В 1958 году, в одном из писем из Парижа в Москву, Зинаида Серебрякова пишет: “Вчера услышала по радио, что в Париж приехала балетная труппа театра “Большой”, как говорят французы... Нам и думать нечего пойти в “Гранд-Опера”, где будут русские балеты с 1 июня — уже сейчас все билеты проданы по большим ценам...”
Для выдающейся русской художницы, живущей в Париже трудно и бедно, купить билет на балетный спектакль было непозволительной роскошью. А ведь балет в ее творчестве занимал особое место.
Он вошел в ее жизнь в двадцатом году прошлого века, в холодном и голодном Петрограде, когда получив пропуск за кулисы Мариинского театра начались ее регулярные посещения гримерных балетных артистов. Зинаида Евгеньевна, стараясь никому не мешать, приходила, скромно усаживалась в уголок и в течение всего вечера делала наброски с молодых кордебалетных артисток.
Вплоть до отъезда из России в Париж в 1924 году, художницей была создана серия картин “Балетные уборные” полотна “Снежинки” из балета “Щелкунчик”, “Вальс” из первого акта “Лебединого озера”, “Дочь фараона”, “Пахита”... В этой балетной серии художнице удалось запечатлеть самое неуловимое из искусств — искусство классического танца. А еще придать ему таинственность и поэтичность. Для того чтобы лучше понять и почувствовать отдельные па и движения, Зинаида Евгеньевна приобрела пачки, корсажи, туфли, сама надевала все это на себя и, глядя в зеркало, искала нужный ей ракурс.
Одновременно с большими композициями Серебрякова создавала галерею портретов артисток балета театра. Особую симпатию Зинаида Серебрякова испытывала к молодой, но уже завоевавшей восторженную любовь зрителей Лидочке Ивановой. Лидочка много и охотно позировала, и Серебрякова сделала несколько ее портретов, среди которых такие известные, как “Лидия Иванова в розовом корсаже”, “Лидия Иванова в костюме из “Павильона Армиды”, а также множество различных набросков карандашом и сангиной. В работах, посвященных Ивановой, художнице удалось не только передать легкий, воздушный облик балерины, но и уловить особый, тревожный взгляд ее глаз, будто предвидя трагическую гибель балерины летом 1924 года.
Среди других моделей художницы того времени — Екатерина Гейденрейх, Мария Добролюбова, Мариэтта Франгопулло. По всей видимости, застенчивость художницы помешала ей спускаться в гримерную около сцены, где одевались балерины и солистки, потому ведущие танцовщицы того времени не попали в эту портретную галерею. Проводя вечера в артистических уборных, Серебрякова редко выбиралась посмотреть балет на сцене. Лишь иногда заходила в артистическую ложу, всегда переполненную, и, прислонившись к колонне, как она сама говорила, — “видела только самый угол сцены”...
Расставшись с Россией, Серебрякова надолго расстается и с балетной темой, надолго, но не навсегда. В начале 1960-х годов, когда художнице было уже под восемьдесят, по приглашению Сержа Лифаря Серебрякова создает несколько портретов французских балерин и самого Лифаря.
