Начальники говорят, что Чечня возвращается к мирной жизни. Идет восстановление республики, которому мешают отдельные недобитки типа Басаева, но и его дни сочтены. Вице-премьер Кадыров пообещал убить Басаева к 9 Мая. Так он отметит годовщину смерти отца и сделает подарок ветеранам (к 8 Марта Рамзан преподнес чеченским женщинам свежий труп Масхадова).
А как Чечня выглядит снизу? Не с высоты чиновничьего полета, а с земли, с точки обзора чеченского обывателя, ради которого все и делается? Обозреватель “МК” поселился в Грозном, живет в обычном доме, ходит теми же дорогами, что и остальные горожане, обивает те же пороги, узнает много нового. Вот прислал первую историю — про Хусейна, чужие деньги, инопланетян и персик.
Хусейн Бетишев, 67 лет, и его жена Раиса Мастаева живут в Грозном в поселке Мичурино в доме №15 по улице Комарова. Дом их, построенный в 1962 году, теперь, после двух кавказских кампаний, и не дом вовсе, а так — театральная декорация. То есть фасад и две прилегающие к нему комнаты с дырявым задником. Солдаты 506-го гвардейского полка подожгли дом в марте 2000 года. Половина дома — библиотека и гостиная — сгорела, остальное Хусейн успел потушить. Задние стены, сложенные из самана — соломы с глиной пополам, — еще стоят, но это ненадолго, до первого хорошего дождя. А крышу, прикрывающую южную сторону, сорвет первый сильный порыв северного ветра. Доски, обрезки труб и арматуры со всех сторон подпирают стены и перемычки. Если их убрать — дом рухнет.
Хусейну и Раисе положена компенсация за разрушенное жилье — 300 тысяч рублей и утраченное имущество — 50 тысяч. Новый дом на эти деньги не построишь, но старый укрепить можно. Для того, чтобы получить эти деньги, Хусейну нужно было дать одну взятку и сделать один подарок. Сумма взятки — 105 тысяч рублей, или 30% от суммы компенсации. Эти деньги даются посреднику, который продвинет твои документы в чеченском филиале Россельхозбанка, обеспечит открытие счета и получение наличных. Подарок — 5—10 тысяч рублей — банковской операционистке. Ей — неизвестно за что, но так принято.
Хусейн и Раиса не сделали ни того, ни другого. А теперь уже и поздно. Выплата компенсаций остановлена с января этого года. Может, до середины мая, а может, и до лета. Хусейн и Раиса не делятся деньгами с прохвостами, потому что это противоречит их принципам. Поэтому их дом скоро рухнет.
Их дом рухнет, потому что в Чечне нельзя получить положенную тебе компенсацию без отката в 30%. Зато за откат в 50% можно получить компенсацию, которая тебе вовсе не полагается.
— Когда в 2000 году мы вернулись на свои развалины, мне показалось, что весь мир смотрит на нас и все только и думают, чем бы помочь чеченцам, — рассказывает Хусейн. — И я стал писать письма. Президентам Татарстана, Северной Осетии, Адыгеи. В Краснодар писал, в Ставрополь. Просил о помощи. Писал, что в сочувствии на словах не нуждаюсь. Нужны деньги или стройматериалы — кирпич, шифер, цемент. От некоторых я получил ответы, больше ничего. И тогда я написал президенту Калмыкии. Илюмжинову Кирсану. Кирсан — небедный человек, мог и из своего кармана достать. К тому же он тогда по радио говорил, что инопланетяне его посещали, тарелка к нему прилетала в Элисту. Ну, думаю, раз человек общался с гуманоидами, значит, душа у него необыкновенная. Вот и отправил ему письмо: помоги, Кирсан, человеку в беде. А вот что он мне ответил: “Уважаемый Хусейн Дадаевич! По поручению президента Республики Калмыкия мною было внимательно рассмотрено Ваше обращение. Выражаю искреннее сочувствие по поводу Ваших жизненных проблем, но в настоящее время, к сожалению, удовлетворить Вашу просьбу не представляется возможным. Руководитель администрации президента Республики Калмыкия И.Б.Шалхаков”. Я так понял, что гуманоиды на Кирсана особо не повлияли.
Хусейн говорит серьезно. Кажется, он действительно рассчитывал на помощь инопланетян.
— Я слышал, что есть специальная организация, которая помогает таким, как я, — продолжает Хусейн. — Она так и называется “Человек в беде”. Так вот он я! На крышу залез, кричу: “Ау! Где вы, добрые люди? Помогите! Человек в беде!” Никто не слышит. Кому они помогают? Где они этих бедолаг находят?
Во дворе у Хусейна большая стопка шифера. Гуманитарная помощь от датчан. Два года назад они ходили по дворам, смотрели, записывали. Потом привезли шифер.
— Мир, — говорю, — не без добрых людей, Хусейн.
— Ну да, — соглашается он. — Только здесь 85 листов, а мне нужно 120. И класть этот шифер надо на обрешетку, а обрешетку на стропила, а еще брус нужен на балки. А ничего этого нет. Но даже если и было б, все равно нельзя крыть дом с такими стенами, не выдержат они — развалятся. То есть нужен кирпич. Но и стены нельзя возводить на фундаменте, который сыплется, то есть нужен цемент. Ну и бригада строителей, которая все это сделает, тоже, конечно, нужна.
С первым весенним дождем в доме Хусейна рухнула последняя саманная перегородка, кое-как подпирающая стену спальни. После этого стена поползла, у нее выросло “пузо”. По ночам Хусейн и Раиса слышат, как она разрушается. Намокая, саман тяжелеет и постепенно распадается на компоненты — глину и солому.
— В июне 2003 года перед выборами Кадырова все вдруг заговорили о компенсациях, — рассказывает Раиса. — А у меня в то время паспорта не было, сгорел вместе с домом. Пока его восстановила, пока все справки собрала и 13 февраля 2004 года сдала в БТИ документы на компенсацию. Следующий этап — получить в БТИ справку о том, что твой дом внесен в перечень разрушенного жилья. На эту справку ушло полгода. Ездила в микрорайон, там тогда БТИ располагалось. К 8 утра приезжаешь, а там люди с ночи стоят в очереди, оказываешься 180-м. За справку в БТИ брали 100 рублей, никаких квитанций не давали. Просто за то, чтобы заглянуть в компьютер и выписать справку, брали сто рублей. Потом с этой справкой в Россельхозбанк. Там становишься в очередь к окошечку. Время от времени оно открывается, и клерк забирает 10 паспортов, больше за один раз нельзя. В банке по паспорту смотрят, открыт на твое имя счет или нет. Потом на этот счет должна поступить компенсация, и ты получаешь ее наличными. Я раз пятнадцать в этот банк ходила. Всегда один результат. Четыре часа стоишь, потом отдаешь паспорт, тебе его автоматчик возвращает уже из-за дверей, а в паспорте квадратный листочек “нет счета”. И ни разу я не видела человека, который отстоял бы со всеми в очереди, сдал паспорт, и ему открыли счет. Стоим на улице, а вокруг ходят какие-то люди, ругают власть, говорят, что компенсацию можно получить, только если отдаешь кому-то 30%. Это и есть посредники. Стоит включиться в этот разговор, показать своим видом, что ты готов поделиться, тебя тут же отведут в сторону, с тобой договорятся, и счет у тебя будет открыт, и получишь ты эти деньги. Деньги забираешь в кассе, 5—10 тысяч отдаешь кассиру. А дома тебя уже ждут. Отсчитываешь им 105 тысяч, и все. Я это от людей знаю, сама, честно говоря, через это не прошла, наоборот, демонстрировала, что ни с кем делиться не собираюсь, ко мне и не подходили. А те, которые соглашались, те все получили. А я так и ходила почти год. Очередь, окошечко, железная дверь, автоматчик, “нет счета”. У меня бумажек с этой надписью штук двадцать. Вот возьми на память.
В августе 2004 года Раиса Мастаева, отчаявшись, написала письмо Алу Алханову, тогда еще не президенту Чечни, а председателю Общественного совета республики: “Учитывая факт, что я с супругом пережила все ужасы войны и бесчеловечные жилищные условия (дом сожгли, имущество разворовали), прошу оказать содействие в получении положенной мне компенсации. При отрицательном решении моего вопроса я буду вынуждена обратиться к президенту и премьер-министру РФ. Приложение: 1) ксерокопия справки, что я находилась в осажденном городе; 2) ксерокопия расписки на компенсацию”. В Общественном совете Раису послали. Сказали: мы эти вопросы не решаем, мы “чисто общественные”. Раиса отослала письмо премьеру Фрадкову. С уведомлением. Почтовый бланк уведомления о том, что письмо вручено адресату 30.08.2004, хранит до сих пор.
— Неделю не могла письмо отправить, — говорит Раиса. — Не знала, как у Фрадкова отчество. Во всех газетах искала. Оказалось, Ефимович.
Хусейн не хочет делиться с посредниками из принципа и от скупости. Во-первых, Хусейн — человек богобоязненный и честный, взяток отродясь не брал, не давал и теперь, на старости лет, портить свою репутацию, хотя бы и в собственных глазах, не собирается. Во-вторых, ему на ремонт дома и 350 тысяч мало. Хусейну, по его подсчетам, нужно в три раза больше, и делиться при такой смете несчастными 350 тысячами Хусейн не намерен. Хусейн любит деньги. Но принципы свои Хусейн любит еще больше. Не будь Хусейн таким принципиальным, он бы и компенсацию свою получил целиком и еще 20% бонуса к ней. С помощью простой, специфически кавказской аферы, изобретенной специально для отъема денег у доверчивой федеральной власти, коль скоро эта власть вздумала выплачивать компенсации за разрушенные ею дома. Схема аферы проста. В чеченском дворе редко стоит только один дом. Как правило, два. Один — основной, а другой — летняя кухня, времянка, хозяйственное помещение, назвать его можно как угодно, но построен он так же основательно, из того же кирпича и размерами своими часто не уступает основному дому. Но при этом отдельным домом не считается, таковым нигде не зарегистрирован и адреса не имеет. У Хусейна такой дом во дворе тоже есть, кирпичный, размером 12 на 6 метров. И этот дом тоже серьезно разрушен. Если найти человека, который согласится оформить эту “летнюю кухню” как отдельный дом, то в Грозном на одно разрушенное домовладение станет больше. Но искать такого человека не надо. Такие люди сами находятся. Вот и к Хусейну и Раисе пришел такой человек и сказал:
— Уважаемый Хусейн, давайте эту времянку запишем на вас, а ваш основной дом — на вашу жену, документы у нотариуса оформить — моя забота. Дальше вы подаете заявку на две компенсации и получаете деньги. То, что вы их обязательно получите, я тоже гарантирую. В результате рассчитываемся так. Ваша жена со своей компенсации за основной дом забирает 70 процентов, а 30 отдает мне за посреднические услуги. А вы со своей компенсации за вашу бывшую времянку забираете 50 процентов, а остальное отдаете мне, опять же за услуги. Итого вы получаете 70 плюс 50 — 120 процентов, то есть 420 тысяч. А я 30 плюс 50 — 80 процентов, то есть 280 тысяч. Вы согласны?
— Да как же вы эту пристройку в дом превратите, если она в материнском завещании именно как пристройка проходит? — удивилась Раиса.
— Да очень просто, — ответил плут. — Переделаем завещание, да и все.
— Нет, — сказала Раиса. — На мамином завещании мухлевать не дам. Грех это.
С 2003 года в Чечне за компенсацией обратились 173 тысячи человек. Деньги получили пока только 39 тысяч. Состав комиссии по выплате компенсаций с тех пор сменился дважды.
— Среди этих 39 тысяч человек есть такие, кто получил компенсации необоснованно? — спрашиваю я Казбека Индербиева, замначальника республиканского БТИ.
— Думаю, таких тысячи четыре, — отвечает Казбек. — Это те, у которых только частичные разрушения или вообще ничего не разрушено.
— Как такое возможно? — спрашиваю я.
— Вы что, с луны свалились? — спрашивает Казбек. — У нас тут в республике людям-то и заняться особо нечем, кроме как компенсациями. И сколько в этой толпе посредников? Куча.
Все неполучившие, с кем я успел поговорить, уверяют, что без отката в 30 процентов компенсацию получить невозможно. Скольких получивших я ни расспрашивал, все уверяют, что ничего никому не “откатывали”. В лучшем случае признаются, что получили деньги по знакомству: через сестру, сноху, брата, свата, работающих в правительстве, минфине или банке. Людей, взятых с поличным на получении процентов с компенсаций, в правоохранительных органах Чечни не зафиксировано. Не найдя никаких официальных подтверждений распила компенсаций, я наконец оценил тонкий психологический расчет посредников-рэкетиров. Человека, отдающего 30 процентов со своих кровных, не просто грабят, на грабеже бы рано или поздно попались. Жертву включают в криминальную схему, он сам становится участником незаконного процесса. Это как с радостью подарить 300 долларов московскому менту за вождение в пьяном виде.
Говорят, есть такие умельцы, которые могут изобразить на бумаге вообще никогда не существовавший дом. В этом случае фиктивный хозяин вообще больше 30 процентов не получает, так как роль его ничтожна — от него требуются только паспортные данные и готовность к небольшому риску быть уличенным в мошенничестве.
И все молчат. Каждый по-своему. Те, кто не дает, ничего не знают, а те, кто дает, ничего не расскажут. Разве что анекдот. Подходит старушка к грозненскому отделению Россельхозбанка.
— Как бы мне компенсацию получить, дом разрушенный отстроить?
— Бабушка, пятьдесят на пятьдесят — согласны?
— Зачем мне, старухе, такой большой дом? Давайте семь на восемь.
По всей Чечне цветут черешни и персики. Белые и розовые цветы от самой границы — федерального блокпоста “Кавказ-1”. В Ингушетии они тоже цветут, но так в глаза не бросаются. Именно благодаря черешням и персикам Чечня выглядит более-менее уютной. Цветы прикрывают осколочные пробоины и выбитые стекла. В саду у Хусейна Бетишева на трех сотках также растут черешня и два персика. Все посажено после второй войны. Все старые деревья погибли. В центре сада — воронка от снаряда. Хусейн не стал ее засыпать, превратил в сточную яму.
— Этот сад — моя отдушина, — говорит Хусейн.
Раиса дарит мне на прощание пожелание в стихах: “Никого чтоб ты не предал, и тебя не предавали, мир, согласье в доме были, а любовь цвела, как персик — молодой, живой и чистый, что заснят на твоем снимке...”
Кажется, никто, кроме черешни и персика, не спешит обустроить Чечню.
По ходу я выяснил, что Раису и Хусейна обманули. Все их усилия зря, и компенсация им не полагается. В постановлении №404 правительства Российской Федерации о выплате компенсаций от 4 июля 2003 года сказано: “право на получение компенсационных выплат имеют граждане... жилье которых утрачено и включено в перечень разрушенного... жилья, не подлежащего восстановлению...” Обратите внимание на слова “жилья, не подлежащего восстановлению”. А вот выдержки из дефектного акта, составленного чиновниками БТИ после осмотра дома Хусейна и Раисы 21 июля 2000 года: “Стены кирпичные, трещины вертикальные — разрушение 30%; фундамент бетонный — не разрушен; перекрытие деревянное сгорело — разрушение 40%; крыша четырехскатная, черепица — 100% разрушения; полы дощатые сгорели — 60% разрушения; окна 8 штук — прочерк; ворота железные 4 на 3,20 — побиты осколками на 100%...” Все эти проценты от лукавого. Дом — категория цельная, нельзя рассматривать фундамент и стены отдельно от крыши. Потому что если крыши и окон нет, то дождь, снег и ветер, будут точить и стены, и полы, и фундамент, каждую минуту увеличивая процент разрушения. Дом без крыши рассыплется, размокнет, если не восстановить его немедленно. Однако заключения комиссии о том, что жилье не подлежит восстановлению, в дефектном акте нет. Еще у Хусейна и Раисы есть справка, подписанная директором чеченского БТИ М.Хамзаевой от 17.08.2004, о том, что их дом включен в перечень разрушенного жилья. Та самая справка, за которую Раиса уплатила 100 рублей. Однако, если быть точным, в постановлении говорится о “перечне разрушенного жилья, не подлежащего восстановлению”, а в справке последних трех слов нет. И вот что мне сообщил уже упоминавшийся Казбек Индербиев, замначальника республиканского БТИ:
— С нового года, если дом разрушен менее чем на 70%, мы определяем это как “частичное разрушение” и ставим в компьютере букву “Ч”. И эти дома мы вообще не оплачиваем. Такая финансовая политика идет из Москвы.
— У моих знакомых частичное разрушение, но их дом включен в перечень разрушенного жилья. У них и справка есть. А компенсацию получить не могут. Почему? — спрашиваю я Казбека.
— Эти справки за 100 рублей продавало бывшее, уже уволенное руководство республиканского БТИ в августе-сентябре прошлого года, — отвечает Казбек. — Просто ввели эти справки своим волевым решением. Чтоб денег заработать. Пусть ваши знакомые выкинут эту справку к чертовой матери. Никому она теперь не нужна.
По дороге домой заезжаю в грозненский филиал Россельхозбанка. Все двери заперты, клиенты ожидают на улице. Толпа небольшая, выплаты приостановлены, ажиотажа нет. Люди просто пришли узнать, открыт ли счет на их имя, куда потом будут перечислены деньги. Открывается зарешеченное окошечко, мужчина — один из вожаков очереди — просовывает внутрь стопку паспортов, десять штук, больше зараз нельзя. Десять человек перемещаются из очереди к железным дверям. Минут через десять оттуда выходит автоматчик и возвращает паспорта, выкрикивая фамилии их владельцев. Каждый из них приходил сюда уже не менее десяти раз.
— Тактабаева Марьям — нет счета, Магомадов Ахмед — нет счета, Тактабаев Адам — нет счета, Седаев Амарбек — нет счета… — выкрикивает автоматчик.
Люди забирают паспорта и расходятся, как побитые.
Грозный.
P.S. Дописываю эти заметки глубокой ночью. В темноте. Вдруг поднявшийся ветер первым порывом задул кое-как прикрученное грозненское электричество. Запищал ноутбук, батарея садится, пора закругляться. Я точно знаю, чем сейчас занят Хусейн Бетишев, бывший главный инженер железнодорожной станции Грозный. Хусейн, 67 лет, сидит на крыше и привязывает обрывками проволоки сорванные ветром обломки шифера к остаткам стропил. Лишь бы не было дождя.
