Пятиэтажный дом в неоклассическом стиле создан по проекту молодого Ивана Германа, художника-архитектора, уроженца Киева, обученного зодчеству в Москве и Петербурге. За недолгий срок до начала мировой войны он успел построить десять домов в центре города, только в 1913 году их насчитывалось пять. Среди них дом 14/6 по Покровскому бульвару. На его фасаде, как в ХIII веке, появился портик, колонны коринфского стиля, а на третьем этаже повис декоративный единственный балкон.
Дочь Морозовых Юлия, по мужу Крестовникова, жившая поблизости, долго добивалась права освоить именно этот участок. Хотела, пользуясь стройкой, снести ночлежный дом с призывами на фасаде крупными буквами: «Не пить», «Не петь», «Не шуметь».
Перед ночлежкой каждый вечер в любую погоду собиралась толпа бездомных бродяг и нищих. Это сборище оборванцев запечатлел художник Маковский на картине «Ночлежный дом», хранимой в Третьяковской галерее. В заснеженном переулке на переднем плане стоит в шляпе, обмотанный шарфом, и с папкой для рисунков подмышкой творец картины «Грачи прилетели», великий художник Саврасов, умерший в этом доме от запоев.
Ночлежку, пользовавшуюся дурной славой, посетил после Хитрова рынка Лев Толстой и, потрясенный увиденным, в статье «Так что же нам делать?» вопрошал: «Взойдя на гору, мы подошли к угловому большому дому. Большинство людей, шедших со мною, остановилось у этого дома. По всему тротуару этого дома стояли и сидели на тротуаре и на снегу улицы все такие же люди. С правой стороны входной двери — женщины, с левой — мужчины. Я прошел мимо женщин, прошел мимо мужчин (всех было несколько сот) и остановился там, где кончалась их вереница. Дом, у которого дожидались эти люди, был Ляпинский бесплатный ночлежный дом. Толпой людей были ночлежники, ожидающие впуска. В 5 часов вечера отворяют и впускают. Сюда-то шли почти все те люди, которых я обгонял».
Юлия Крестовникова, жившая у ночлежки, как писала ее внучка Елена Иванова: «Много лет боролась с этой «язвой» в переулке, где почти все дома были в собственности у семьи Морозовых».
Усадьбу в Трехсвятительском переулке, выходившей фасадом на Покровский переулок, купили Морозовы у Кокорева в подарок дочери Юлии по случаю обручения с Григорием Крестовниковым. Его отец был компаньоном ее отца, Тимофея Морозова.
Семьи подружились и по случаю бракосочетания совершили длившееся два месяца путешествие по Европе, побывав в Париже на Всемирной выставке.
Счастливая жизнь Юлии Тимофеевны Крестовниковой омрачилась после тяжелых родов, у нее отнялись ноги. Несмотря на лечение за границей и у лучших российских врачей, болезнь приковала к инвалидной коляске. Тем не менее Крестовникова прослыла одной из самых успешных застройщиков. Как вспоминала внучка: «У бабушки была мания строить дома. Строились они беспорядочно. Не успели достроить новый, как у старого текли крыши. А их было немало — весь большой Трехсвятительский переулок был наш».
Появилась еще одна потребность — облегчать страдания больных. На средства Крестовниковой построили и полностью оборудовали корпус Старо-Екатерининской больницы для лечения хронических больных. Там же позже, благодаря ей, открылись два корпуса: для нервных больных в память брата Саввы Морозова, покончившего жизнь самоубийством, и родильный приют.
От имени покойной матери дочь просила у Московской городской думы разрешения построить ночлежный дом на 800 человек. Пятиэтажное здание сооружено на Пресненском Валу. Она же, согласно завещанию, возвела Биржу труда по имени отца Тимофея Саввича Морозова у Каланчевской площади, у трех вокалов, куда прибывал народ в поисках работы в Москве.
Один из домов усадьбы Морозовы во время мировой войны передали под госпиталь и оплачивали его. Благодеяния купцов не имели никакого значения для установившейся советской власти. Стариков Крестовниковых всего лишили и выселили с Покровского бульвара. По словам внучки Елены Ивановой: «Деда с бабушкой перевезли на чью-то, не помню, квартиру. Дед помирал трудно и долго. Было жалко видеть бабушку вечно в слезах». Юлия Тимофеевна скончалась в 1920 году. Ее и мужа похоронили в Покровском монастыре, где все погребения стерты с лица земли.
