. Став бандитом, он сам себе вынес приговор. Даже вор в законе — Барон — отшатывается от него: “Ты падаль, от тебя трупами смердит...”

— Одного из членов банды мы специально сделали бандеровцем, — рассказывает режиссер. — На “полюсе лютости”, в ГУЛАГе, украинских националистов, как и власовцев, казаков-красновцев, было немало. Оставшись один, бандеровец Муха, роль которого исполнил Завьялов, поет в фильме деревенскую песню, потому что единственное, что у него осталось святого, — это кусочек детства с воспоминаниями о матери. Взят из жизни и образ другого члена банды — бородатого деда Михалыча, которого когда-то посадили за “три колоска”. Михалыч так долго пробыл в ГУЛАГе, что ненавидит всех по другую сторону забора. Зэка со стажем сыграл актер из Таллинского театра русской драмы Андрей Дударенко. До этого он только раз снялся в кино — у Германа сыграл убийцу...

— Обедать наша съемочная группа приезжала в столовую Леспромхоза, — рассказывает Нина Усатова. — Не выходя из роли, сверкая надетыми для съемок фиксами, наши “бандиты” то и дело перебрасывались блатными словечками. Многолюдная толпа в столовой вокруг нас тотчас редела...

Людям при власти в картине отведена особая роль. Милиционер Манков, роль которого исполнил Виктор Степанов, по замыслу режиссера и сценариста, составляет хребет власти, ее совесть. Степанова режиссер когда-то “выудил” на роль Ломоносова в Тамбовском драматическом театре. В “Холодном лете...” Виктор играет человека низовой ступени власти, но очень крепкого и выносливого.

— Персонаж Степанова характеризует нашу страну, которая и выживает лишь благодаря запасу внутренней силы, — говорит режиссер.

Начальник фактории Зотов — человек, который в стане голодных сидит на распределении, на харчах. Возможность решать, накормить или не накормить, совершенно растлевает его. Роль Зотова в картине исполнил знаменитый ныне “мент” — Юрий Кузнецов.

Если Зотов — это наглость власти, то капитан рейда Фадеич, роль которого сыграл Владимир Кашпур, — сущность власти. Власть для него — это прежде всего возможность выстроить иерархию и найти в ней свое место. В финале Фадеич расцветает, приписывая себе все заслуги по обезвреживанию банды.

— На съемках фильма местные жители, еще помнящие лагерные времена, инстинктивно обходили людей в форме стороной, — рассказывает режиссер. — Бабы крестились им вслед, людям казалось, что даже лица актеров были “из того времени”... Для создания атмосферы начала шестидесятых над съемочной площадкой мы “запускали” шлягер “Летят перелетные птицы”.

Немой образ России

— Когда мы показывали картину в американском Конгрессе, — говорит Прошкин, — один из сенаторов четко подметил, что “печальный северный пейзаж — это символ России, которая пребывает в сумеречном состоянии, а немая женщина — это образ России, которая пытается докричаться до всего мира, но никто ее не слышит”.

Живущий ныне в США и преподающий там Евгений Евтушенко, чтобы американские студенты хоть немного поняли сущность русского народа, показывает им две картины: “Похитители велосипедов” и “Холодное лето 53-го”. По мнению именитого поэта, в этих картинах впервые показана природа нашей власти.

— Первый автограф в жизни у меня попросили именно после “Холодного лета...”, — говорит Нина Усатова. — Перед премьерой фильма я только вышла на сцену и сразу уехала. Дома меня ждал новорожденный сын. На следующий день ко мне в троллейбусе подошли двое мальчишек, говорят: “Мы спортсмены...” Мне показалось странным, что они вдруг начали рассказывать о себе. Потом слышу: “Вы нам дадите автограф?” Я тогда не была готова к славе... Проезжая мимо кинотеатра “Выборгский”, я увидела афишу отснятого нами фильма. Между кормлениями ребенка побежала посмотреть картину, а билетов в кассе не оказалось. Сеансы шли через каждые два часа, а в зале не было ни одного свободного места. Я набралась смелости и сказала кассиру: “Вы знаете, я играю в этом фильме немую женщину” — и мне поставили в проходе стул...

— В моей школе в Одессе собрали линейку и с гордостью поведали ученикам: “Девочка из фильма “Холодное лето 53-го” училась у нас...” — улыбается Зоя Буряк. — Где бы я потом ни выступала, мне неизменно говорили “спасибо” за роль в этом фильме.

Режиссера на творческих встречах часто просили снять продолжение полюбившейся картины. Прошкину же казалось, что история политического заключенного Басаргина исчерпала себя. Лишь однажды Александр Анатольевич всерьез задумался о продолжении темы “Холодного лета 53-го”. Валерий Приемыхов принес ему рассказ Шаламова “Один день из жизни майора Петрова”, в котором рассказывалось о знаменитом восстании зэков в Магадане. Но картину им сделать так и не дали, права на экранизацию рассказа принадлежали другому объединению...

Настойчиво просили режиссера в свое время убрать мемориальный фрагмент в финале картины, когда освободившийся из заключения Басаргин встречается на бульваре с таким же лагерником, возвращающимся домой. Поставив на тротуар одинаковые фанерные чемоданчики, прикурив, они расходятся в никуда... Никто их не заметил, никто им не воздал, не попросил прощения за их загубленные жизни.

— В картине “Холодное лето 53-го” мы угадали развитие событий... — говорит Александр Прошкин. — Сегодня мы получили полную реабилитацию криминала.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру