Меняю орден на ордер

Передо мной стоял крепкий черноволосый мужчина. Он представился: “Майор Леонид Вороненков”. На его ладони лежал серый металлический крест:

— Это — орден Мужества, я получил его за Чечню… Теперь вот принес к вам, в “МК”... Возьмите…

— Как это: возьмите?

— Меняю орден Мужества на ордер на квартиру.

— Здесь? У нас?..

— Я хотел лично вернуть награду Верховному главнокомандующему, но самому мне к нему не попасть, а вашу газету он наверняка услышит, — горячился мужчина, все еще веривший в могущество печатного слова. — Скажите ему, что там, на войне, я не так боялся пули или смерти, как беспросветного нищенского будущего для своей семьи. Выходит, не зря боялся… Всю жизнь я служил государству, а оно сделало меня и бесправным, и бездомным. Правда, за службу вот орден Мужества получил — высокая честь для бомжа! Благодарю. Но хочу обменять эту честь на достойную жизнь.

“Ответственно заявляю, что после 2010 года вообще такого понятия, как жилищная очередь, в войсках не будет. Квартирами будут обеспечены все, кто заключил контракт до 1 января 1998 года. На 2006—2007 годы разработана программа, в соответствии с которой на закупку жилья для военнослужащих будет выделяться по 15 миллиардов рублей ежегодно. В ближайшие два года Минобороны планирует приобрести для военнослужащих почти 100 тыс. квартир”.

…Москва, улица Расплетина, дом 3, корпус 5. Вместе с Леонидом Вороненковым заходим в общежитие МВД РФ. На стенах свежая краска, у входа — мило улыбается дежурная в камуфляже. Вроде все не так уж и плохо. Здесь живут семьи офицеров внутренних войск, охраняющих Курчатовский институт — важнейший ядерный объект столицы.

— Вы видели когда-нибудь настоящий ядерный реактор? — спрашивает Леонид, пока мы с ним шагаем по бесконечно длинному коридору. — Хотите покажу?

Он подводит меня к окну. Вид на ядерные реакторы здесь привычный пейзаж:

— Вот смотрите: самый ближний реактор — метров 300 от нас, другой — метров 700, а самый дальний — километра полтора отсюда. Когда в 95-м году я стал начальником штаба по охране ВГО (важных государственных объектов), здесь их было целых семь действующих. Сейчас, наверное, меньше.

…Мы с Леонидом пьем чай на крохотной кухне, которая служит еще и комнатой для его тридцатилетней дочери: диванчик, телевизор, стол, плита — как много всего можно уместить на этом пятачке! Сын–студент тоже живет здесь же, с родителями. Жена Леонида — она 18 лет вместе с мужем служила и в армии, и в МВД — недавно уволилась из той же части. Со службы ушла без квартиры. В очереди остался стоять ее муж — дожидаться обещанного им обоим жилья, которое их семья давным-давно и заслужила, и отслужила.

* * *

В Москву, во внутренние войска Леонид Вороненков попал уже на закате своей военной карьеры. До этого он служил в армии. По специальности “пэвэошник” — офицер зенитных ракетных войск, — после окончания училища он уехал на Дальний Восток. Поначалу все у него было, как и у всех: боевые дежурства, очередные звездочки на погонах, далекие гарнизоны… Неприятности начались неожиданно.

В Харькове, куда в 1984-м он перевелся уже с женой и двумя детьми, тяжело заболел его сын. После того как однажды мальчик поел “чернобыльской” клубнички, у него случилось удушье. Кожа на теле вздулась, он не мог ни ходить, ни лежать. Врачи сказали: ребенка нужно срочно отсюда увозить. Командование части пошло навстречу, и Леонида перевели в Туркмению, где был благодатный климат, воздух, фрукты…

Сын начал выздоравливать. Все вроде бы наладилось, но тут наступил 91-й год. Развалился Союз. В 93-м всем военнослужащим гарнизона предложили: либо принять присягу на верность Туркмении, либо возвращаться в Россию.

— Куда ехать, мы не знали, — рассказывает Леонид. — В штабе нам заявили: сами ищите себе должности. Где найдете — туда и переведем. Я решил перебираться поближе к дому — в Брянск. Но там место с трудом нашлось лишь во внутренних войсках. Пришлось даже потерять в звании: с майорской должности перевестись на капитанскую. Зато на Родину.

В Брянске болезнь сына снова обострилась. Местные медики только разводили руками: “Помочь могут лишь столичные врачи”. И семье Вороненковых, только что обустроившейся на новом месте, опять пришлось думать о переезде к новому месту службы.

Так Леонид попал в Москву, в Курчатовский институт.

* * *

Здесь майору Вороненкову дали койку в служебной гостинице — на первое время. Жена с дочерью остались на съемной квартире в Брянске — везти их было некуда. Сын лечился в подмосковном санатории.

Зимой 1996 года Леониду сказали: “Теперь ты — офицер внутренних войск, значит, твое место — в Чечне”. “Если что со мной случится, где же будет жить моя семья?” — забеспокоился Леонид. Ему пообещали: “Вернешься из Чечни — получишь квартиру. А пока — вот тебе общежитие, привози семью”. И выделили ему в курчатовской общаге на четверых целую комнату, да еще с небольшой кухонкой! Тогда это жилье им казалась почти дворцом.

— Перед отправкой на Кавказ нас готовили три месяца на полигоне, — вспоминает Леонид, — учили стрелять из танка, метать гранаты, вести подрывные работы, обращаться с любым оружием… Неожиданно оказалось, что у меня к стрельбе хорошие данные, так что потом в Чечне я уже сам готовил снайперов… Всякого там насмотрелся… Смерть видел и сам убивал… Трудно все это вспоминать… Страшно.

Осенью Леонид вернулся домой. Точнее — не домой, а в ту самую “временную” общагу, которая оказалась для него постоянной.

…В марте 97-го, как раз перед Днем внутренних войск, в его часть позвонили из управления Московского округа ВВ: “Майору Вороненкову прибыть в штаб округа на праздник”.

— Я приехал. Смотрю, кругом мои сослуживцы по Чечне, музыка играет, строй марширует. Торжественно! Нас тоже построили. Вдруг слышу, меня вызывают: “…награждается орденом Мужества”. Я растерялся, но вышел, ответил, как положено: “Служу России!”

Потом были тосты. Награжденным долго жали руки, говорили, какие они настоящие защитники Отечества. Те, положив награды в стаканы с водкой, обмыли их, как положено, выпили еще пару раз за Россию и разошлись. По общагам…

* * *

Через год у Леонида Вороненкова окончился положенный срок службы. По закону перед увольнением государство обязано было предоставить ему жилье, но положенной квартиры он так и не дождался.

— Надо бы еще год послужить, — сказал командир, — за это время и с жильем что-то решится.

Леонид заключил контракт еще на год. И снова стал ждать. Через год, так ничего и не дождавшись, написал рапорт на увольнение. На что в части ему сказали: “Мы тебе его все равно не подпишем, будешь служить”.

С тех пор он служит. Точнее — числится.

— С 98-го года, за то время, что я просто числюсь на службе, государство выплатило мне более 500 тысяч рублей, — подсчитал Леонид. — И продолжает ежемесячно платить по 8 тысяч 33 рубля. И таких, как я, “мертвых душ”, в охране Курчатовского института еще человек 10.

Вот это да! Не многовато ли для ядерного объекта особой важности? Кстати, все они с семьями тоже живут в общежитии на Расплетина. И так же по многу лет ждут квартир.

— По закону жилье нам обязан предоставить либо охраняемый объект, либо МВД, — рассказывает Леонид. — Курчатовский институт с 95-го года жилье уже не строит — нет денег. Своих очередников институт передал Москве. Нас, военных, в московскую очередь, конечно, не поставили. И получилось: институт нам больше ничего не должен, МВД — тоже, а Минобороны, в котором многие из нас служили, — тем более. Но без жилья со службы не увольняют. Фактически мы превратились в крепостных, прикрепленных к своей воинской части.

“Крепостные” офицеры пытались освободиться. Леонид, например, обратился с иском в Московский гарнизонный военный суд. Суд вынес решение в его пользу: “Уволить с обязательным предоставлением жилья”. Исполнять решение суда должен был командир в/ч 3795, но решение суда так и осталось невыполненным.

— Обращался я и к уполномоченному по правам человека Владимиру Лукину. Ведь мои права нарушены: я привязан к части, не могу свободно перемещаться, участвовать в политической жизни страны — военным это запрещено. К тому же не могу полноценно работать. Действующим военным — а я считаюсь именно таким — работать на стороне не разрешается. Выходит, я — почетный раб-орденоносец.

Переписка с российским омбудсменом тоже не помогла. От нее остались лишь горы бумаг. Лукин посылал запросы министру внутренних дел. Тот отправлял ему ответы, смысл которых сводился примерно к следующему: уволить Леонида Вороненкова мы все равно не имеем права, так как не можем предоставить ему жилье.

— Таких, как я, — тысячи, и в армии, и на флоте, и в МВД… Сложно обвинять в наших бедах какое-то одно из силовых ведомств. Я обвиняю систему, государство, которое использовало нас, а затем вышвырнуло за ненадобностью… Ну скажите, что сделать, чтобы оно нас услышало? Может, нам всем вернуть этому государству его награды? Ведь награда — это уважение, почет. А какой тут почет, если мы всего лишь рабы—орденоносцы?

* * *

…Железный крест на красной ленточке — орден Мужества — снова лежит на ладони. Теперь уже на моей. Взять его или не брать? Если возьму, что с ним делать дальше?

За этим маленьким холодным кусочком металла — война, кровь друзей, смерть врагов, человеческие слезы… Много-много слез… Как их обменять на квартиру? Равноценен ли такой обмен?

На этот вопрос каждый для себя должен ответить сам…

А вот для чиновников, к которым с этим орденом придется обратиться, такой обмен уж точно покажется неравноценным. У них ведь свой счет: квартира в Москве стоит несколько миллионов, а орден Мужества сколько? Так, несколько тысяч на “черном рынке”.

Но решать-то этот квартирно-наградной вопрос им, тем самым чиновникам. К президенту с такими “пустяками” ни героев, ни журналистов они не подпустят.

— Нет, Леонид, возьмите обратно свою награду, — сказала я, возвращая орден его хозяину, так искренне надеявшемуся на всемогущество прессы, — думаю, что не смогу вам помочь. Система ценностей в нашем государстве давно поменялась. Мужество теперь ценится гораздо ниже жилья. Квартиру за мужество у нас уже не получишь. Простите…

P.S. Теперь Леонид Вороненков собирается отправить свой орден Мужества в Кремль бандеролью, по почте.

ЗАЛОЖНИКИ ПОГОН

Герой нашей истории прав: таких, как он, — тысячи по всей стране. Среди писем, которые приходят в военный отдел “МК”, каждое второе — про жилье. В них — боль и отчаяние от безвыходной ситуации. Но система не спешит решать их проблемы…

“Здравствуйте, уважаемая редакция! Пишет вам военный пенсионер — полковник в отставке Лобанов Валентин Михайлович, живущий в Новом городке в Медвежьих озерах. Меня, как и многих жителей Медвежьих озер, глубоко потряс случай пожара в общежитии ВДВ и гибель ни в чем не повинных детей и членов семей военнослужащих (21 мая в военном городке ВДВ произошел пожар, в результате которого погибли 8 человек, в том числе двое детей. — Ред.), как и то, что в России 86 тысяч семей военнослужащих не имеют квартир, а ютятся где придется, несмотря на то что строят много и везде. Но я думаю, что этих жертв могло бы и не быть, если бы соответствующие командиры и начальники серьезно и ответственно подходили бы к вопросу обеспечения военнослужащих и их семей квартирами…”.

