Восьмерых детей родила она, не отходя от своих буренок. В перерывах между схватками успевая надоить за три с половиной минуты по 16 литров молока. За что и получила в 27 лет два подряд ордена Ленина и Золотую Звездочку. Став одной из первых Героинь Соцтруда в стране всеобщего равноправия.
Вера Рыбачек. Лучшая доярка Советского Союза. Любимая колхозница Хрущева. Чей портрет в 50-х годах печатали на обложках советские журналы.
А теперь на старости лет о ней сняли кино американцы из Голливуда.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Самая известная женщина — Герой Соцтруда — Паша Ангелина, женщина-тракторист из-под Донецка. В 20 лет она организовала первую в стране женскую тракторную бригаду, бросив клич: “Сто тысяч моих подруг — на трактор!”
Член ЦК Коммунистической партии Украины, лауреат Сталинской премии, имела несколько орденов Ленина, 20 лет подряд — депутат Верховного Совета. Ее муж скончался от фронтовых ран в 1947-м. Больше замуж Прасковья не выходила, говорила, что главное для нее — поставить на ноги троих детей, Светлану, Валерия и Сталину.
У нее был мужской характер. Ее тянуло к машинам. А ведь первых женщин, кто рискнул сесть на трактор, в деревнях травили.
Прасковья Ангелина умерла в январе 1959 года от цирроза печени, заработав его тем, что постоянно дышала выхлопными газами и ядовитыми парами от трактора, было ей 46 лет...
Вторую Звезду Героя ей вручили практически перед смертью.
Никита Сергеевич обсуждал с ней на Пленумах ЦК полезность каши из кукурузы. Клим Ворошилов, закармливая на кремлевских банкетах дефицитными апельсинами, откровенничал: “Как жить, Вера? Хочется, хочется любить! А годы ушли. Только в объятиях не задуши, как бы мне не рассыпаться!”
Сегодня самой знаменитой доярке Страны Советов тоже уже 75.
Она живет на хуторе Нехаево Волгоградской области, в степной глуши. Ни на что не жалуется. Ни у кого ничего не просит. Никому не завидует.
А недавно даже вышла замуж за 94-летнего чекиста.
“Хочется о ком-то заботиться, а моих коров рядом больше нет”, — говорит героиня.
“Готов завтра жениться!”
…Сон ее был похож на молочную пенку. Кисельно-белый, непрозрачный и сладкий.
Как обычно, в половине четвертого утра, баба Вера вынырнула из него, открыв глаза. Последние шестьдесят лет она всегда вставала в этот ранний час, чтобы успеть на первую дойку.
Вот и коров в бывших колхозах давно уже всех на колбасу перевели. И не существует больше на этом свете их хозяйства Красное Сормово, что под Волгоградом. А она все так же вскакивает ни свет ни заря — привыкла!
Зазвонил телефон. Вера спустила босые ноги на пол.
— Вера Николаевна Рыбачек? Героиня Соцтруда и так далее и тому подобное, — прошамкала трубка старческим баритоном. — Я навел о вас справки — вы мне подходите.
— Куда подхожу? — не поняла баба Вера.
— В качестве жены. Меня зовут Михаил Васильевич Селиванов. Я — бывший контрразведчик, майор. Не пью и не курю. Недавно похоронил третью супругу. Но вдовствую временно, потому что готов хоть завтра на вас жениться. Я все про вас разведал. В порочащих связях замечены не были, работали на совесть. Так чего нам зря время на ухаживания терять, чай не молоденькие!
Потенциальный жених действительно выучил наизусть ее официальную биографию. Ту, что из Большой Советской Энциклопедии. Про 350 литров молока в день, 56 тонн в год со стада в 18 голов — больше в СССР не выдаивал вручную никто.
Что и говорить — завидная невеста!
Но это была только статистика. Не настоящая жизнь. Как она ее себе помнила.
...Любовь к коровам для Веры Рыбачек — все равно что любовь к родине. “Коровы — моя стихия!” — улыбается она.
Да и саму родину представляла Вера палевой Милкой с распертым от молока выменем, что лизнула ее, восьмилетнюю девчонку, возвращаясь как-то по вечерней зорьке домой с колхозным стадом.
Язык у Милки был шершавый, но ласковый. Провела по щеке — осталась красная полоса.
Ночью маленькой Вере приснился сон. Будто стоит она в распрекрасном дворце у широкой лестницы, по которой расстелена зеленая дорожка. Прямо как в фильме “Светлый путь”. И надо вверх подниматься, а боязно.
Подошел к ней сам товарищ Сталин и, за руку взяв, повел Веру за собой, в парадную залу.
А в той зале на стене — Верин портрет в полный рост. “Счастлива ли ты, Вера?” — спросил “отец народов”, поцеловал в ту же щеку, где красная полоса. И она проснулась.
“Размалинилась я в Москве”
— Глупости это, не сбудется сон, доча, — остудила мать, знавшая, что вожди с деревенскими девчонками не целуются. И быть ее Верочке по всему — как и ей самой — обычной колхозной дояркой.