Кто жил в доме на Покровском бульваре, 14? Путеводители, ни те, что издавались до 1917 года, ни те, что выходили в советской Москве и публикуются до сих пор, ответа на этот вопрос не дают. Благодаря собранию адресов замечательных москвичей Дмитрия Иосифовича Бондаренко я могу вспомнить несколько имен.
Первым назову Григория Александровича Крестовникова, члена Государственного совета и члена ЦК партии октябристов.
Расстрелять его не успели, он умер в 1918 году. Выпускник физико-математического факультета Московского университета опубликовал в студенческие годы несколько научных статей по органической химии. Наукой заняться не пришлось. Возглавил семейную фирму, входил в правление известных компаний. Пользовался уважением в купеческой среде. Возглавлял Московский купеческий банк, Комиссию экспертов на Всероссийской выставке в 1896 года. На Всемирной выставке в Париже награжден орденом Почетного легиона. Царь возвел купца в потомственное дворянство в ранг действительного статского советника.
Воспоминания внучки дают представление, каким влиянием пользовался ее дед, депутат Государственной думы:
«На обедах у деда бывали председатель Думы Гучков, министры Коновалов, Сазонов, Коковцев, Керенский… Законопроекты деда были в основном посвящены улучшению быта крестьян и рабочих и защите лесов от бездумной вырубки.
В Госдуме Григория Александровича уважали за острый язык. Однажды обсуждался вопрос о размере ссуд крестьянам при выделе. Дед говорил, что такой ссуды крестьянину «хватит только на могилу».
Жильцы центра Москвы второй раз пережили ужас террора в 1937–38 году. Не стал исключением Покровский бульвар, 14. Если на фасадах появятся доски с именами погибших, то в этом доме назовут двух жильцов. Драматурга Григорьева-Истомина, Николая Александровича, чья пьеса в «Сестры Кедровы» в 30-е годы прошла во всех театрах страны. И Грановского, Михаила Александровича, построившего и возглавившего до мировой войны Березниковский химический комбинат стратегического значения. Его наградили за эту стройку орденом Ленина. Переведенного в Москву директора назначили начальником строительства всех железных дорог СССР. Награждают орденом Трудового Красного знамени, дают квартиру в Доме на набережной, избирают на ХVII съезд партии. И, как многих делегатов после триумфа в Кремле, невзирая на заслуги и ордена, обвиняя в контрреволюционной деятельности, выносят смертный приговор и расстреливают в тот же день.
Жительница дома артистка Елизавета Петренко прославилась в начале ХХ века как меццо-сопрано в Мариинском театре, где исполнила сорок партий. Ее чарующий голос записали на пластинки в Санкт-Петербурге. В Париже выступала в «Русских сезонах» с Шаляпиным, получила орден Серебряной пальмы Парижской академии и приглашение в «Гранд-Опера», где пела с Энрико Карузо. Переехав в Москву, преподавала пение, заведовала кафедрой вокала в Московской консерватории. До конца дней тридцать лет прожила на Покровском бульваре, 14.
Композитор Мариан Коваль поселился на Покровском бульваре в 50-е годы. Тогда его песни, арии из опер, оратории звучали на радио Москвы в исполнении лучших артистов. Его дед дирижировал церковным хором в Нижнем Новгороде. В Московской консерватории в будущее студента поверил классик Николай Мясковский, заслуживший четыре Сталинские премии — две при жизни и две посмертно. «Что касается Вас, — писал композитор Ковалю, — то мне кажется, что если Вы не знаете, то должны чувствовать мое отношение к Вам и Вашему творчеству, чтобы хоть минуту сомневаться в моем самом горячем желании помочь Вам во всех Ваших планах и начинаниях…» Мясковский обязан Ковалю темой, подсказанной им и воплощенной в 12-й симфонии, названной «Колхозной».
Известность принесла Ковалю детская опера «Волк и семеро козлят». Писать такую музыку больше не стал. Далее последовали три оратории. Одна из них, «Чкалов», сочинена в эвакуации на Урале на стихи летчика, художника и поэта Василия Каменского. В содружестве с ним написана опера «Емельян Пугачев», поставленная в блокадном Ленинграде в Кировском, ныне, как прежде, Мариинском театре. За нее Коваль удостоился Сталинской премии. Всю премию, 100 000 рублей, перевел в Фонд обороны. Вслед за кантатой «Поэма о Ленине» сочинил на сюжет Пушкина оперу «Граф Нулин» в 1949 году.
