Льва Новоженова выгнали из института за аморалку

“Меня тянуло в дурные компании — водка, женщины и т.д.”

Популярный телеведущий Лев Новоженов кажется человеком ну очень успешным. Вроде все у него в шоколаде. Но, может, потому все так здорово сейчас, что не слишком хорошо было в детстве.
А детство действительно у Новоженова выдалось, мягко говоря, трудное. Впрочем, сейчас он вам обо всем очень подробно расскажет. И очень откровенно.

В черте оседлости

— Какого самого далекого своего предка вы знаете?

— Я слышал про прадедушку. Он был почтальоном. Жил, естественно, до революции. Тогда почтальон считался важной должностью, и называлась она красиво — письмоводитель. Он еще и деньги носил. Это мой дедушка по маминой линии. А предки со стороны отца магазин держали. Они были из обеспеченной семьи.

— В каком городе они жили?

— Одни — в Моршанске Тамбовской губернии. Там еще знаменитая махорка выпускалась. А другие — в еврейских местечках на Западной Украине, в черте оседлости.

— Вы мне как-то говорили, что дедушка ваш был сапожником.

— Совершенно верно. Но сапожник — это человек, который чинит обувь. А дедушка ее шил, поэтому называл себя модельером.

— Но вы еще говорили, что сапожник — очень философская профессия, поэтому ваш дед был еще и философом.

— Ну естественно. У Сталина тоже отец был сапожник. Были еще сапожники, которые работали на улице, их называли холодные сапожники. А еще их называли холодными философами.

— Помню, как-то я поехал к вашей маме. Позвонил и ахнул: дверь мне открыла… Лев Юрьевич Новоженов в женском обличье.

— Да, она похожа на меня.

— Или вы на нее. Расскажите, пожалуйста, про маму и папу.

— Папа у меня был журналистом. У него было два места работы — газета “Брянский комсомолец” и газета “Советская торговля”. А мама по профессии художник-график, закончила полиграфический институт. В последний год перед пенсией она работала в промышленной графике, делала товарные знаки. Это очень сложная работа, которая всегда хорошо оплачивалась, особенно в советские времена.

— Вы родились в Москве. Братья-сестры у вас есть?

— Родных нет, но есть сводный брат и двоюродные.

— Ну вспомните детство золотое. Как вас воспитывали?

— Мои родители родили меня в очень юном возрасте, маме было 18, папе — 19. И, конечно, по большому счету им было не до меня. Они меня перекидывали бабушкам и дедушкам. Мое раннее детство проходило в разных городах, поскольку дедушка у меня был военный. Я жил в оккупированной Германии в военном городке, у другой бабушки с дедушкой — в Харькове, еще в Брянске… Школы все время менял. В общем, детство пестрое было.

— То есть родителей вы почти не видели?

— Они очень недолго жили вместе. Отец после института получил распределение в Брянск, мать некоторое время пожила с ним там, а потом они развелись. А дальше у меня были мачеха, отчим, все по полной программе. То есть сначала я пожил с мачехой, а потом меня мать забрала, и у меня появился отчим.

— И какие воспоминания у вас остались о мачехе? Как вам жилось в новой семье отца?

— Мачеха тут же родила мне брата Мишу. Его нужно было воспитывать, он был маленький, и меня гоняли туда-сюда. Еще мачеха все время хотела поправиться, и я помню, что покупал ей пиво.

— А к вам она как относилась?

— Ну мачеха есть мачеха. Ничего плохого не хочу говорить. Годы прошли, отца уже нет, мы как-то примирились. Иногда мы видимся. Вот последний раз — на годовщину смерти отца.

— Сколько лет вы жили в той семье?

— Года два.

— Хорошо ли вам было?

— Конечно, не очень. Отец работал в газете, был обижен на мать, потому что она от него ушла к другому мужчине. Но мачеху и своего второго сына он любил. Им всем было не до меня, так что мое детство проходило больше во дворе, чем в семье.

— Но почему вас сначала взял отец, а не мама?

— Он меня не взял, просто мать уехала и не вернулась.

— Ну а с братом Михаилом, который младше вас на 10 лет, вы сейчас поддерживаете отношения?

— Да, я его очень люблю. После того как меня забрала мать, мы долго не виделись и снова повстречались, когда он был уже довольно взрослым. Мы стали видеться, хоть и не так часто. А когда совсем повзрослели, стали дружить. И сейчас дружим.

— Чем он занимается?

— Миша закончил французскую спецшколу, а потом фармацевтический факультет. Сначала он работал фармацевтом, а теперь занимается похожим делом, но уже в соответствии с новыми временами — продает французскую косметику. Постоянно ездит во Францию, знает язык.

— Ну а как вам жилось уже в семье мамы?

— Очень сложно. Мама с отчимом были молодожены. Квартиры не было, мы все жили в одной комнате, которую снимали. Спал я на раскладушке. Я почти все детство спал на раскладушке. Отчим у меня был очень строгим человеком.

— А что у него с пятым пунктом?

— Нет, он Курочкин. Но все друзья у него были евреи.

— Получается, что во всех семьях вы чувствовали себя неуютно. А с мамой на протяжении жизни у вас менялись отношения?

— Мама у меня была красавицей, поэтому она никак не может привыкнуть к тому, что уже немолодая. Она комплексует. Отчим умер, мать осталась одна. Так что все довольно-таки грустно. А когда мама была молодой, меня принимали за ее брата. Но дети же старят родителей, особенно женщины по этому поводу переживают. Ведь дети выдают их настоящий возраст, а им всегда хочется быть моложе.

— Так что же у вас было с мамой?