Руки от бесконечных доек стерты в кровавые мозоли. На спине круглый горб. Живот надорван от неподъемных тазов с сеном и с силосом, что приходится таскать в стойла к коровам. Разве ж это работа для женщины — не для женщины, для русской бабы, и быка, и лошади, и мужика в одном лице...
Такое и в страшном сне не приснится.
Только сон-то Верин вещий сбудется!
В 27 лет, в конце 1958 года, ее признают самой лучшей дояркой в стране. И быком, и лошадью, и мужиком, значит.
Первая Верина фраза, когда повесили в Георгиевском зале Кремля на ее грудь Золотую Звезду, была не по бумажке, а по сердцу. “Что ж условия труда у нас в селе, товарищи, до сих пор как у бессловесных скотин? Ведь мы же — и коровы, и доярки, все едино — женщины!” — горячо произнесла молодая героиня, забыв про согласованную ранее речь о ведущей в труде доярок роли генеральной линии ЦК.
И рукоплескал Вериной отчаянной смелости полный зал. И подруга-узбечка, тоже героиня, собиравшая хлопок в среднеазиатском колхозе и вскоре убитая басмачами-баями, приглашала ее в гости.
Никита Сергеевич Хрущев повел Веру Рыбачек на банкет, спускаясь вместе с ней вниз по знакомой зеленой дорожке.
“Размалинилась я в Москве, первый раз в жизни настоящего коньяку выпила, что мне Климентий Ефремович Ворошилов в рюмочку за праздничным столом налил, прихожу в свой люкс — и чуть в ванне не захлебнулась, затычку вынуть забыла!” — усмехается баба Вера.
Наутро ей дали авто с личным водителем. Повез он ее по красавице-Москве, по музеям, театрам и спецмагазинам. Музеи и театры Вера не очень запомнила, а вот магазины — да, даже через полвека представляет она модные платьица и туфли на витрине.
Только машины мешали. Было их на широких проспектах столицы много. И все они бибикали. Совсем не так, как мычали дома коровы. Соскучились без нее, родненькие...
Это был Верин триумф.
Жаль только, что товарищ Сталин до него не дожил.
“Что с тобой, Вера?” — сказал Суслов
— Я всех своих детей возле коров родила. Когда на утреннюю дойку еду, растрясет меня в повозке, и в коровник уже с лялькой прикатываю, знамо дело, — усмехается баба Вера. — Бывало, обе мы рожали — буренка в сарае телилась, а в хате я. Два дня отлежусь, и снова к стаду.
Невзлюбили Веру сельчане. За то, что работать умеет.
Кому ж понравится, если ей одной и почет, и слава, и Золотая Звезда на высокую грудь?
Вдвойне досадно, когда сам при этом ничего не делаешь. А она, выскочка, своими повышенными обязательствами мешает людям спокойно получать трудодни.
Из Москвы героиня Вера везла целый чемодан женских панталон с начесом для лучших подруг, коллег-доярок, чтобы голые икры у тех зимой не мерзли, когда пустое ведро на дойке промеж ног ставят.
Подруги ее за ту заботу дюже возненавидели. Соседка Надька Кузнецова так каждому столбу рассказывала, что на самом деле трудится за Веру муж, это с ним вместе она коров поутру обрабатывает.
Вызвал Веру председатель и сообщил, что переводит ее от буренок к свиньям: “Хрюшки, чай, не доятся. Посмотрим, какая ты передовица!”
— Мне не так себя было жалко, как то, что он скотинушку мою в чужие руки раздал, — переживает Вера Николаевна. — Астру, Лизу, Миланку, Козюлю... Кто же их, как я, бережно подоит?! Я только дочкой Галинкой разрешилась. Мастит, грудь от молока расперло. И вот кинулась с температурой опять в Москву — к Суслову. Пробилась к Михал Андреевичу, а саму то в жар, то в холод бросает.
— Что с тобой, Вера? — растревожился Суслов и вызвал врачей.
“Коровок моих пусть вернут!” — бредила молодая мать, пока московские доктора с помощью обычного механического молокоотсоса, как доярки корову, приводили ее в чувство.
— Быть посему, — повелел всесильный секретарь ЦК. — Председателя твоего, Вера, с сегодняшнего дня переводим в рядовые скотники, а тебе вернем твое поголовье. Счастлива ли?
“Счастлива!” Больше ей от генеральной линии партии ничего и не надо было. Ни власти, ни славы, ни богатства.
Астра, Лиза, Миланка, Козюля — рядом. А еще — Сережка, Витька, Людка, Ольга, Галина, Марина, Надежда и Аня. Это уже родные дети. Все — Алексеевны и Алексеевичи, она женщина порядочная.
А всего у Веры Николаевны Рыбачек сейчас 52 потомка.
— Мужа Алешу не любила, но верна до самой его смерти была, — вспоминает Рыбачек. — Приехал он аж из самой Украины свататься. Мама спрашивает: “Пойдешь за него?” — “Я ж его совсем не знаю!” — “Неудобно, Вера, человека обратно несолоно хлебавши отправлять. Что он подумает?” Так и пришлось идти, неудобно ж...
