В Московском городском суде третью неделю в закрытом режиме идут слушания по так называемому делу Пичугина, засекреченному Генеральной прокуратурой. Делу, с которого началось большое “дело ЮКОСа”. Несмотря на то что Алексея Пичугина, начальника отдела экономической безопасности нефтяной компании ЮКОС, арестовали еще в июне прошлого года, его жена Татьяна до сих пор категорически отказывалась от общения с журналистами. Только для “МК” было сделано исключение.
Дверь квартиры обычного панельного дома, расположенного в тихом спальном районе Москвы, открыла красивая молодая женщина.
— Татьяна, а почему вы предложили встретиться именно здесь, на вашей старой квартире?
— Здесь прошло мое детство, начиналась наша совместная жизнь с Алексеем. Здесь же родился наш сын, а теперь живут мои бабушка с дедушкой. Я теперь часто прихожу сюда. Стены этой квартиры помнят, сколько счастья здесь было. Алеша очень не хотел уезжать отсюда, боясь, будем ли мы счастливы в новой квартире так же, как здесь, когда мы жили на 36 метрах в полной гармонии с моими родителями. Его опасения не оправдались. Жизнь подтвердила простую истину: главное не где, а с кем. А мы были вместе, большего нам тогда ничего и не надо было. Но он и сейчас мне пишет, что когда он вернется, мы опять переедем сюда. И знаете, я очень рада его решению.
— Вы были здесь абсолютно счастливы?
— Да. Хотя сюда пришла и первая беда. Врагу не пожелаю того, что нам пришлось пережить. Нашему сыночку было два месяца, когда он попал в больницу, в отделение хирургии новорожденных. Если бы не Алексей, я, наверное, сошла бы с ума. Но он меня очень поддерживал, хотя я видела, как нестерпимо больно было ему самому от своего бессилия. Мы дежурили у кроватки сына день и ночь. Кризис миновал через месяц — нам казалось это вечностью. Малыш стал поправляться. Бог послал нам первое испытание. Алексей тогда сказал: “Ничто в мире теперь не сможет разорвать нить, связывающую нас”.
— Таня, а расскажите о себе.
— Да что рассказывать… Закончила школу с золотой медалью, музыкальную школу по классу скрипки, затем “Прикладную математику” в Губкинском институте. Устроилась на работу в банк “Менатеп”. А в 24 года уже стала начальником операционного отделения банка. Там я и познакомилась со своим будущим мужем. Теперь мне кажется, что лучше бы он работал простым охранником, асфальт укладывал, да что угодно, лишь бы был сейчас рядом. Понятно же, что на его месте мог бы оказаться любой. И сейчас было бы не “дело Пичугина”, а “дело” какого-нибудь Иванова или Петрова. Но злой жребий почему-то пал на него. Вот только не работай он в ЮКОСе, вряд ли бы мы познакомились.
— А как это было?
— Впервые мы увидели друг друга на одном рабочем совещании. Я тогда часто ловила на себе его пристальный взгляд, и еще подумала — какой интересный мужчина. Позже я узнала от него, что, увидев меня, он сразу понял, что я и есть тот идеал женщины, который он искал всю жизнь.
— И...
— А никакого “и”. Второй раз по работе мы встретились через полгода. И уже на второй день прямо в кабинете он признался мне в любви. Но настоящим потрясением для меня было, когда на следующий день Алексей, преклонив колено, предложил мне стать его женой.
— На третий день?!
— Да.
— И вы ответили согласием?
— К своим 25 годам я не была обделена мужским вниманием и очень настороженно относилась к таким признаниям. До сих пор не могу понять, почему я так быстро согласилась.
— И что же было дальше?
— Дальше… У нас родился сын. Вскоре мы обвенчались, а через год — расписались. Вот такая странная, быть может, для многих последовательность. Но меня это не волновало — главное, мы были вместе.
— А кому принадлежала идея обвенчаться?
— Предложил венчаться Алексей. А я согласилась, понимая, что он — единственный мужчина, которого я по-настоящему люблю, рядом с которым хочу прожить всю жизнь. Умный, интеллигентный, с сильным внутренним стержнем. Рядом с таким мужчиной ничего не страшно. Любая женщина мечтает в жизни о сильном плече. А он — даже не плечо, он — стена, глыба, за которой тепло, уютно и спокойно. Но для меня это было не главным. За этим мужским началом я увидела очень душевного и всепонимающего человека. С детства мне ближе был не Болконский из “Войны и мира”, а, как ни странно, — Пьер Безухов, с его красивым внутренним миром. Алексей чем-то напоминал мне его. Я так любила, что поначалу даже подругам не говорила об этом, суеверно боясь спугнуть счастье.
— Ну прямо идеальный мужчина.
— А разве такие бывают? Я не встречала. Мы же все живые люди, “жизнь прожить — не поле перейти”. У нас, как у всех, были размолвки, особенно поначалу, когда наша семейная жизнь только начиналась. Но это не так важно, когда люди любят друг друга. Меня, например, раздражало, когда Алексей мог часами смотреть телевизор, лежа на диване. Я не знаю, что должно было произойти, чтобы отвлечь его от любимого занятия.
— А где вы отдыхали?
— Мой муж — трудоголик. Но если удавался отпуск, то ехали на Черноморье, в Краснодарский край. Жили в вагончике на берегу моря, без удобств, еда на костре, песни до утра. Он очень хорошо поет, и если микрофон оказывался в его руках, то никто уже не стремился у Алексея его отобрать. У него, правда, очень красивый голос. И такой отдых нравился нам обоим. Я ведь в студенческие годы постоянно ездила на КСП. И на Иващенко с Васильевым ходила в МГУ. Они тогда были известны узкому кругу людей. В девичьих мечтах я представляла, как мне обязательно кто-то споет “Солнышко лесное”. Я тогда и представить не могла, что мой будущий муж будет писать мне такие стихи:
“Я жизнь свою готов отдать
За то, чтобы сейчас тебя обнять,
Прижать к себе, взглянуть в глаза родные —
Вот мысли и мечты мои шальные.
Быть без тебя — что ад кромешный,
С тобой — весна, земная благодать.
Обида гложет, и тоска съедает сердце —
Судьба-злодейка не дает тебя обнять…”
— это он мне из тюрьмы написал.
Прошло несколько минут, прежде чем мы смогли продолжить разговор.
— Извините, это так тяжело.
— Татьяна, а как же Ницца, Ривьера?
— К сожалению, мы с мужем не были за границей. Только собирались. Он всегда любил смотреть по телевизору передачи об интересных местах, увлекательных путешествиях. А я всегда подшучивала: “Не надоело, Алеш, смотреть на мир глазами Сенкевича?”
— Татьяна, а как вы проводили свой досуг? У вас были общие увлечения?
— Вы знаете, свободного времени у моего мужа было мало. А насчет общих увлечений — вместе ходили на КВН, любили шумные компании с разговорами о жизни до утра. Муж очень любил “битлов”, и если бы не арест — уверена, обязательно пошел бы на концерт Пола Маккартни в Москве. А еще Алексей обожает кинематограф.
— Скажите, а ваш муж любит читать?
— Да, одна из любимых книг, которую он впервые прочитал еще в детстве, сыгравшая основную роль в выборе его профессии, — “В августе 44-го”. Высшее Военное училище, курсы военной контрразведки, Высшая школа КГБ, майор КГБ — вот путь офицера, который прошел мой муж, честно служа Родине, имея боевое ранение и ни разу не пожалев о своем выборе. У меня это всегда вызывало большую гордость за него. Ведь для меня, как и для многих девчонок, с детства идеалом был Штирлиц.
— А почему он ушел в ЮКОС?
— Это было в начале 90-х. Тогда рушились страна и судьбы многих людей. Не нужен был ни КГБ, ни оборонные предприятия. Многие оказались за бортом жизни. Муж ушел в большую компанию, которой нужны были знания таких людей.
— А мужские забавы — рыбалка, охота?
— Категорически нет. Муж очень любит животных. Охоту и любое убийство животных считал дикостью и недостойным занятием для мужчины и даже разговоры об этом сразу же пресекал. К нам на дачу однажды подкинули двух безродных, еще слепых котят. Алексея не было рядом — он был в командировке, и я, честно говоря, растерялась. Как вы думаете, что он мне ответил, когда я, позвонив ему, спросила: “Что мне с ними делать?” Он без колебания сказал: “Что делать, что делать — кормить”. Вот так и кормили все лето. Сейчас они такие красавцы. Он их так обожал, что уже не представлял жизни без них. Они ему отвечают тем же. Сейчас, когда Алеши нет с нами, они залезают в шкаф и спят на его вещах — тоскуют.
— Татьяна, он хороший отец?
— Да. Когда родился наш сын, Алексей тогда сказал мне: “Теперь у нас с тобой три сына”. Я согласилась. И Алексей всегда гордился, что у него трое детей, разделяя свою любовь поровну, мечтая старость провести в кругу внуков, и чтобы их было как можно больше. Дети сейчас очень тяжело переживают разлуку с отцом. Старшим очень не хватает его поддержки, мудрого совета. Сейчас за него это стараюсь делать я, и уверена: Алексей этому рад. А маленький очень тоскует, рисуя ему танки, рейнджеров, и очень ждет, когда папа вернется из командировки. Маленькие дети вообще очень любят его. Дочка моей подруги, когда была совсем крошкой, называла его Дедом Морозом. Правда, странные у детей ассоциации? А отец он — не просто хороший: он — счастливый отец. Вот только в каждом письме Алексей пишет мне о своей несбывшейся мечте, которая сделала бы его абсолютно счастливым.
— И что это за мечта?
— Чтобы по утрам он просыпался от веселого смеха дочки, как две капли воды похожей на меня, с голубыми глазами, — только маленькой. Он бы ее очень баловал. Это обязательно сбудется: мечты должны сбываться.
— А как сложились у него отношения с вашими родителями?
— Он стал для них родным сыном. Его очень любят все мои родственники, а мой старенький дедушка просто души в нем не чает. Мой дед прошел всю войну, имеет много наград. Они часами могли разговаривать о войне. Три года назад у деда была сложная операция. Очень тяжело отходя от наркоза, он постоянно рвался уйти из больницы домой. Вставать было еще нельзя, и только одному Алексею удавалось удерживать его шутками-прибаутками, разговорами в постели. Это продолжалось не один день, и, часто дежуря всю ночь, Алексей из больницы ехал сразу на работу.
— Татьяна, как ни тяжелы воспоминания, расскажите, как все произошло?
— Это было как снег на голову. Алеша уже собрался на работу и был одет, когда в дверь позвонили. Вошли четверо, трое из которых, совсем молоденькие, были сотрудниками ФСБ. Они предъявили ордер на обыск и позвали понятых. Кстати, когда приехали адвокаты, их не пустили.
— Не может быть!
— Это так кажется, что не может быть. Следователь прокуратуры объяснил это так: “Куда же мы их пустим? Здесь такая маленькая квартирка”. А это была наша новая, хоть и в обыкновенном панельном доме, но 76-метровая квартира, о которой я мечтала всю свою жизнь. Интересно, что бы они сказали, если б увидели эту?
— И что дальше?
— Дальше они начали искать. Не знаю, что они хотели найти, но когда в большой комнате они увидели фотографию Алексея в форме офицера КГБ, а затем и все его награды, мне показалось, что они почувствовали себя неловко. Честно говоря, мне было стыдно перед соседями. Но знаете, как говорится, хороших людей меньше, чем нам хотелось бы, но больше, чем нам кажется. Отношения не просто остались прежними, они стали лучше. Ведь Алексея любили все — и консьержки, и охранники со стоянки… Сейчас при любом удобном случае интересуются: “Как он там?” Ведь он очень уважительно ко всем относился. И ко мне сейчас относятся все с большим участием, пониманием и добротой. Большое им спасибо за это.
— Татьяна, СМИ уже сообщали, что вашего мужа обвиняют в организации убийства супругов Гориных. Алексей ведь хорошо их знал? Говорят даже, что он был крестным отцом сына Гориных. Это правда?
— Да, правда. У мужа были очень хорошие отношения с ними. А с Сергеем, думаю, их можно даже назвать друзьями. Сергей с Ольгой присутствовали на нашем венчании. Алексей действительно был крестным отцом их младшего сына, и Горин любил всем рассказывать, что сына он назвал Алексеем в честь будущего кума.
— Но ведь Гориных обвиняют в чудовищных преступлениях?!
— Сейчас, когда их с нами нет, очень легко обвинять их во всех смертных грехах. К сожалению, вы не знали Ольгу. Милая, обаятельная, утонченная девочка, с огромными красивыми глазами. Мы встречались с ней всего несколько раз, но, поверьте, не нужно было много времени, чтобы понять, что это очень добрый, отзывчивый и душевный человек. А ее теперь пытаются представить преступницей, сообщницей своего мужа… Бред какой-то.
— И вы не верите в обвинение, выдвинутое против вашего мужа?
— Оно для меня абсурдно от начала и до конца. И мою уверенность в этом ничто не сможет поколебать. За эти полтора года я очень много думала об этом. И даже весь негатив, который шел с экрана телевизора и в СМИ, не смог убедить меня в обратном. Я видела Алексея в тот момент, когда он узнал о похищении Гориных. Ведь сначала это считалось похищением. Алексей сразу поехал в Тамбов, чтобы в трудную минуту постараться хоть как-то поддержать тещу Горина и его детей. Он пытался задействовать все свои связи в правоохранительных органах, знакомых и друзей — всех, кто хоть чем-то мог помочь…
— У Алексея много друзей?
— У него есть верные и преданные друзья. Самый близкий стал крестным отцом нашего сына, в его честь мы сына и назвали. Он меня очень поддерживает сейчас. А друзей не может быть много. У меня, например, одна-единственная подруга, остальные — приятели и знакомые. Мы с ней были в радости, теперь и горе нас не сломило. А Алексей многих считал своими друзьями. Любил всех и всем помогал, не прося ничего взамен. Хотя, наверное, был уверен в них. Но не все выдержали это испытание на прочность. Остались самые близкие. А остальным — Бог судья.
— Наверное, нелегко все это пережить?
— Первые месяцы ничего я не могла есть. Похудела на восемь килограммов.
— Вы, такая худенькая? Куда же еще было?..
— Да. У меня тогда была та болезненная худоба, которая уже не украшает женщину. Кормить меня каким-то образом удавалось только двум людям — моей подруге и моему куму…
— Вы верите, что все закончится хорошо?
— Без этого жизнь была бы невыносима. Я всегда в мыслях представляла, как это будет. Раньше представляла, что это случится летом, сейчас — что зимой. Я обязательно буду встречать мужа в его любимом голубом платье, расшитом бисером, и на его любимой машине. Друзья, правда, говорят, что они украдут мужа у меня на целую неделю — наивные! — но я уверена, что нас никто не сможет оторвать друг от друга.
— То, что сейчас происходит вокруг ЮКОСа, аресты в компании по каким-то надуманным обвинениям… Не кажется ли вам, что это скорее политическое дело, чем уголовное?
— Я не хочу говорить об этом. Меня скорее интересуют другие вопросы. Почему мне разрешили всего три свидания с мужем за эти почти полтора года? Почему, если прокуратура считает моего мужа виновным во всех этих чудовищных преступлениях, она делает судебное заседание закрытым, а не открытым? И лишает меня и общественность возможности послушать “неопровержимые” доказательства и узнать, на чем они основаны. Почему вход в зал судебного заседания охраняют два десятка спецназовцев, некоторые из которых, как коршуны, готовы меня растерзать и разорвать на куски только за то, что я хочу хоть одним глазком увидеть мужа через эту проклятую пуленепробиваемую клетку? Ведь последний раз я видела его на свидании восемь (!) месяцев назад, в феврале. И не смешно ли слышать от посторонних людей, увидевших такое количество спецназа у зала заседаний, фразу: “Неужели Басаева поймали?!”
— Татьяна, вы будете, если придется, его ждать?
— Да. И обязательно дождусь Алексея.
— Даже если в Сибирь, как декабристка?..
— Я думала об этом и не стала бы проводить такие параллели. Мне иногда кажется, что им было легче: у них была моральная поддержка прогрессивного общества. Хотя одно сходство есть: это такая же вера и любовь к своему мужу. Но я сейчас не только говорить, но даже думать об этом не хочу. И Алексею запрещаю.