* * *

“Разработчиков и реализаторов федеральной программы “Государственные жилищные сертификаты” я бы без колебаний поставил к стенке. Ей богу, рука бы не дрогнула! Вот уже более 10 лет стою в очереди на жилье. И конца не видно…

Прослужив 26 лет, в 1995 году я уволился из части ПВО под Мурманском. Хотел вернуться в Ставрополь, откуда и призывался, и встать на очередь. Городские чиновники дали мне от ворот поворот. Пришлось остаться в служебной квартире. В Ставрополь переехал лишь мой старший сын Андрей. Отслужив в армии, поселился там у бабушки в “хрущевке”. Вскоре она умерла, оставив жилье ему. Потом Андрей стал офицером МВД и уехал служить в Ростов-на-Дону, а я с женой и младшим сыном занял его квартиру — здоровье не позволяло уже жить на Крайнем Севере.

Теперь Андрей — капитан МВД, но квартиры не имеет. Его из-за меня не ставят на очередь. Вот и все: кругом тупик… Так с людьми, отдавшими лучшие годы защите Родины, поступает государство. Отработанный материал никому не нужен…”

* * *

“17 ноября 2005 года мэр Москвы Ю.М.Лужков подписал распоряжение №2316-РП о строительстве новых жилых домов на Открытом шоссе. Согласно этому в 2006 году наш дом должен быть снесен. Квартиры в нем заселялись военнослужащими Минобороны, МЧС, МВД РФ по договорам найма. Префект ВАО Москвы Николай Евтихиев заявляет, что наш дом уже практически расселен. А на самом деле в нем нет ни одной пустующей квартиры.

Министр обороны Иванов обратился к мэру Москвы с просьбой о переносе сроков нашего выселения, так как нет жилого фонда для нашего размещения. Но до сих пор никаких решений не принято. Выходит, офицеры с семьями скоро будут выброшены на улицу. Проживающим в этом доме гражданам из других регионов, работающим в сфере образования или здравоохранения Москвы, предложили хотя бы комнаты в общежитиях, а нам не предложили ничего, так как мы подчиняемся федеральным ведомствам. Но разве мы ничего не делаем для Москвы? Мы просто служим!”

* * *

“Я офицер в третьем поколении, не могу получить жилье вот уже 13 лет. В 1989 году меня перевели в город Кагул, юго-запад Молдавии. В октябре 90-го многотысячная свора националистов ворвалась в наш город и начала все крушить. Мы с супругой поняли: нужно ехать в Россию. Но там нас никто не ждал. Обосновались мы во Владимирской области. Добрые люди дали комнату в бараке. Я с трудом устроился лесником, а жена пошла на ферму. Потом хозяйка барака по меркантильным причинам нас выселила, и мы поехали на родину, в Красноярский край, купив за 20 тысяч рублей комнатку у местных алкашей. С просьбой о постановке на квартирный учет для получения жилищного сертификата я обратился фактически в 2005 году. Мне сказали: “Поздно. Если до 1 января 2005 года вы не стояли на квартирном учете, то утратили право на жилье”.

…За годы службы в армии власти выделяли мне 11 служебных квартир, общежития я не считаю. При переводе к новому месту службы я всегда сдавал их. Не пропивал, не продавал, а как положено — сдавал государству, которое до 1 января 2005 года клятвенно обещало выполнить свои обязательства, но по формальным причинам от этого социального бремени отказалось.

Многоуважаемые, глубокопочитаемые граждане России! Умоляю вас, помогите нам обрести достойное жилье! Надежда только на вас. Нашим просьбам никто не внемлет и долгов не помнит...”