Неудобно. Главный жизненный принцип нашей героини. Неудобно плохо работать. Изворачиваться, предавать и лгать. Поступать не по совести неудобно.
Когда неожиданно умер первый муж, оставив на ее руках восьмерых малых детей, Вера долго была одна.
Пока не появился на ее горизонте 94-летний чекист Селиванов. С самыми серьезными намерениями. Отказать ему в сватовстве героической бабе Вере показалось тоже неудобным. “Пускай живет!” — тряхнула она седой головой.
Рога пленительного счастья
Ну а как же любовь, баба Вера? Ведь нельзя без любви! И не только к коровам.
— Была у меня любовь, деточка, точно была, — спохватывается вдруг знаменитая бабушка. — Только поздно она пришла, вот я ее на порог и не пустила. Он был летчик, полярник, на Северном полюсе служил. Звали его Игорь. Познакомились мы с ним на курорте, в Сочи. Обоим под пятьдесят. Я детям свадьбы сыграла, внуков ждала. А он все в чувствах признавался, с собой звал. Но куда? На Северный полюс? А коровы? Так ничего изменить в своей жизни и не рискнула.
Льется на пол молоко из кувшина. Переполнен стакан.
Накрывает пуховым платком баба Вера свои стылые плечи.
Из соседней комнаты выплывает под кадриль 94-летний молодожен.
— Да что вы все о Верке да о Верке, вот она где у меня теперь сидит, — показывает он на кулак. — Простая женщина, можно сказать, неграмотная, деревенская. Это я ее облагодетельствовал. Расписался с ней в загсе. Лучше бы вы обо мне написали!
— Да пускай хорохорится, — машет рукой в его сторону баба Вера. — Разве ж это самое главное? Не одна я вечерами, детям своим не мешаю, деда вот кормлю и обстирываю, и то ладно!
Свадебным подарком жене старик решил сделать корову. Попросили продавцов, если возможно, показать товар в деле.
— А я уж сто лет никого не доила, как на пенсию вышла, — вспоминает баба Вера. — Села на скамеечку, вымя у лапушки протерла чистой тряпочкой, руки сами собой к коровьим соскам тянутся... Гляжу, через три с половиной минуты — прямо как раньше, плещется через край молоко в ведре.
Талант есть талант. Его не пропьешь, не продашь и не закопаешь, как клад, в землю. Продавцы рукоплескали.
— Пойдем-ка отсюда, Вера, — потянул вдруг за рукав старик Селиванов. — Что-то мне рога у этой парнокопытной не нравятся.
Так и не купил ничего невесте. Приревновал, видно.
А вдруг она, раз у нее снова корова появится, заботиться о любимом муже станет меньше?
Раз приехал в село Нехаево их бывший земляк, эмигрировавший в Америку и ставший там режиссером. Захотел он снять кино и про бабу Веру. “В чем мой секрет? — говорит на камеру главная героиня. — Наверное, что я людям зла никогда нарочно не делала. Что простила всех своих врагов. А еще всегда работала так, чтобы за мной переделывать никому не пришлось!”
Морщины на ее лице — общим планом.
А потом мозолистые пальцы. Полное ведро подле голых ног.
И счастливая улыбка — на весь экран.
Фильм получил приз на международном кинофестивале как независимое кино. Иностранцы ведь любят смотреть про этих “странных русских и их загадочную душу”.
Мозоли на руках бабы Веры вполне вписываются в эту их иностранную концепцию.
На премьеру в местный дом культуры сбежалась вся деревенская общественность. Постаревшая Надька Кузнецова, уперев руки в боки, загородила собой экран, недовольная. “Я ничем не хуже Верки — за что ей до сих пор такой почет? Разве есть справедливость?”
И так это было смешно, и глупо, и совсем не важно — после бабы Вериной-то улыбки...
...Давно уж нет на карте страны, что гордо величала своих граждан Героями Труда. Нет на свете и большинства из тех героев.
И мы, их потомки, работаем теперь не за звание, а за деньги. Наверное, так оно и правильнее.
Концепция изменилась.
А она по-прежнему живет на своем хуторе. Бывшая любимая доярка Хрущева, наливающая полный бидон молока в дорогу.
“Бери больше, я сама молока и не кушаю. Это все для гостей, для деда моего, — приговаривает Вера. — За всю жизнь вот ни граммулечки не выпила, не могу почему-то...”
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Сегодня система государственных наград России включает 26 орденов и 12 медалей. Но в этой системе нет ни одной награды со словом “труд”. Хотя некоторые политики считают, что учреждение звания Герой Труда России — крайне важно.
Первым Золотую Звезду с серпом и молотом получил Иосиф Сталин, вторым — оружейник Дегтярев. Третьим указом награждались авиаконструкторы — Яковлев, Туполев, Поликарпов. За полвека существования награды ею были удостоены около пяти тысяч человек. Две трети из них — мужчины. Последним Героем Соцтруда перед распадом Союза стал метростроевец Алексей Левин. При Ельцине бывшие Герои почти не имели никаких привилегий и прибавок к пенсии. Три месяца назад президент Путин вернул им старые льготы и установил пенсию в размере около тысячи долларов.