С тех пор крупных сочинений не появилось. Мариан Коваль боролся с «формализмом» в музыке. Назначенный редактором журнала «Советская музыка», в трех номерах дал статью «Творческий путь. Д.Шостакович». Ее признают политическим доносом. За ней последовала статья «За большевистскую партийность в советском музыкознании». Яростная борьба с Шостаковичем, Прокофьевым, учителем Мясковским длилась до смерти Сталина.
Хорошо помню замечательную музыку песни Коваля о Ленине, которую исполнял много лет по радио детский хор:
Собирайтесь, собирайтесь
Под знамена Ильича,
Наша юность непреклонна,
Наша юность горяча.
Музыку Мариана Коваля высоко ценил Георгий Свиридов.
Пять лет композитор руководил хором имени Пятницкого.
Время автора ораторий и оперы «Емельяна Пугачева» ушло. И он — вместе с ними.
Корифей сценографии Валерий Левенталь на Покровском бульваре получил квартиру в 70-е годы, когда прославился. Имя сделал вскоре после окончания ВГИКа, дебютировав в театре имени Ермоловой и Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко.
Впервые балеты «Золушка» и «Ромео и Джульетта» оформил в Новосибирском театре оперы и балета. После чего получил приглашение в Большой театр, где блистал тридцать лет как постановщик и главный художник.
Не порывая с Большим, ставил спектакли во МХАТе, а после его раздела остался в Художественном театре вместе с Олегом Ефремовым. На этой сцене оформил все его чеховские постановки: «Чайку», «Дядю Ваню», «Вишневый сад» и «Три сестры». Ставил пьесы в Малом театре, театре «На Бронной», Сатире…
Левенталь пользовался мировой славой, его приглашали Ла Скала в Милане, «Коммунале» во Флоренции, «Комише опер» Берлина, театры Варшавы, Софии.
Последней прижизненной работой Левенталя в Большом театре стала детская опера «История Кая и Герды». Декорации балета «Дон-Кихот» он не увидел. В 2015 году великий сценограф умер в Америке в кругу семьи на своей ферме, где жил в конце жизни, преподавая в Йельском университете и занимаясь живописью.
Юлиана Саушкина, бывшего жильца дома 14, я видел не раз, когда он, будучи профессором, приезжал на мотоцикле на географический факультет Московского университета на Моховой. Его имя с придыханием произносила преподавательница географии, которой я сдавал экзамен в МГУ. Первую научную статью по результатам экспедиции на Дальний Восток Юлиан опубликовал в 23 года. С тех пор не раз поражал ранним успехом. В 26 лет защитил кандидатскую диссертацию. Его заметил и благословил патриарх экономической географии, автор школьного учебника Николай Баранский и пригласил в Московский педагогический институт им. Ленина, где передал ему свою кафедру. В 29 лет Саушкина назначили деканом географического факультета. В 30 лет он ушел добровольцем на фронт, в дивизию народного ополчения.
В Москву вернулся после тяжелого ранения. Докторскую диссертацию защитил в 36 лет и опубликовал ее в книге «Географические очерки природы и сельскохозяйственной деятельности населения в различных районах СССР». Ее высоко оценил академик Берг: «Ю.Г.Саушкиным осуществлен замечательный труд, подобного которому в нашей литературе еще не появлялось…» Год спустя молодой профессор возглавил кафедру экономической географии Московского университета, которой заведовал 33 года.
Книга Саушкина «Москва» в красной коленкоровой обложке попала мне в руки много лет назад. Она вышла у автора в 44 года и обрела долголетие. По этой книге я изучал город. Она выходила неоднократно на русском языке, ее перевели на английский, японский, испанский и болгарский.
Юлиана Саушкина ученики не забывают. В начале ХХI века издал о нем книгу «Ю.Г.Саушкин. Биографическое описание» Сергей Лавров, президент Русского географического общества.
На Покровском бульваре Юлиан Саушкин жил в юности. Когда построили Московский университет на Ленинских горах, профессор получил квартиру в корпусе «М», одном из четырех, предназначенных преподавателям МГУ.