— Шлейф семейного конфликта протянулся через всю нашу жизнь. Мать испытывает чувство вины передо мной, а я то же самое испытываю перед ней. Вот так мы и живем.

“Слесарь пил водку, я работал за него”


— Я так понимаю, что в таких условиях вы всегда стремились к самостоятельности.

— Да, в 14 лет, после 8-го класса, я пошел работать на завод. Это был маленький электротехнический завод, на котором когда-то еще мой дедушка работал. Был учеником слесаря, зарабатывал 40 рублей в месяц. Слесарь пил водку, я работал за него. Руки у меня всегда были грязными, битые-перебитые. А потом я еще на многих заводах работал, был слесарем-сборщиком, слесарем-ремонтником. Даже плотником-бетонщиком был.

— Да, рабочая косточка. Но разве мама вас не гнала учиться, учиться и учиться?

— Все время пилила, но я учился в вечерней школе. Из нашего класса вышли три профессора, тьма кандидатов наук, физики-теоретики. Сейчас это очень известные люди. Ну а потом я поступил на истфак МГПИ им. Ленина и ордена Ленина. Но меня из него исключили через полгода.

— За что?

— За аморалку и академическую неуспеваемость.

— И почему же вы оказались таким аморальным?

— Меня все время тянуло в дурные компании, водка, женщины и т.д.

— Понятно. А драки тоже происходили?

— И драки. Чего там только не было.

— Для вас исключение из института стало трагедией или драмой?

— Меня исключили с правом восстановления, если я привезу положительную характеристику с комсомольской стройки. Так я оказался в городе Ачинске Красноярского края на строительстве глиноземного комбината среди условно освобожденных зэков. Там же лагеря вокруг. Ну еще комары, мошка — все прелести.

— Ну так в результате вам дали положительную характеристику?

— Я не стал ее дожидаться, потому что там было страшно и мерзко.

— И вы оттуда свалили?

— Свалил. На свой страх и риск. Все бросил и уехал. Работал курьером в “Вечерней Москве”, куда меня по блату устроили. А потом поступил в полиграфический на редакторско-издательский факультет.

— И здесь вы уже были не таким заядлым хулиганом?

— Я уже начал писать в газету, потому что все время хотел быть как отец. А он Литинститут закончил.

“Любой человек в присутствии Марины чувствует себя негодяем”


— Лев Юрьевич, сколько раз вы были женаты?

— Дайте посчитать. Вот сейчас я женат четвертый раз.

— То есть Марина — это четвертая. А что вы скажете о своих предыдущих супругах?

— Они все были милые, но за небольшим исключением.

— Давайте начнем с небольшого исключения.

— Мне не хочется говорить плохое, они же все это прочитают. Обидятся, а мне никого обижать не хочется.

— Ну а что по поводу милых?

— Была у меня такая замечательная жена Лора. Но все самые исключительные душевные качества вобрала в себя Марина. С ней мы уже вместе 27 лет.

— А что же Лора?

— Она очень милая женщина, хорошо готовила. С ней мы прожили шесть лет. А потом я влюбился в Марину и ушел к ней.

— А до Лоры-то что было?

— Ну это были скоротечные браки — два года, полгода.

— Значит, Марина — это лучшее из всего того, что вы видели?

— Да, и жизнь это подтверждает каждый день.

— Так в чем преимущество Марины по сравнению с другими вашими женщинами?

— Она человек исключительной честности, благородства. Она замечательная, фантастическая мать. Самоотверженная. Она человек порядка во всем: в чувствах, в хозяйствах.

— И как же она вас удерживает все 27 лет?

— Это исключительно ее заслуга. Дело в том, что любой человек в присутствии Марины чувствует себя негодяем.

— И вы тоже?

— И я тоже.

— Так это же тяжело все время так себя чувствовать?

— Ну а что делать.

— То есть вы хотите сказать, что Марина святой человек?

— Если без богохульства, то да.

— А что дети?

— У меня их двое. С Мариной у нас общая дочка Саша. Еще есть сын Игорь от второго брака. Ему уже 34 года, он в Нью-Йорке живет.

— Как часто вы видитесь?

— Сюда, в Россию, он не приезжает, а когда я бываю в Америке, то всегда прихожу к нему.

— И какие у вас отношения?

— Хорошие, но мы ведь почти не жили с ним вместе. Когда я ушел, ему всего два года было. А это наложило свой отпечаток. Игорь очень похож на меня, у него те же самые мои слабости.

— А сколько сейчас лет вашей дочке?

— Саше 26. Она художник, закончила школу графического дизайна, искусствоведческий факультет МГУ. Я ее очень люблю. У меня же и внучка есть, Сашина дочка. Зовут ее Ида, ей три года. Прелестный ребенок.

— И какой вы дедушка: правильный или неправильный?

— Да я вообще далеко не образец.

— Не знаю, не знаю: бывает человек в чем-то не образец, но вдруг в нем просыпаются такие таланты…

— Меня мать ругает: “Что ты на себя наговариваешь?” Но могу сказать, что я в абсолютном восторге от своей внучки! Когда мы встречаемся, для меня это праздник. Всегда. А еще у меня потрясающий зять, музыкант, заканчивает консерваторию. Я с ним очень люблю выпивать.

— Вы дома хозяйством занимаетесь? Ну типа мусор вынести, в магазин сходить, пропылесосить?

— Нет, никогда в жизни.

— Это принципиальная позиция?

— Нет, просто так получается. Я терпеть не могу пылесосить, ходить в магазины… Я из магазина приношу пачку пельменей, не более того. И бутылку водки.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру